Гражданская война

Александр Карнишин Дир
- А вот интересно,- сказал он, аккуратно вставляя патроны в неудобный старый дисковый магазин.- Если вот тараканов, предположим...
- Что?
- Ну, вот если тараканов одну половину регулярно посыпать дустом, а другую, наоборот, подкармливать - они тогда начнут друг друга грызть?
- Думаю, нет,- я даже заулыбался, представив такой способ борьбы с тараканами.
- Значит, мы не тараканы,- он удовлетворенно кивнул давно немытой головой и с щелчком примкнул магазин к старому "ручнику" ДП.
Илья у нас был недавно. Большой, сильный, молодой. Ему все было в радость: и марш-бросок, внезапный бой, и сама эта неторопливая подготовка к бою, и завтрак с ужином, где ему давали дополнительную порцию.
Вот за рост свой и силу, которой сам как будто стыдился немного, ему сразу дали не автомат и не винтовку, а пулемет. Из старых запасов, со складов. А меня поставили к нему вторым номером. А заодно – дядькой-воспитателем. Так и сказал замполит:
- Ты, Семеныч, у нас тут самый старший. Да еще и из учителей. Вот тебе, считай, ученик. Постарайся, чтобы парень выжил в первых боях. Поучи его.
Я старался. Парень – выжил.
Я учил его, как менять позицию. Как эту позицию выбирать, долго и тщательно рассматривая все подступы. Как заранее готовить еще две-три лежки, чтобы можно было в момент -  кувырком, на четвереньках, ползком добраться туда и, пристроив пулемет, снова поддержать своих.
С ручным пулеметом позади отряда хорошо. Он тебе и пулеметную точку подавит на расстоянии, и прикроет отступающих бойцов, если что. Плохо только, что магазин у него малой вместимости. На хороший бой никак не тянет. Приходится постоянно таскать в сумках пять-шесть снаряженных круглых неудобных железяк – тяжелое дело.
В свободную минуту у нас с ним, бывало, начинались всякие умные разговоры. Илья впитывал любую информацию, как губка. Вот только с терминами… Да и вообще – с каким-то фундаментом в образовании было у него совсем никак, похоже.
- А что это – относительность?- вдруг поднимал голову.
Я хотел сначала пошутить насчет того, что относительность – это совсем не то, чтобы отнести что-то куда-то. Но посмотрел на него – ждет ведь ответа!
- Относительность, спрашиваешь? Ну, как тебе объяснить, неучу…,- смеюсь, чтобы не обидно было.
- Я пять классов закончить успел!
Ага. Все-таки успел зацепить мирное время. Учился, говорит. Но – всего пять классов. И гордится этим.
- О! Так это ты просто молодо выглядишь, понятно. Значит, целых пять классов?- я тяжело вздохнул, глядя поверх сосен на красную полосу заката. – Это, знаешь, совсем хорошо. Это просто здорово, что ты уже грамотный. Но вот относительность…
Как пятикласснику рассказать теорию относительности? Или ему просто надо определение усвоить? Чтобы в разговоре понимать, о чем командир сказал или замполит?
- А давай, я тебе лучше на примерах! Вот, скажем, дать тебе один сухпай – это много или мало?
- Один? Мало, конечно,- тут он в себе уверен.
Ему один сухой паек – так, размяться перед хорошим ужином.
- А если пять сухих пайков?
- Натовских или наших?- заинтересовался Илья.
- Предположим, натовских.
- Тогда… Ну, тогда вроде как нормально, но все равно мало.
- А сто пайков?
- Да где ты здесь возьмешь сто пайков, Семеныч?
Он быстро перенял от всех в отряде это обращение к старшему по возрасту на «ты» и по отчеству. Да я и сам давно привык к такому.
- Ты вот в школе задачки решал про яблоки, да про груши – там же яблок не было? Вот и представь себе сто сухпаев. Натовских. Со сроком еще на пять лет вперед. Сто! Это тебе как?
- Много. Жаль, конечно, что нету столько, но все равно много. Куда мне их деть? Их же с собой не потащишь. И закопать – а когда я потом вернусь к схрону? Нет. Сто – это много.
- Ну, вот. С пайками решили. А теперь другой пример – патроны. Один патрон – это как?
- Один – по-любому мало!
- А если уже пять?
- И пять – мало.
- Ну, а сто, к примеру?
- Сто? Какой калибр, подо что?- тут он специалист.
У нас все специалисты по оружию, да по патронам, да еще по взрывчатке некоторые специализируются.
- Скажем, сотка семь шестьдесят вторых, стандартных – под «калаш». Ну, как?
- Под «калаш»?- он задумался буквально на мгновение.- Мало будет сотки. Тут бы тысячу – хорошо будет. Или даже еще больше. Цинка четыре в рюкзаке запросто можно унести. Они быстро расходятся.
Четыре цинка – запросто? Это ему запросто. Я бы и с одним спину набил, намучился.
- Вот это и есть относительность. Мы говорим «мало» или «много» всегда относительно того, о чем говорим. Предположим, если их будет рота – это для нас сейчас много, например. А вот если нас будет даже целый полк – все равно будет казаться мало.
- Это потому что у нас полки маленькие? Это имеешь в виду?- он подозрительно косится и морщит лоб, ища скрытый в словах смысл.
- Это потому что относительность. Ясно тебе?
Вроде бы кивает. Относительность, кажется, понял. Что еще вдруг прилетит в эту круглую большую голову? Каким вопросом задастся ни с того, ни с сего?
Вчера мы дали бой местным белоповязочникам. Устроили засаду, и когда они двумя машинами пылили по своим полицейским делам, врезали из всего, что было в отряде. Пулемет Ильи в ближнем бою прошивал бронебойной пулей двигатель. Все, никуда не денутся. А потом расстрел мечущихся на открытом пространстве фигур. Я себе давно, еще в самом начале, внушил, что стреляем – по фигурам. Как будто экран перед нами – и по экрану стреляем. Мишени такие. А иначе никак. У меня по возрасту могли быть выпускники как с той, так и с этой стороны. И чему я их, выходит, учил? И зачем, собственно?
Да, собственно, зачем? Вот придут такие Ильи, выкосят тех, кто учился. И что дальше?
- Илья, а вот закончится война, что тогда делать будешь?
- Да когда она еще закончится?- он спокоен.
Почистил свой пулемет, смазывает его, щелкает затвором.
- Ну, все же… Вот старая война, которая в истории, четыре года шла. Но там еще и иностранцы разные вмешивались.
- Так и у нас тут иностранцы. Что, нет их, скажешь?
- И у нас, да. Но ведь - всего четыре года!
- А, ты в этом смысле. Ну, да. Четыре – это мало совсем. У нас страна-то большая.
Это он знает, что страна у нас большая. Только где та большая страна? Где она?
- А если посмотреть на другие страны, например на Афганистан…
- Это где?- смотрит удивленно.
- Это далеко, на юге. А ты географии не знаешь совсем, что ли?
- У нас до географии не успели дойти.
- Ага. Пять классов, ты говорил. Помню. Ну, в общем, горная такая страна. Там была сначала революция, потом в победившей партии стали друг с другом грызться, а потом позвали на помощь. Ну, и пришли, значит – сначала наши, а потом и все остальные.
- Наши – это какие же?- настораживается с чего-то.
- Ну, не наши, которые наши, которые сейчас наши. Тогда еще был Советский Союз.
- А-а-а… Совок! Понятно.
- …Совок. Ну, да. Так в том Афганистане все еще воюют.
- Вот я и говорю, Семеныч – некогда тут думать о том, что будет после. Нам еще воевать и воевать до полной победы над всеми врагами.
- Но все же? Вот, представь, наступило счастливое время. Победили мы всех врагов. Всех-всех, представляешь?
- Эх, хорошо!- мечтательно улыбнулся Илья.
- И что ты же тогда делать будешь?
- Ну, не знаю даже,- и рука в затылок.
- Я вот, если выживу к тому времени, и если в силах еще буду, снова в школу пойду, наверное. Учить детей буду. А ты? Вот, если представить, а?
- А я кроме как стрелять ничего пока вроде не умею. Зато стреляю хорошо.
Стреляет он действительно очень хорошо. Рука крепкая, держит любой ствол – не дрожит. Из мелких пистолетов бьет – даже отдачи не видно. Как зажмет в своей ручище… Вот стрельбе учиться или сборке-разборке – у него получается сразу. А всякие предметы, что в школе не успел – с трудом. И географии не знает, выходит. И истории.
Вечером у костерка, отгоняющего дымом от наваленной на него сырой зелени мелких кровососов, так и тянет на разговоры. Ну, интересен мне этот Илья. Кто, да откуда, да как такой вырос в наше непростое время.
- Вот, предположим, Илья, взяли тебя в плен…,- начинаю я издалека.
- А хрен им по всей морде – не хочешь? Пусть сначала догонят!
Смеется. Весело ему.
- Это такое предположение. Как в физике или в математике какой… Помнишь, про относительность разговаривали? Вот тут так же. И вот ты, значит, в плену. И вдруг оказывается, что это не наши, то есть не люди вовсе, а какие-то прилетевшие инопланетяне.
- Как Хищник? Я смотрел. Там тактика нормальная у спецов.
- Ну, вроде того, да. И вот они тебя взяли. И того, с той стороны – тоже одного взяли. Такого же крепкого, молодого, энергичного.
- Ага. А потом устроили бой до смерти? Я такое читал.
- Нет, погоди. Они просто вас поставили рядом. И вот сидит их самый главный и вопросы задает вам по очереди. А без очереди ты ничего не говоришь, только слушаешь. Спрашивает он тебя: за что воюешь?
- …
- Нет, ты отвечай, отвечай!
- Ну, как это… Вот – против них, значит.
- А за что?
- Ну, чтобы свобода, значит, была всякая. И страна моя, чтобы богатая и сильная и вообще. И чтобы всяких сук-воров  не было…
- Стоп. Хватит пока. Тут этот чужой поворачивается ко второму пленнику и спрашивает: а вы, милсдарь, следовательно, за то, чтобы свободы не было, чтобы страна была слабая и бедная, и чтобы везде на всех постах – суки-воры? Он еще так это произносит с акцентом – «суккиворры». А тот, вытаращив от удивления глаза, кричит и в грудь себя бьет: да вы что? Да я за Родину нашу пасть порву! Да я за сильную и богатую страну! Я за народ и против ворья! Я за настоящую свободу!
- И чо?- замирает Илья.- Я как-то даже не понял… Это ты к чему так вот говоришь?
- Да так просто, пробило что-то на разговор.
Действительно пробило. Все равно, как с малым ребенком обсуждать взрослые проблемы.
- Сходил бы ты лучше к замполиту, Семеныч. Вот ей-ей – сходил бы. А то в бою вдруг тебя на поговорить пробьет, а у меня как раз заклинит. И как тогда мы будем? Или, давай, лучше я схожу, а?
- Да не стоит. Не надо. Я же так просто. Для примера.

На утреннем построении замполит кричал с натугой, краснея всей бритой наголо головой:
- Вот, товарищи мои и друзья! Вот, смотрите! Пробрался к нам ночью враг, не уследили! И кого? Кого выбрали жертвой эти мерзавцы? Нашего старейшего бойца! Нашего Семеныча… То есть, Петра Семеновича Карасева. Прощай, друг и соратник. Ты прошел с нами все бои и стычки. Ты остался цел даже в самые черные дни отступления. Но достали, добрались, упились кровью… Упыри! Мерзавцы! Предатели! Но мы отомстим. Мы страшно отомстим. За Семеныча – десятерых врагов! Правильно?
- Да!- кричали бойцы.
- Да!- кричал Илья.
- Да!- кричал его новый второй номер.
Пулеметчику без второго номера просто нельзя.