К началу апреля Хилок ожил, встревожился: у берегов то тут, то там тонко зацукали, заговорили хрустальные ледяные гвоздики, обваливаясь в тёмную воду, всё сильнее подмывающую толстый лёд. Вот-вот тронется Хилок, забурлит вода, ломая надёжный зимний тракт. Оставшийся только в палисадниках снег осел и засверкал зеркальной корочкой. Солнышко разгулялось почти по-летнему и гонит поселковую ребятню прочь от книжек и тетрадок. Мальчишки разыскали в сараях и на чердаках колёса и, цыркая об них проволочными крючками, мчат напергонки по дороге, уже подсохшей и даже слегка пылящей. Девчонки, выбрав где посуше, стайками прыгают через скакалки: "Роза-берёза-мак-василёк..." Сорока-белобока разряжает в них обойму своей радости, сидя на заборе.
Вот-вот помчат в тайгу вздымщики - обидчики могучих, но таких беззащитных сосен. Начнут они стёсывать кору и царапать острыми когтями своих хаков стволы деревьев, пока не расплачутся от боли и палящего солнца мохнатые красавицы. И потянутся тогда в тайгу сборщики драгоценных слёз сосновых...
- Айда к Галке Моисеевой, - предложила подругам Света, которой раньше других надоело прыгать через скакалку. И девчонки вприпрыжку понеслись к деревянному дому на Нагорной , в одной из квартир которого жила их одноклассница Галя. Они хорошо помнят, как появилась в их классе новенькая. Тогда тоже была весна, и, так странно: четвёртая четверть началась, и вдруг - новенькая. Аккуратная, большеглазая, неразговорчивая и как будто чем-то напуганная. Вместо пальто - большеватая поношенная телогрейка...
На следующий же день Мария Сергеевна принесла девчушке пальто:
- Бери, Галя, носи на здоровье - моей Наташе оно мало.
-Ой, как тебе в нём хорошо!
- И - в самый раз! - расщебетались девчонки.
-Спасибо, Мария Сергеевна! - глазёнки Гали заискрились радостью.
А на следующее утро Галя пришла в школу с мамой:
-Возьмите, мы не нищие. Скоро у Гали всё будет.
Она положила свёрток на учительский стол и, не слушая, что ей говорила обескураженная учительница, ушла. Тогда Галя заканчивала первый класс. Теперь она была уже выпускницей начальных классов. Шутка ли?
Мать Гали, прослывшая в посёлке неприветливой, молчаливой, тоже вздымщица, как и её муж, сдержала слово. Пальто у Гали появилось ещё в первом классе, да хорошенькое такое: в мелкую клеточку, да ещё и с пояском, а пояс - с блестящей пряжкой. ни у кого из одноклассниц такой красоты не было. Мать часто стала баловать дочку новыми вещами и игрушками. Галя любила зазывать девочек к себе в отсутствие родителей и демонстрация начиналась. На ней, как на манекене, появлялись всё новые и новые платья, кофточки, юбочки, туфельки; демонстрировались и обновки родителей Гали; потом доходила очередь до всего прочего, что нашло себе место в шкафах, комоде, под кроватями в чмоданах, в подсобках, просто в коробках...Для большинства девочек владение таким "богатством" было пределом мечтаний, ведь почти никто из жителей посёлка ни за три, ни за десяток лет ни обставить квартиру, ни одеть детвору с головы до ножек во всё новое, "стильное", не мог. Семья с одним ребёнком была редкостью. Матери многодетных семей не могли в лесу работать, но где ещё в посёлке работу найдёшь? А одной зарплаты, как бы она велика ни была, маловато; с голоду, понятно, не пухли, но Гале Моисеевой всё же завидовали все подруги.
Вздымщики рабочие сезонные, но зато каждый сезон, даже не самый удачный, приносил семье Моисеева Николая доход, которого хватало на безбедную оседлую жизнь до следующей весны.
В пять часов утра, когда весь честной народ сладко спал, посёлок наполнялся тяжелым монотонным гулом мощного "Урала" - это родители Гали будили посёлок, дорогу в тайгу и, наконец, саму её - угрюмую и прмозглую даже в разгар знойного лета. Никто в химлесхозе не имел таких показателей, как трудяги Моисеевы. С доски почёта их фотографии не снимались в течение трёх лет, которые пробежали, пропахшие смолой, бензином, новыми вещами в квартире...
Из конторы отец Гали пришёл возбуждённый. От уныния, которое царило в квартире последнюю зиму, не осталось и следа. На столе появилась бутылка "Столичной":
- Садись, мать, начало сезона отметим!
Радостно Гале видеть такого бодрого отца, да вот мама почему-то совсем невесёлая.
- Чок-чок! За стимул в работе! - чётко, членораздельно выговорил подвыпивший Николай перед тем, как опрокинуть в себя очередную рюмку. Женщина пить больше не стала, а вся съёжилась и тихонько выскользнула в коридор. Крякнул хозяин, потянулся, аж кости затрещали, встал во весь свой двухметровый рост над столом:
- Чё, Валентина, топор бегала прятать? - сверкнул он недобро улыбающимися глазами на жену. Та юркнула в спальню к дочери.
- Коля,- взмолилась она оттуда, - не надо, дочу опять перепугаешь!
Вместо ответа великан оттолкнул от себя стол. Дребезжание и грохот бьющегося стекла, лязг вилок и ножей наполнили квартиру. К шуму добавился визг перепуганной Гали, крик жены. А захмелевший вздымщик крушил мебель, рвал одежду, приговаривая при этом: А как же без стимула сезон начинать?
Прогромыхал в кладовку, нашёл там топор и, хрипя от возбуждения, стал разбивать им добротный, застеленный дорогим гобеленом диван. Несусветный шум ошеломил подбежавших к дому Моисеевых одноклассниц. Но через мгновение Света затараторила: "Бегите скорей за участковым, там, видать, отец бушует, чего доброго, тётю Валю или Гальку убьёт! А я не боюсь, я ему сейчас покажу! - и она смело открыла калитку...
Когда участковый в сопровождении соседей и двух чатвероклассниц распахнул дверь, глазам пришедших на выручку открылась картина: посреди комнаты, наполненной обломками мебели, на тряпках, недавно бывших плащами, пальто, платьями, сидел умиротворённый дядя Коля, гладил по голове плачущую дочь и прижимал к себе безутешную жену.
- Понимаешь, девочка, - говорил он самой смелой из Галиных подруг, Светке, -Теперь у нас есть стимул к работе!
Дядю Колю арестовали. А вечером отпустили. Кто купит новые необходимы вещи подрастающей Гале? Ведь весна пришла, и тайга уже ждёт вздымщика Моисеева.