«СКВОЗЬ ЧЕЛОВЕКА СВЕТ»
(СТИХИЙНОЕ ЯВЛЕНИЕ МАРИИ МАРКОВОЙ)
Мария Маркова в вологодской поэзии явление стихийное и с ним надо мириться как со стихийным бедствием. Когда стихов пишется много, - а Маркова очень много пишет, она плодоносна, стихоносна - с виду кажется, что это благо. А если спросить автора? Автора, как обычно, сотрясает лихорадка. Многое пишется в полубреду и по наитию. Такого автора сложно чему-то учить и править – он не слышит. Зато сам он своим природным слухом слышит и предупреждает многие упреки. Ну, первый упрек - это тема. Какое, право, несчастье все эти звезды, вся эта любовь, проедающая поэта насквозь, точно ржа, поглощая его энергию, ничего не оставляя на долю ума… Поэтому я так чуждаешься этих звезд, этих протуберанцев и всей этой чувственной стихии.. Но в строчках Марковой мы, собственно, не упираемся в столб под названьем любовь, а только задеваем его на большой скорости.
Когда говорят что великое чувство – любовь - преображает мир, то, собственно, мы плохо понимаем, о чем речь. А когда мы видим и ощущаем все это в стихах Марковой, то мы хорошо понимаем, о чем речь.
Обычно я спорю с заголовками книг, уверю автора, что моя версия выразительней, но здесь - нет. Маркова не рассуждает о чувствах, они живет ими, купается в них, кружится в бешеном вихре, и плотность этого вихря настолько велика, что все окружающие втягиваются в воронку. Поэтому ее первая книжка называется «Упоение». Поло это или хорошо, но это слово максимально выражает Марию Маркову 2005 года.
В ранних стихах она даже пытается исследовать этот вихрь:
«Не надышаться, не напеться. Сглазьте
Как натуго перетянуло грудь
От тихой нежности до острой ласки
Беспомощный и безнадежный путь».
Ранние стихи Марковой чувственны, и не пытаются стать умней себя.
Но линия любовных страстей все-таки не доминирует, она скорей напоминает двухголосие или перекличку, потому что после каждого радостного крика переплетаясь, идет крик печали.
«За то что теперь тихи,
Мои золотые руки
За преданные стихи
За скуку за, сон за муку….»
Гнев и смирение, привязанность и разрыв, постоянно подменяющие друг друга полюса рождают и лексику соответствующую. Это не дает ее воспринять монотонно. В начале книги тут и там вспыхивают тревожные мысли-ощущения. А чем дальше к концу книги, тем больше чередование тьмы и света, горя и счастья, больше размышлений, которые оказываются непомерно горькими.
«Моя сторона как тюрьма
Где чума
Костром помечает деревья
Людей и дома
И губы острее шипов
необрезанных роз
И небо темнее крыла
Моих черных волос».
С одной стороны, лексически много архаики – «Эоловы арфы! Князь! Бордюр! Обитель светлая!» – стихия предыдущих пластов, которые в ней прижились и взошли.
А с другой – «Надорванное небо! Страсть, лезвием кроящая живот! Скула, влитая в персик, свет и мед!» – это уже стихия новоизобретенная. Множество старых и новых слов, которые, обретя драматическое звучание, захлестнули и накрыли читателя с головой.
В книге «Мед-червоточина» появилось то, что позволяет говорить о борьбе еще двух и более стихий.
Это стихия самого слова, которая требует немедленного высказывания (растраты) и стихия концентрации, сгущения отдельных слов в поэмы. В отдельных стихах она еще кокетничает, играет, то приблизится, то пропадет, и даже в поэме «Лю?» это видно –«Лю - длинноногая, длиннорукая, волоокая, лю – милая девочка в розовом сарафане, с белой ромашкой в руке или нежная гурия в шелке зеленом». Так автор перебирает внешние приметы любви, балует с предметами до тех пор , пока слово не дернет за сердце нешуточно. От этих игр нехорошо, отдает красивостями, а вот когда о главном, там речь становится и проще, и жестче.
«Видит Бог, во мне осталось нечто
Пряжи золотой тугой клубок.
Дернешь узелок – не чуя ног,
Полетит, сверкающий, по встречной» - Далее намек на Тесея и Ариадну. Она тут уже о Путях размышляет…
В отдельных стихах словам тесно, дыхание спирает, а вот в поэмах появляется другое, более полное дыхание, душа открывается все глубже и больнее. Поэмы Марковой - это тоже следствие и проявление стихийного начала. Взяв разбег, автор не может и не хочет остановиться, потому что для полноты высказывания нужно большое пространство. А еще поэмная форма дает возможность передышки. Поэма и читается дольше, и позволяет менять интонацию, ритм, что сметает монотонность «правильной» Марковской строки. Особенно в поэме «Морская» - это уже более сильный по сравнению со стихом прилив воодушевления и гармонии.
Размер поэмы волен, рифмовка колеблется от совсем свободной до классической, полно сравнений – «я держала тебя за руки и выпустила. Альбатроса…» А в поэме помимо любовных течений, обычных для поэтессы, есть разрывы и расстояния между желаемым и действительным:
« и пустите…тишь да гладь.
Как за смертью посылать».
И еще жажда определенности: «Не пора ли, корабли,/ Настигать края земли?»
Стихия чувств здесь бушует , омывая детали и приметы быта, и все это так легко уживается друг с другом… С одной стороны – рука чувств, с другой – неоходмисоть все это осознать…
Позже у Марковой были написаны поэмы – «Точки над и», «Вина и время», «Девочка-весна», в которых стихия чувств сшибается со стихией мысли. От этого и слог, и смысл только выигрывают. То есть возможная и пока не опубликованная книга поэм – это отдельный и важный пласт творчества Марии. Возможность наблюдать стихию Марковой с неожиданной стороны. Было стремление к поэмности и у рано ушедшего из жизни Ильи Тюрина, которого называют «главным событием миллениума» (М. Кудимова).
.Возможно, это интуитивное стремление молодости охватить в стихах весь мир, эта жажда глобальности и внезапнее ощущение, что ты все можешь. Особенно поразительные, даже мистические совпадения с образом Тюрина произошли у Маши Марковой в ее поэме «Непришедший». Даже в любви к эпиграфам видна эта перекличка, даже в манере их выбора. Если Илья ставил эпиграфы из Пушкина и Бродского, то у Марии эпиграфы из Бродского и Венцловы, и конечно, из Тюрина. Интересно, что поэма писалась еще до знакомства Марковой со стихами Тюрина. Но лирическая героиня Марковой призывает, шепчет, прощается с ним, Непришедшим, как будто впрямую говорит с Тюриным Мотив неосуществленности в ней самой, девочке из провинции и в 19-летнем московском поэте - просто обжигающий.
Из 2 части упомянутой поэмы:
«Как пахла мёдом тёмная скула,
Подкрашенная персиком и солнцем!
А я считала, ты ко мне вернёшься,
Пускай и без крыла…
…
Явись ко мне, потерянное чудо!
Я всё забуду!
Свет вернется вспять.
Я косы заплету из тьмы вечерней,
Послушной стану, ласковой, дочерней.
Хочу понять!
Расковыряю пальчик – погляди –
По -прежнему, крепки ли наши узы?
Не буду дурой, вешалкой, обузой?
Я стала Музой.
Ну же, погляди!
Не веришь?
В суете земных сует
Ты познаешь нелегкие пределы.
Но невозможней одиночеств нет!
А завтра землю скроет снегом белым…
Я напишу письмо,
Но кто прочтет?
Я воссоздам дорогу сновидений.
На хрупкий воспаленно синий лед
Не лягут две обнявшиеся тени.
О, гений!
Снова – недолет?..
А может быть влюбленность – преступленье,
Страсть, лезвием кроящая живот?
Скула – влитая в персик, в свет и в мед?
И ты был пленник?..
Может, потому,
Тебя, мой Непришедший, не пойму?»
Из 6 части поэмы «Непришедший»:
»День кончился.
Попробуй же уснуть.
Тебе на грудь
Ложатся все столетья
Я навсегда с тобой двадцатилетней.
Тебя я провожаю в трудный путь.
Смотри по звездам
В поисках приюта.
Пусть будет просто,
Пусть всегда – уютно,
Пусть нежная волна
Коснулась вскользь и боком.
Спокойнейшего сна
И – с Богом…»
Для Тюрина-поэта было характерно стремительное развитие. И вот что подметил у Марковой ее земляк А. Дудкин: «Как поэт Мария Маркова развивается стремительно, она не топчется на одном месте и даже не блуждает в одной горизонтальной плоскости, она поднимается в высь. Мне кажется, Маша часто разочаровывается в своих стихах…»
Нельзя забывать, что на ранней стадии творчества Маркова еще писала много прозы, то есть иногда стихотворные рамки ей были узки. Это говорит и о глубине ее мысли, и о широте ее возможностей, которые пока раскрылись не полностью.
***
Последние два-три года для Марии Марковой стали удачными, они отмечены не только успешным участием в разнообразных литературных проектах (Плюсовая поэзия, М-8, Волошинский конкурс, форум в Липках, Сибирский тракт, Петербургские Мосты), но и волной публикаций ее произведений в толстых журналах: «Дружба Народов», №1 за 2009 г., «Сибирские огни», № 3 за 2009 г., «День и ночь», № 4 за 2010 г., «Знамя», № 2 за 2011 г.
Изменилась ли роль стихийного начала в данных публикациях? Несомненно, да.
Интонации поэтической речи Марковой стали глуше, сдержаннее, но в основе всегда остается внезапная эмоциональная нота.
Например, в подборке «Дружбы Народов» «Тревожный шов». Маркова создает мягкое удивленно-растерянное настроение, которое подсказывает читателю образы романтичные и хрупкие. Стихи, в целом правильной классической формы и они могли казаться при такой правильности скучными, «пересушенными», но спасает рубежный момент, когда скрытая эмоция становится всплеском и центром стиха.
Эмоция, которая сильнее описательного фона. Фон - это ветки, мелкая иголочная вязь. Вот эта мелкая орнаментальная вязь заполняет весь стих «Снег», - стих ровный, просто безупречно ровный, выверенный, а что же кольнуло? – да «ранка открыла зев»… То есть яблоко треснутое, спорящее со снегом своим сиянием.
Стихийность, неуправляемость, когда эмоции несут и автора «заносит», подчас приводит к многословию, с заговариванию самое себя. Хотя, сам факт неуправляемости, стихийности – он опровергает «сочиненность».
Описание чистой воды, многослойное описание, наложение мелких
деталей. В нем отстранение. Кажется, память о родителях в стихотворении «Голоса»- это уже личное, но опять все так неопределенно, и голоса чужие. Да, можно прятаться в углу и справлять по памяти поминки, но есть оно это что-то, по чему справлять поминки?
Поминки по памяти – это настолько тонко, что как бы и вообще ничего нет,
это значит, и памяти самой уже нет... Я бы сказала, что тут есть грусть, но
следуя логике автора - скорее грусть о грусти. То есть возникает эффект косвенного, абстрактного, многократно отраженного явления.
В «Глиняной свистульке» уже знакомый след следа, отсвет отсвета, коли нет места на кладбище, то и расти дальше. Пространство стиха опять зыбкое, но среди тонких незаметных явлений свистулька пугает немоту. Это воздействие на
мир. А значительное здесь только то, что происходит со строчкой, со
словами, хотя это самая бесплотная вещь на свете - эти слова. Но
только они выходит и значат. «О детской муке время вопрошая,
о том, чего давно растаял след...» - да она и пишет о несуществующем, но
существенном. Но ведь для поэтов вчерашний снег лучше
сегодняшнего, всегда.
Квинтэссенция для читателя - тогда, когда от любого слова горячо. Но читателю приходится выцеживать это из большого количества воды, заливающей след птицы, да и нет уже никаких следов… Возникает естественное чувство тревоги и тоски. Позитивная интонация проявлена в стихах про этот грубый шов жизни, и ритмически он выделился из «кружевных стихов», и проще
он, а значит, запоминается.
Кстати, «кружевные стихи» Марковой – это не просто красивость, красное словцо. Многие ее стихи тесно связаны между собой идеей, темой, деталями. Если образ не удается «выговорить» сразу, он всплывает в других стихах и строфах. Вследствие этого стихи могут образовывать ряды и цепочки, являясь продолжением друга друга.
Правда, все в значительной степени абстрагировано и что понимается под швом, для читателя остается тайной.
В каком-то смысле этот «Шов» - важная декларация поэта. Остальное - предисловия, послесловия, раскрутка и разгон говорения.
»Господи, до чего же
все-таки хорошо
чувствовать теплой кожей
жизни тревожный шов,
вскакивать от испуга,
пробовать, как зашит.
Нитка звенит упруго.
Палец потом — дрожит.
этого много.(Белой все ниткой шито.
Скроено наугад.
Вот оно — наше жито,
поле, земной уклад,
хлеб, леденящий душу
коркой своей сухой).
Горькая наша суша.
Слезы чужих стихов.
Край ойкумены темной,
словно без сна в глазу
легкий свой крест бездомной
я над землей несу —
кажется краем рая,
белым ребром небес.
Шов в пустоту врастает.
Светится тонкий крест.
Где я, куда мне, кто я?..
Переступить черту.
Ясное и святое
слово горит во рту».
Проявление той же самой стихии, эмоциональный центр почти каждого стиха – своеобразная доминанта, позволяющая в путанице слов сразу обнаружить главное, например:
«Вот так и жизнь – подходишь к самой кромке,
и начинает всё в тебе дрожать
от страха или, может, от восторга,
а сделал шаг, и светлая морока,
весь этот шум, мельканье, трескотня
и тишина внезапные, и птицы –
куда-то разлетаются, и нет их
как не было, и жизнь – обыкновенна,
и ничего не вышло из неё».
На том бы и встать, отановиться... Но процесс стихийного бурления продолжается.
Люди стихийно обращаются к Богу. У Поэта главные темы смерть, любовь, Бог. Стихийные порывы Марковой в эту сторону также имеют место в стихотворении «Тайная Вечеря». Это знаменательное событие. На этой вечере Иисус установил таинство преломления хлеба и чаши вина в воспоминание Его великой Жертвы.
Заповедано было: Сие творите, когда только будете пить.
46. И каждый день единодушно пребывали в храме и , преломляя по домам
хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца,
47 хваля Бога и находясь в любви у всего народа. Господь же ежедневно
прилагал спасаемых к Церкви. (Деяние 2)
Есть также описание, как Апостол Павел преломлял хлеб…
Из вышесказанного делаем вывод, что преломление хлеба это очень
символический жест. Он может означать готовность к жертве. Вот Павел
преломил хлеб, говорил долго и юноша едва не погиб, вот Иисус
был на Тайной вечере и преломил хлеб, как бы говоря, что он знает
свою участь и готов ее принять. Потому и стих, начинающийся такими
словами - своего рода готовность ко всему, даже к трагедии. Считая эту строчку ключом, можно в мыслях продолжить библейскую тему.
Явно между третьи м четвертым стихом есть внутренняя связь, это
страх перед тем что пока не свершилось и это очень по-человечески истолковано Марковой.
«…Я говорила с кем-то во дворе
и снег рукой рассеянно сбивала,
и всю меня, то светом обдавало,
то холодом. Известно, в январе
подробен даже воздух. Но тогда
отсутствие, разлитое по формам,
всё вытесняло, и зима повторно
день заселяла. Воздух и вода
подобострастно повторяли: дом,
автомобили, белую линейку
дороги. Воробьи из снега
клевали снег, и ледяным кустом
был разговор – пораниться недолго.
Но я не понимала языка,
и только в сердце чистое, легка,
входила смерти чуткая иголка.
Потусторонним стал мне этот свет,
и падал снег, и прикасалась ветка,
и распадался воздуха букет
на свет и снег, и поднималась ветка.
Сквозь человека рядом падал свет,
слова сияли и глаза сияли,
и я была и, в то же время, нет,
но только снег и свет об этом знали».
«Кружевные» стихи Марковой хитро плетутся из быта и воображения.
«Сквозь человека свет» - эта цитата из Марковой яркая и внешне, и по смыслу, она же своего рода отрыв от тяжелого и земного. И самого же автора характеризует неожиданно точно и просто.
Стих надбытийный, сказано обо всем высоким штилем и все же многовато
в нем слов «света», «снега», прямо скажем, перебор повтора, стихотворение начинает буксовать. Ни для кого не секрет, что поэт вынужден экономить пространство, терпение читателя не безгранично. Даже самый терпеливый читатель начнет тяготиться, если стих содержит шесть, восемь, десять строф… Чем сжатее стих внутри себя, тем он быстрее и точнее в цель попадает. Есть проблема многословия. Но автор об этом знает и не хочет никакое пространство экономить. У Марковой ведь все избыточно, все «слишком». Остается одно - переждать стихию – и случится еще не одно открытие.
---------
Биографическая справка.
Родилась 5 февраля 1982 года в поселке Мыс Шмидта Шмидтовского района Магаданской области, окончила среднюю школу, жила в Кадуе Вологодской области, работала кладовщиком в диспетчерской. Имеет дочь Алену 2003 года рождения.
Окончила филфак ВГПУ в 2013.
Писать начала в школьном возрасте. Публиковалась в кадуйском альманахе «Семизерье», журналах «Автограф», «Свеча» (Вологда), «Северная Окраина» (Череповец), «ЛАД Вологодский», альманахе «Илья»(Москва).
Автор двух поэтических книг иестных изательств– «Упоение» (2005), «Мед-червоточина» (2007). Член Вологодского отделения Союза российских писателей с 2008 года. Участница литературных фестивалей «ЛОГОрифмы» (Ярославль), «Плюсовая поэзия» (Вологда), Мосты (Санкт-Петебург), обладатель премии «Серебряный Стрелец», дважды дипломант Международного Волошинского конкурса 2008 и 2010 года. Лауреат премии Президента РФ по культуре 2011 года.Книга "Соломинка" опубликована в Москве в издательстве "Воймега" в 2012.