Накануне октября

Захаров 2
Не часто в России упоминают демократию. Даже первые лица почему-то стали стесняться этого слова. И по невнимательности от контроля общественности могут ускользать разные негативные моменты. А ведь за ней – за демократией – нужен глаз да глаз. В смысле за ее сохранностью и неприкосновенностью. Потому что были прецеденты. Без малого сто лет не успели с большим трудом наладить в России демократию, как, продержавшись у власти всего-то чуть более полугода, она благополучно пала.
Помните, уважаемые читатели, как на гребне волны голодного бунта влетел в кабинет министров первый диктатор и хрястнул кепочкой по столу? Как он рявкнул потом: «Не сметь командовать!» и занял кресло премьера? Как немного погодя объявил диктатуру пролетариата?
Вы все, конечно, помните. А если помните, то кому, как не вам знать, что на смену демократии, не сумевшей за себя постоять, приходит страшная и ужасная диктатура.
«Весь мир насилия мы разрушим» - обещала диктатура пролетариата, когда шла к власти. И, захватив власть, она это сделала. То есть разрушила общественные устои. До основания. И если кое в чем она, явно, перестаралась, но человеческие отношения между людьми все-таки каким-то образом ей удалось сохранить. Одновременно с формированием нового общественного уклада диктатура создавала с нуля новый индустриальный мир России.
Понятно, что никакая диктатура не стоит слезинки ребенка. И когда на смену первому диктатору пришел второй, он потребовал, чтобы ни одной слезинки не было истрачено понапрасну. Те, кому было адресовано это требование, поняли вождя буквально. Выплакав море слез, русское крестьянство подчинилось и создало восьмое чудо света: индустриальную мощь России. Стоит ли одно другого, справедлива ли цена? – вопрос спорный и, возможно, неразрешимый.

А что же демократия, двадцать лет назад пришедшая на смену диктатуре? Сумела она что-нибудь разрушить, возродить и создать? Еще как. Разрушено все, до чего достала ее костлявая рука, а вот на счет создать…
Наши ракеты и самолеты разучились летать, пароходы плавать, а тот сброд, который вместо спецов набрали на улице для точных производств, ничего создавать не приучен и, мало того, не умеет и не хочет работать. Мораль, нравственность, честность, слезинка ребенка – слова, выбракованные демократами из лексикона россиян.
Вместо сообщений о начале строительства промышленных предприятий или о программе возрождения русского села, из уст демократов мы слышим ежедневную жвачку о толерантности к ордам дикарей, заполнивших русские города и веси, и о веротерпимости, которую и так у русского народа никто не отнимал.
Правда, демократия научилась ловко строить трансграничные трубопроводы. По нескольку штук в год. Также без устали она прокладывает новые железнодорожные маршруты для вывоза за бугор угля и металлов, создает терминалы для транспортировки нефти и сжиженного газа и танкеры ледового класса для тех же целей. Со слов демократов, принявших издевательский смысл, эти манипуляции называются развитием производительных сил России. И еще. Чтобы быть до конца последовательной, всем доверенным лицам демократией был выдан карт-бланш на вывоз из России честно награбленного добра.
За всей этой созидательной суетой как бы не проглядеть демократам впадение России в страшное и ужасное времечко. Ведь в последние годы народ все чаще приходит к крамольной мысли, что диктатура взамен такой демократии не только желанна и необходима, но, пожалуй, и неизбежна. И никому из жителей России не будет удивительно, если в самый обыкновенный октябрьский день новый диктатор на волне народного гнева вломится в Кремль, хрястнет каким-либо тяжелым предметом по столу и объявит, что если кто-то собирался в Сколково преподавать, то сейчас, похоже, самое время.
Переход власти в диктаторские руки может пройти на удивление тихо и безболезненно, поскольку президент давно уже на российскую действительность, противную его чувствам, поглядывает довольно косо. Тем более что внутренне он уже готов к уходу, сетуя, что на президентском посту приходится заниматься слишком многими делами сразу. И, наверное, он не однажды особенно в последнее время с горькой усмешкой про себя вспоминал слова известного российского монарха: «Лучше быть бургомистром какого-либо городка в Германии, чем императором в России».

Если бы и в правду нашелся отчаянный баловень судьбы, возжелавший стать императором, минуя обряды выдвижения и голосования, то чем он должен будет заняться в первую очередь? Понятно, чтобы продемонстрировать твердость руки и серьезность намерений, он просто будет обязан снести несколько наиболее одиозных голов. Это его право также свято и нерушимо, как право первой ночи.
Далее, проливая бальзам на души простого народа, он будет вынужден отправить в глубину сибирских руд эшелон-другой с поголовьем людей не столь одиозных, а затем по мере возможностей приступить к возврату мыкнутого ими бабла в пределы казначейства государства российского.
Обнаруженный в бумагах план вступления в ВТО он велит отнести в сортир.
Потом он объявит народу, что тезис, вброшенный в массы в разгар перестройки про честного бизнесмена, который всегда управляет собственностью эффективнее государства, оказался несостоятельным. Что это засланные казачки втюхивали лапшу народу, когда славословили демократию и рынок, которые все расставят на свои места. Потом он приступит к национализации того, что еще не уничтожено демократией и захочет восстановления того, что утрачено.
Ну и так далее. То есть, диктатор займется своей диктатурой, позиционировав ее, как «диктатура с человеческим лицом».
Но потом появятся непреодолимые трудности.
Потому что после эйфории братства, любви и солидарности начнется распутица в речах и делах, и минорные ноты властно вторгнутся в бравурную мелодию народного бунта. Диктатор предполагал, что народ с первых дней начнет засучать рукава для созидания и возрождения. Но с рабочим рвением будут происходить какие-то непонятные вещи. Нет, народ, конечно, – за! И он начнет работать, но пока что-то не ладится. Надо еще раз все обмозговать, скажет народ, и еще раз взглянуть на опыт других стран. Взять, например, Бельгию...
Диктатор мог бы многое объяснить народу про Бельгию и про все остальное, но не станет терять время. Выполнив несколько превентивных действий, он предложит российским гражданам вместо пособия по безработице тарелку благотворительного супа, а вместо либерального беспредела – закон о тунеядстве. И если народ его поймет правильно, – а он должен понять, – все будет хорошо.