28
Дядя Коля задумал капитальный ремонт. Нет, не повесть, подобно писателю Леониду Соболеву, а всего лишь реконструкцию хибары, под названием “хижина дяди Коли”. История этого “бунгало” берёт своё начало с тех давних времён, когда мой отец и дядя Коля купили в складчину за Днепром, напротив Военки, шесть соток заросшей пыреем земли, с корявой вербой посреди участка.
Бывшим его владельцем являлась тёмная личность, находившаяся постоянно “под градусом”, и называемая соседями капитаном; очевидно за то что в дополнение к летней форме — чёрным, “семейным” трусам, в которых он там расхаживал, на голове у него красовалась морская фуражка с “крабом”.
Капитан, получив договорную сумму, быстренько выбрал якоря и исчез в неизвестном направлении, а батя с дядькой принялись хозяйничать на благоприобретённой территории. Кусок целины был объявлен дачей, вербу спилили, а на её месте, согласно генеральному плану должен был быть выстроен, из подручных средств, летний домик с чердаком и антресолью.
Для транспортировки строительных материалов с правого берега Днепра на левый, а также для последующих увеселительных прогулок и рыбалки, был приобретён деревянный каюк с подвесным мотором к нему, марки “Стрела”, мощностью в пять лошадиных сил. С мотором дело, правда, сразу не заладилось. Он кашлял и чихал сизым дымом, но тащить лодку, груз и пассажиров отказывался категорически. Батя с дядькой в двигателях внутреннего сгорания оказались не очень сильны, а я в то время ещё и не думал, что буду когда-то поступать в мореходное училище на специальность “Эксплуатация судовых силовых установок”. Форсировать реку приходилось на вёслах, но это даже для здоровья полезнее.
Меня, по малолетству, к строительным и сельскохозяйственным работам особо не привлекали. Зато моей обязанностью считалось, вместе с соседскими мальчишками, гонять лодку с одного берега на другой и обратно. В свободное, от паромной переправы, время нам разрешалось использовать каюк в личных целях. Вёсла и правилку — такое же весло только полегче, служившее рулём, приходилось тащить из дому на себе. Сам же каюк, в летнее время, покачивался в компании подобных ему плавсредств, привязанный, с носа и кормы цепями с замками, к двум пакелам — железным трубам вбитым в дно, недалеко от берега, нависающего известняковой кручей над водой.
Самым любимым развлечением была ловля раков. Правда, из всего снаряжения для подводного плавания у нашего босоногого экипажа имелись лишь две старенькие маски. Дыхательные трубки и ласты считались излишней и бесполезной роскошью.
Неподалёку от нашей дачи, метрах в тридцати от низкого, поросшего кустами и вербами левого берега кончалось мелководье, и дно круто начинало опускаться вниз глинистым склоном. Мы подгребали туда на вёслах и бросали самодельный якорь. Дежурная пара ныряльщиков, поплевав предварительно на стекло внутри масок (чтобы не запотевали) надевали их и лягушками прыгали за борт. Теперь главное быстро пронырнуть толщу мутноватой воды в три — четыре метра и найти глиняный обрыв, на дне, изрытый норами как костромской сыр дырками. Засунуть руку в одну из них и попытаться вытащить оттуда упирающегося и больно кусающего рака. Возиться с этой операцией долго нельзя, потому как задерживать дыхание становится уже невмоготу и важно, чтобы азарт не возобладал над инстинктом самосохранения.
Нанырявшись до посинения, ловцы передают маски следующей паре, а сами сидят в лодке, и пока не согреются, стучат зубами, из-за переохлаждения.
Всё лето пальцы на руках такие, как будто их исцарапала дюжина кошек, зато получаешь море удовольствия.
Летние же вечера мальчишки с нашей улицы обычно посвящали культурному досугу. В парке, полого спускавшемуся к Днепру, находились летние танцплощадка и кинотеатр. До посещения танцев мы ещё не доросли, поэтому довольствовались бесплатным прослушиванием репертуара доморощенного вокально-инструментального ансамбля, гремевшего своими акустическими колонками на половину парка; да любовались, с наружной стороны ажурной железобетонной ограды, на скоротечные драки, периодически вспыхивающие на танцевальном пятачке. Правда, они довольно оперативно гасились дежурным нарядом милиции усиленным дружинниками, — молодыми крепкими парнями которые сами были не прочь подраться. Сейчас бы их назвали ОМОНом или спецназом.
Вторым, куда более привлекательным очагом культуры был летний кинотеатр “Днепр”. Правильно говорил дедушка Ленин, что главным из искусств, для нас является кино. Современные мальчишки, портящие себе глаза перед экранами компьютеров, может и не поймут всей прелести безбилетного просмотра художественных фильмов на свежем воздухе.
Кинотеатр напоминал собой уменьшенную копию средневековой крепости: с воротами, башнями и стенами; не хватало только рва наполненного водой. Спереди, со стороны главного входа располагалась асфальтированная площадка с фонтаном и лепными фигурами малых архитектурных форм. А по бокам его тянулись в ряд высокие пирамидальные тополя, за которыми росли прочие деревья парка.
Как видно из диспозиции выбор мест был довольно широким. Можно было влезть на любое понравившееся дерево, или же вести просмотр сеанса взгромоздившись на стену, побеленную правда то ли мелом, то ли известкой. Для этого, в ближайших кустах хранилось длинное и тонкое, но способное выдержать наш вес бревно.
Как сейчас помню: шел двухсерийный фильм “Красная борода”. Мы сидели на заборе и, затягиваясь по очереди единственной сигаретой, с интересом наблюдали, как уже довольно пожилой японский гений дзюдо лихо ломал руки и ноги своим оппонентам из школ других направлений восточных единоборств. Танцы к этому времени закончились и дежурившие там дружинники, посчитав, что на сегодняшний вечер подвигов ими совершено было недостаточно, решили, под занавес, провести рейд по стенам кинотеатра. Хлопцами они были местными — с Мельниц и Военки, и сами ещё недавно сидели вот так же на деревьях и заборе.
Два великовозрастных придурка, используя наше бревно в качестве веника, начали сметать безбилетных зрителей; а остальные ловить разбегавшихся в разные стороны пацанов. Чтобы не попасть им в лапы Серёга, Ромка и я сиганули, с трёхметровой высоты, внутрь кинотеатра. Вот только сосед мой Серёга Махалов приземлился не совсем удачно и сломал себе ногу.
То орущего, то ругающегося от боли матом Серёгу мы с Ромкой вынесли через главный вход и потащили на выход из парка к дежурной аптеке на углу Приднепровки.
Провизорша вызвала “скорую” и мы отправились на другой конец города в больницу со смешным названием “Тропинка”, где располагался круглосуточный травматологический пункт. Там Серёгину ногу одели в гипс, а в два часа ночи мы были уже дома, где сходили с ума от волнения, не знавшие что и думать родители.
После хорошей порки, нам всем был устроен форменный домашний арест. А потом “предки” успокоились, подобрели, и где-то через неделю мы снова ныряли с лодки к рачьим норам; только Серёга со своей гипсовой ногой оставался бессменным вахтенным по каюку. Теперь кроме вёсел приходилось и его тащить, на речку и обратно, по очереди на закорках.
Но это было давно. А сейчас дощатый домик с антресолями, сколоченный когда-то отцом и дядей Колей, одряхлел и нуждался в капитальном ремонте. И дядька потребовал меня в рабство, в уплату долга за прописку Галинки.
Однако ремонт и реконструкцию необходимо было вести так сказать подпольно. Дело в том что городскому начальству ударила вдруг моча в голову, и был издан указ о запрещении строительства новых и капитального ремонта уже существующих садовых домиков на дачных участках. И вообще, все дачи планировалось в перспективе объявить общественными садами. Не знаю, может я и не прав, но мне и тогда и сейчас кажется, что если бы эта дурь осуществилась, то вместо общественных садов могли запросто получиться общественные туалеты.
И вот, вместо того чтобы, вернувшись с вахты, отправиться с молодой женой на пляж, я тащился на осточертевшую дачу, где дядька командовал мною как старослужащий сержант солдатом-первогодком. Пару раз я, как Спартак, собирался поднять восстание; но моя кроткая женушка так нежно уговаривала меня покориться, что только ради нее приходилось терпеть все эти издевательства над свободой личности.
Наконец, в результате месяца интенсивных работ, вокруг хижины дяди Коли выросли новые, (правда из бывших в употреблении досок), деревянные стены; и на них, с помощью инженерно-строительных ухищрений, напялена старая крыша. Городские власти были посрамлены, а для меня слово дача на долгие годы стало ругательным.
Продолжение следует.