И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет – Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»
И забуду я все – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав –
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным коленям припав.
И. Бунин
Жизнь на удивление бессмысленно проживаемая штука. В связи с этим я вполне серьезно призываю Вас, дорогие друзья, закрыть вкладку с этой заметкой и идти молиться, поститься да слушать «Радио-Радонеж». Если не пойдете, пеняйте на себя, я Вас предупредил; значит, будем обращать Вас другими способами.
Однажды мне довелось присутствовать на семейном застолье, где один адепт Ордена ПГМ вдохновенно проповедовал присутствующим. В определенный момент он уловил вокруг себя кислые физиономии родных и близких, каковым мешал честно напиться, и решил зайти несколько с другой стороны. Хитро поблескивая глазами, он усыпил внимание слушателей тем, что обратился к такой, казалось бы, нейтральной теме, как личность Федора Конюхова; это было до того, как названный персонаж стал священнослужителем. Застолье облегченно вздохнуло, и тут-то наш хитрец выдал: «А знаете ли Вы, что когда однажды лодка Конюхова перевернулась и он три дня, почти не имея возможности шелохнуться, провел распластанным на ее днище, он непрестанно молился, прося у Бога помощи?».
В связи с этим наивным спичем у меня возник закономерный вопрос: а что еще остается делать в такой ситуации? Я больше ни одного подходящего занятия придумать не смог. Сдается мне, что в некоторых ситуациях не остается ничего, кроме как попробовать примириться с тем, что дорого данному человеку – с Богом, с родными, с друзьями. Подчас от жизни остается совсем маленький кусочек – несколько недель, дней, часов, и хорошо, если человек ощущает, сколь немного осталось. По зрелому размышлению, это благо, когда смерть не внезапна.
Помните, как князь Мышкин вспоминал одного своего знакомца, четверть часа пребывавшего в уверенности, что спустя несколько минут его казнят: «Он говорил, что эти пять минут казались ему бесконечным сроком, огромным богатством; ему казалось, что в эти пять минут он проживет столько жизней, что еще сейчас нечего и думать о последнем мгновении, так что он еще распоряжения разные сделал: рассчитал время, чтобы проститься с товарищами, на это положил минуты две, потом две минуты еще положил, чтобы подумать в последний раз про себя, а потом, чтобы в последний раз кругом поглядеть» (Ф.М. Достоевский «Идиот», М., «Дрофа», «Вече», 2002, стр. 66).
Если человеку доводится дожить до глубокой старости, он становится все слабее и слабее с годами. В прошлом он мог быть снайпером («Мэм, я сиживал в окопах Второй мировой… Чего мне бояться кукурузных полей Айовы?») или рубить врагов революции напополам с одного удара («На полном размахе руки доворачивала саблю и сносила голову, шею, часть плеча эта правая кисть»), но в старости он передвигается на двух костылях или не может поднять руку и удержать в ней бумажник. Перед смертью, по словам главного героя фильма «Простая история» мистера Стрейта, умеешь отделять зерна от плевел, а мелкое не застит глаза. В чем бы ни была причина его разлада с братом, это уже стало не важным, поскольку старый мистер Стрейт хочет примирения, хочет сесть рядом и взглянуть на звезды, как они с Лайлом делали это много лет назад, когда были детьми.
Эти мысли на фоне горьких слов о том, что самое тяжелое в старости это мысли о молодости («Вы, верно, знаете какой-нибудь секрет. Я старше вас только на десять лет, а посмотрите, как я износился, сморщился, пожелтел! Вы же поистине очаровательны, Дориан!»), делают тему старости в фильме в достаточной степени пронзительной для того, чтобы «Простая история» стала понятной и близкой значительному числу зрителей.
Кстати, приходилось Вам замечать, как меркнет образ лорда Генри в последних главах «Портрета Дориана Грея»? В третьей главе романа у него самого герцогиня Харли пытается выведать рецепт возвращения молодости, и лорд Уоттон в характерной манере отвечает ей, что для этого необходимо повторить все безумства этой поры жизни. По прошествии же двадцати лет лорд Генри сам вопрошает Дориана о секрете вечной молодости.
Старость это то время жизни, когда можно, конечно, вспылить и поспорить с молодыми, но вскоре отходишь, машешь рукой, говоришь «Ну да Бог с вами» и снова становишься дедушкой. Что поделать, друзья, мы с Вами посмотрели не элитарный, а человечный фильм, хи-хи. Чтобы после него восполнить недостаток чопорного интеллекта, придется внепланово почитать Эко (когда «Пражское кладбище, наконец, сподобятся перевести на русский) или Набокова.
Рассуждения главного героя о тяжелой судьбе своей дочери Розы, лишенной родительских прав в отношении своих четверых детей, заставляют обратиться к мысли о том, как скверно ощущать себя виноватым в чем-либо перед своим ребенком. В связи с этим мне припомнился случай из отрочества, когда мне было лет тринадцать. Было лето за городом, шквалистый ветер, я лежал на раскладушке и читал книжку (а Вы думаете, откуда я такой умный появился?), а неподалеку стояла прислоненная к стене дома тяжеленная лестница. «Мама, - спросил я, - а лестница не упадет на раскладушку от такого ветра?» - «Нет, сынок, - ответила мама, - лестница ведь такая тяжелая». Я, однако, к тому времени прочел уже достаточно книг, чтобы стать весьма недоверчивым, поэтому захватил книжку и перебрался на крыльцо сарая. Не прошло и десяти минут, как лестница с жутким грохотом рухнула на раскладушку, покорежив ее. Раскладушка была обшита фанерой, ибо папа, когда у него болела спина, спал на ней; фанера эта захрустела, сломалась, и я явственно представил себе, как бы хрустнули кости моих ног, если бы добрый Господь не надоумил меня сверзиться с раскладушки вовремя.
Тогда я отчетливо понял, что родители по примеру иных людей тоже могут порой говорить глупости и ошибаться.
Еще меня забавляют мамаши, которые вовсю пьют алкогольные напитки, курят, а потом удивляются, чего это у них родились такие болезненные отпрыски. Особенно умилительно выглядят эти персонажи, когда после рождения ребенка они снова начинают пить и курить, а если опять тяжелеют, то сызнова бросают на время – это, видимо, видится им очень достойным шагом, прямо-таки жертвой для будущего потомства (что бы такие женщины ни говорили, мне так и не удалось отделаться от мысли, что если женщина курит, ребенка она не хочет). К счастью, потомство это ничего не оценит, хи-хи; колыбель малышей большинства родителей, о детях своих не заботящихся, качается над бездной. Впрочем, и потомство жалеть не стоит - к чему жалеть тех, кто родился на этот свет с правом обвинять.