Даты, числа – они уходят из памяти. Да и так ли уж они важны? Важно то, что остаётся - чувства, ощущения, образы…
Какое было число? Не помню, не важно. Помню год – 1979. Я не поступила в свой, такой желанный, мединститут. В расстроенных чувствах, безразличная ко всему (жизнь казалась конченной, а я сама - самым несчастным человеком), устроилась телефонисткой в своём родном городке Галляарале – это небольшой районный центр в Узбекистане. Тогда были ручные коммутаторы со шнурами. На каждом коммутаторе что-то около двухсот номеров. Старшая телефонистка тётя Люба была знакома с моей мамой, замолвила за меня словечко и меня взяли ученицей телефонистки.
Тот день перевернул мои представления о "не счастье". И, пожалуй, стал последним днём моего детства. Это был первый день ВОЙНЫ. Для меня - первый день Афганской войны. Первой войны моего поколения. Потом этих «локальных войн», «горячих точек» будет ещё много, но эта – была, и навсегда останется, первой.
Было обычное дежурство, кажется воскресенье, потому что коммутаторы работали без нагрузки – рабочие телефоны молчали, а квартирных тогда было немного. За межгородом сидела телефонистка со стажем – Мехри-апа. Но и переговоров было немного. Человека три сидели в переговорной, время от времени подходили к окошку и спрашивали, когда же их соединят. Мехри-апа отвечала односложно:"кутиб туринг" - ожидайте, и закрывала окошко.
От почты до железнодорожной станции, по прямой было совсем недалеко – минуты три быстрой ходьбы, а если бегом – и того меньше. Как быстро бежали эти мальчишки – не знаю, но они просто ворвались в переговорный пункт, наперегонки, перебивая друг друга, умоляли соединить их с какими-то городами. Задыхаясь, называли номера телефонов. В их умоляющих глазах была такая тоска, что было понятно – речь идёт о жизни и смерти. Это был первый эшелон в Афганистан, который прошел через нашу станцию. Потом их будет много, очень много, но этот запомнился навсегда.
Мы знали уже о вводе в Афганистан «ограниченного контингента», но видели этот «контингент» впервые. Мои ровесники, выпуска 1978-79 годов, вчерашние школьники! Сейчас, когда свои дети уже взрослые, думаю : какая сволочь могла вот так запросто, за здорово живёшь, послать детей на растерзание профессиональным убийцам? Для тех, кто посылал этих ребятишек на войну - и в аду – слишком хороший климат!
Дозвониться до своих номеров удалось не всем – времени было в обрез, да и техника тогда была аховая. Но, до сих пор помню крик в кабинке: « Мам это я, ты слышишь?! Это я! Нас перебрасывают в Афганистан! Мам, ну не плачь! Всё будет хорошо! Слышишь, не плачь!».
Мы не взяли с них денег, какие деньги у солдата! Да и обстановка была такая, понимали – случилось что-то страшное. Горе. Горьким комом в горле стояло ещё чужое, но уже враждебное слово - «Афганистан». Мальчишки убежали к своему эшелону. Может быть, убежали навсегда.
Похоронки, пропавшие без вести – всё это будет потом.
Переполненный Ташкентский госпиталь – потом.
Инвалиды, никому не нужные мальчишки, оставшиеся один на один с горем – потом.
Герои Советского союза «посмертно» – потом.
Правда об ужасах войны – потом!
Потом будет Леонтьев петь:
«Не в сорок первом под Калугой, где холм высок
В восьмидесятом под Кабулом - ничком в песок
Не плачьте, мама, сын ваш Коля, как все сыны
Был застрахован лишь от боли былой войны»
А пока ещё Жанна Бичевская хорошо поставленным голосом, прочувствованно, не поёт, а рапортует:
«Благодарю свою страну
И тех, кто пал в последнем шаге,
За то, что мальчики войну
Узнали только на бумаге.»
Эта песня умерла вместе с нашей верой в свою страну. И вместе с первыми убитыми мальчиками.
Мы ещё не знаем, что нашему поколению тоже придется хлебать войну полными горстями.
Мы ещё не верим, что это настоящая война!
Мы не знаем слОва «духи» в том значении, в каком оно будет произноситься вернувшимися «оттуда».
Кандагар, Кабул, Баграм – пока это просто слова, названия чужих азиатских населённых пунктов. Мы ещё не ищем их на своих школьных атласах по географии, не знаем, что они совсем рядом.
Мы ещё не видели ужаса в глазах матерей, провожающих сыновей в армию (только бы не в Афганистан!).
Пока ещё только шепотом передают ужасные вести о погибших, все верят и не верят, просто не могут поверить, что такое может происходить в нашей стране, с нашими детьми!
Но, уже не за горами соседское горе, и матери твоих ровесников, рвущие на себе волосы, превратившиеся за несколько минут в старух с чужими, страшными лицами.
Не за горами известие из военкомата о тщедушном однокласснике, которого дразнили Кащеем, – «пропал без вести». Много лет потом будут ходить легенды, что он жив, но где-то в плену (Кащей-то ведь - бессмертный). Не дождутся родители даже похоронки. Сойдёт с ума и повесится отец, умрёт от горя мать.
Всё это будет очень скоро, а пока, после отъезда эшелона, мы будем молчать, думать каждая о чём-то своём, автоматически отвечать на звонки: «Пятая, слушаю Вас. Хорошо, соединяю. Плохо слышно? Извините, линия перегружена». А в нашей тесной комнатке с четырьмя дореволюционными коммутаторами будет незримо присутствовать Война.
Раньше, когда я слушала песню «За того парня», при словах «Даже не был я знаком с парнем, обещавшим: «Я вернусь, мама!» - я всегда видела перед собой артиста Ивашова в роли солдата Алёши из «Баллады о солдате». Но после того случая на переговорном пункте, для меня этим солдатом стал тот молоденький, совсем мальчишечка, лопоухонький, со срывающимся дискантом, в гимнастёрке не по росту, в болтающихся на ноге сапогах солдатик. И его крик: «Мам, ну не плачь! Всё будет хорошо!».
Через тридцать два года после начала войны скупые строчки справочника будут гласить: «Афганская война длилась девять лет, один месяц и девятнадцать дней. Через Афганистан прошло более полумиллиона воинов Ограниченного контингента Советских войск. Общие потери на страны в этой войне составили 13 833 человек. Пропали без вести и были захвачены в плен 330 человек».( http://on-infantry.narod.ru/holod/warafgan.htm)
Потом…Все будет скоро, но потом…
А этот день для меня стал точкой отсчёта.
фото - из интернета.