До Оки пешком десять минут, до «Швейцарии», не страны, а парка, и того меньше, другой парк, «Щёлковский хутор», в пяти минутах ходьбы в противоположную сторону. Прекрасное местечко нам досталось для общежития. Если же учесть, что совсем рядом ещё и три общежития медицинского института плюс общежитие инъяза и строительного института, со студентами и, главное, студентками – райские кущи с многочисленными древами и плодами соблазнов на них.
Наше общежитие – мужское. Квартирного типа. То есть, ни вахтёра, ни вахтёрши. Комендант где-то в пространстве существовал, но на нашу вольность с его стороны посягательств не имелось никаких. Полная и абсолютная свобода – в свободное от работы время. В двухкомнатной квартире, общей площадью двадцать четыре квадратных метра, пять койко-мест. Два в маленькой комнатёнке и три в большой. Малая вмещала ещё и общий на всех шкаф, две тумбочки, обязательных, два стула и стол, не обязательный, но круглый настолько, что занимал собой места в комнатке раза в два больше, чем это было бы разумно… Всё. На три койки в другой соответственно три тумбочки, три стула, лампочка, одна, без абажура над столом, прямоугольным, и тоже всё… Нет – ещё одна тумбочка обособленно в углу, подпирая собой телевизор «Рекорд», с ножным управлением. Этот аппарат был мудр, но стар, страдал многочисленными телеболезнями, многократно лечен и возвращался к жизни только при лягании ногой выведенных наружу контактов, свисающих чуть не до пола на разноцветных кишочках-проводочках.
Квартира номер сорок три в цокольном этаже. Окна, не моргая, таращатся на противоположный дом из тускло-красного кирпича. Украшенного на углу вывеской «Хлеб». Этот же угол нагло загораживает нас от солнечных лучей после восхода солнца, позволяет выглянуть ему на не продолжительное время и провожает до захода за угол дома уже нашего. Спускаясь вниз по лестнице к входу в квартиру, мы не пересекаемся с жителями всех пяти этажей, нависающих над нами. Многих даже не знаем ни в лицо, ни, тем более, по именам. Женщины проскальзывают мимо, опустив очи долу, мужчины здороваются, но несколько натянуто – присутствие в доме холостых молодых здоровенных мужиков несколько напрягает женатиков, что ни говори…
Напрягало напрасно. Их драгоценные половины нас не привлекали, даже если бы и хотели. Нам нужны были свои – единственные и неповторимые. Их пока не имелось. По разным причинам, но не было. В нашей общей квартире. В соседнем подъезде, где находилось две квартиры-общежития, многие своё счастье обрели и по этой простой причине взвалили на себя целый ворох сверхъестественных несчастий. Самое несчастное из них – пять семей с детьми в квартире на пять койко-мест в двух комнатах… Вообразить себе такое трудно даже в неудержимом полёте фантазии, но жить ещё труднее. Фантазия начинает ползать. Плач детей, аромат мокрых пелёнок, дикая теснота в сочетании с двухсменной работой и перманентной штурмовщиной на заводе, когда работать приходилось практически без выходных по десять – четырнадцать часов, - впечатляло. И не только тех, кто там так жил. Впечатления шокировали нас так глубоко и потрясающе, что мы повторять семейные подвиги наших коллег не хотели никоим образом.
Холостым мужикам, то есть, нам, уже несколько под тридцать или столько же за тридцать. У всех либо высшее образование, либо оно же, но ещё не оконченное – оканчивается в вечерних институтах, либо высокая квалификация по специальностям. Все – рабочие и инженерно-технические работники, гордо именующие себя ИТээР. Все – на одном заводе, очень оборонном и очень же секретном – только мальчишки, живущие по-соседству, знали что и как на нём производится и, упаси Господи, больше никто на всём белом свете. У всех стаж работы на этом тайном заводе зашкаливает за десять-пятнадцать лет и это не является тайной ни для администрации завода, ни для профсоюза.
Стаж имеет значение для получения квартиры. Все мы стоим, а также лежим на своих койко-местах, сидим перед ножным телевизором и вкалываем на рабочих и служебных местах, в очередях на квартиру. Она движется довольно причудливо в разные стороны: то вверх – к лидирующим местам, то вниз – к отстающим.
Однажды, из праздного любопытства во время перекура, я подсчитал: через какое количество лет, при имеющемся темпе движения к положительному итогу очередников, мне светит шанс перейти из общежития в свою заветную квартиру с двадцать шестого места в очереди. Несколько несложных математических действий и результат: через двести десять лет… В голове слегка помутилось, но перспектива всё же радовала – может быть, ради великой цели, удастся до такого возраста и дожить. Вдохновляла и песня из кино: «Нам года – не беда, если к цели стремимся большой!» Года для нас большой бедой пока ещё не были, большая цель, кроме зарплаты, подразумевалась в лозунгах, категорически утверждавших, что «все дороги ведут к коммунизму», но не просматривалась в реальности.
Итак, жильцы-квартировладельцы нашего подъезда, поднявшись к входной двери на несколько ступенек крыльца, поднимаются выше на разные этажи, минуя короткую лестницу, ведущую в наш цоколь. Вместе с ними и их дети разнокалиберного роста и возраста, включая подростков-акселератов. Правда, мы бы очень затруднилось сказать, если бы нас спросили, кто именно из них в каком подъезде живёт, живёт ли вообще и под каким именем или прозвищем существует. Они нас, как попозже выяснилось, знали довольно хорошо – для того, хотя бы, чтобы отличить своих от не своих. Ну, на всякий случай. Их, случаев этих, у подростков хватает.
Долго ли коротко ли, но вывод один – мы, общежитейцы квартиры номер сорок три, и они – прочие существа дома номер три по улице Крылова, жили как бы в параллельных мирах, точка соприкосновения которых перемещалась по цехам и отделам завода, а пересечения терялась в пространстве вселенной. Если вообще существовала в природе. В природе, бесспорно, существовали мы, наше общежитие и бесконечное многообразие девушек. С их помощью и при их очаровательном участии в сорок третьей устраивались компании для посильных встреч, и похмельных проводов, праздников: Новый Год, восьмое марта, первое мая и седьмое ноября. Не так, чтобы и очень часто. Постоянных подружек у нас, как правило, не водилось. Временные появлялись и исчезали чаще, чем возникали вновь, как романтические цветы для того, чтобы развеяться осенним дымом. Компания без девушек – не компания, а нечто противоестественное и омерзительно скучное, как лесная поляна без цветов. Цветы искали на вечерах отдыха и танцах. Там девушек водилось много и они тоже были не против того, чтобы их собрали в букет.
И вот он собран. Компания укомплектована и по составу гармонична, как сервиз. Сбросились по три или по пять «рваных», после беготни по магазинам закупили вино, водку и закусь. Иногда пускались на хитрость: покупали, если повезёт найти, водку «Старка», разливали её в бутылки от прежнего коньяка и в таком виде ставили на стол. Для неспециалистов и недегустаторов вполне за коньяк и сходило. Особенно легко клевали на такую уловку девушки. Пить просто водку решалась не каждая, но коньяк – вполне. Всё лучше, чем бормотуху или «чернила», как называли нечто вермутоподобное, называемое «Волжским» - отвратно убойной силы зелье. Его действительно можно было использовать вместо чернил, но большинство пьющих считало это предательским и очень не рациональным извращением. Тем более, что иных винообразных напитков слишком часто было просто не сыскать. А вы говорите «чернила».
В тот вечер всё началось весело, дружно, тепло и общительно. Двенадцать персон, сияя свежевыстиранными и выглаженными рубашками и штанами, модными, по доступности, платьями, обаятельными улыбками и пленительными глазами сидели за столом, «ломившимся от яств». Яства являли собой нарезанную ломтями колбасу и сыр, принесённые салаты оливье, консервы килька в томатном соусе, купленный холодец (по рубль за кило) и хлеб. Украшали стол «коньяк» и портвейн три семёрки – особая гордость того, кто его где-то достал. Ну, и несколько бутылок водки «Столичная» - на всякий случай, который всегда появлялся после исчезновения «коньяка» в желудках. Собирались, собственно, не для того, чтобы перегрузиться едой до неподвижности и напиться до невменяемости. Для «танцы-шманцы-обжиманцы» и песнопения.
Тут же за столом и курили… Ну, вы представьте себе шесть-восемь почти непрерывно дымящих глоток и сигарет в пространстве шестнадцати квадратных метров нашей зальной комнаты. Через некоторое время из открытых форточек валил дым, как при пожаре, но зато внутри комнаты пары двигались в танце среди романтической жемчужной вуали сизой дымовой завесы.
- Послушайте, мальчики, - не выдержала пытки удушения стройноногая блондинка Верочка, - вы не могли бы курить свои жуткие сигареты где-нибудь в другом месте?
- Ну почему же жуткие? Вполне симпатичные – опальные сигареточки. «Опал», в смысле, - щегольски выпустил изо рта три дымовых колечка солидный Костя.
- А у меня от вашего «опального смысла» в горле уже першит и голова раскружилась, - сморщила лобик под слегка растрепавшейся чёлкой Нина.
- И куда же она р-раскр-ружилась? – не очень внятно изрёк Витя, удерживая равновесие с помощью коечной дуги.
- Не приставайте к даме с дурацкими вопросами, - вписался в разговор положительный Володя, мигнув сквозь дым голубыми глазами. – Если она говорит – нужно исполнять. Кто накурился – окурки в пепельницу, кто нет – за дверь.
Переполненная пепельница приняла в себя несколько чинариков. За дверь вышли двое. Оба – не из нашего общежития коллеги по работе Петя и Саша.
Танцы-шманцы продолжались. Блондиночка Верочка томно склонила головку на грудь Володи в ритме медленного танца. Брюнетка Нина вплотную сложилась с Костей, позволяя ему в притушенном свете некоторые вольности в жестах. Другие пары с разных цветов волосами и причёсками сосредоточились на своих ощущениях…
И тут распахнулась входная дверь и панически взвыла петькиным голосом, подсвеченным разгорающимся фонарём под левым глазом:
- Наших бью-ют!!
Кто-то взвизгнул. Кто-то рявкнул. Звуки музыки заглушил дробный топот выскакивающих в атаку бойцов: все наверх! Покинутые дамы сжались в кучку.
Возле трансформаторной будки мельтешило небольшое побоище. Кто-то кого-то полоскал. В темноте не разберёшь поначалу кто и кого. Вон пара изображала нечто, похожее на боксёрский поединок. Кто-то зажал чью-то голову между колен и охаживает согнувшегося… по попе. Некто стоя попирает асфальт своими четвереньками, а на нём восседает в длинном чёрном пальто всадник с пышной шапкой курчавых волос на голове. Наездник победно пришпоривает поверженного, удерживая его за шиворот, и что-то вопит человеческим голосом… Остальные участники потасовки размахивают героически руками, бегают, лягаются неопределённо и лишь дополняют сумятицу…
В драке участвовать могли только две стороны: наша и… другая. Привыкнув к уличной темноте, тускло освещённой из окон, глаза различили… Отшлёпанный по заднице – подросток из нашего подъезда. Соперники по боксу – один из нашей компании, предположительно Сашка, другой тоже подросток из нашего дома..., наверное. А вот верхоконная пара выглядела позорно для нас. Когда наездника за ворот сгребли со спины «коня» и дали пинка под зад, оказалось: тот, на ком он сидел и кого пришпоривал без шпор – наш человек, имя которого называть не стану во избежание публичного позорища. Длинный парень в длинном же чёрном пальто – из нашего подъезда субъект, не достигший, вопреки росту своему, совершеннолетия – перерос возраст в длину. Короче – своя своих не познаша.
Наши, из компании, тихо-мирно стояли и покуривали возле крыльца, а наши, из подъезда, не зная их в лицо, поинтересовались кто они такие и что тут вот вообще делают. Не достаточно вежливо поинтересовались, да ещё и прикурить попросили. Подростки у взрослых. Получили адекватный ответ с замечанием вести себя поприличней, в том смысле, что курить пацанам, пошли подальше, ещё рановато. Дальше слово за слово, оплеуха за оплеуху и – понеслось. Но быстро и благополучно кончилось без особых потерь и членовредительств. После потасовки – разборка. Длинный парень в чёрном пальто, стоя на ступеньках лестницы, ведущей вверх, истерически колотил меня, стоящего возле лестницы, ведущей вниз, словами:
- Зачем ты своих привёл?!! Мать твою через тыры-пыры растудыть!
Это о том, что если бы бойцы нашей компании не поднялись из подвала – тем двоим всыпали бы по число первое численным превосходством. За «тыры-пыры» и его следовало бы отшлёпать, но передумалось во избежание продолжения «банкета».
Сим заключительным аккордом скандал был исчерпан. Покрытые пылью и доблестью, окутанные дымом победных сигарет, мужчины вернулись к своим дамам, смеясь и перемалывая детали схватки. Особо потешались над «конём и всадником».
- Как тебя угораздило на четыре-то точки встать?
- До чрезвычайности просто. В темноте то ли споткнулся, то ли кто подножку заподлил. Плюхнулся, а тут этот длиннополый навалился… Что за парень?
- Да в нашем подъезде живёт на каком-то этаже. Как-то, должно быть, зовут. Но как – не знаю.
- Ну и хрен с ним. Пацан ещё.
Ухнули в небытие годы. Всё-таки переженились общежитейцы и разбежались кто куда по частным квартирам. Я, прожив в той же легендарной сорок третьей с женой два года, переехал в другой город, пригревшийся под боком у Нижнего, - в Кстово. Там ей – врачу, квартиру дали после полугода самоотверженного труда…Вспыхнула живым обнадёживающим огнём перестройка. Грянул и потряс планету атомным ужасом Чернобыль. Заставил со страхом посматривать кстовчан и нижегородцев на уже построенную на равном расстоянии от тех и других атомную станцию теплоснабжения… Теперь она казалась зловещей. Закрыть! Не допустить пуска! «За жизнь без страха!» - поднял лозунг стихийно сколоченный комитет ядерной защиты. Забурлили, забубнили митинги и диспуты за и против.
Во время судорог и словесной пальбы одного из них, стонущего от напряжения, на сцене возник паренёк с головой, похожей пышностью на одуванчик, только чёрного цвета… Что-то знакомое почудилось мне в его облике, фигуре и походке. Где-то когда-то я его видел… Ба! Да это же тот самый «наездник»!
Диспут почти официальный. На сцене трибунка, слева от неё длинный стол алеющий покрывалом. За столом подобие президиума – делегаты райкома КПСС. Атомная на территории района – как же без райкома. Подобия реагируют на происходящее по-разному. Среди них женщина-инструктор райкома – женщина с очень выразительными пышными бёдрами… О них можно было бы и не упоминать, но они сами о себе очень наглядно и настойчиво напоминали. Самой их обладательнице ног своих под крышкой стола не видать, а зрителям, заполнившим зал, очень даже заметно: подол юбки задрался слегка, ноги раздвинулись и прямо в зал неким светильником сверкают белые трусы… Волей-неволей, а глаза мужчин, сидящих в зале ниже уровня сцены, туда возвращаются, отвлекая от куда более важных тем… У остальных членов президиума, да и у самой обладательницы белых трусов, лица преисполнены сознанием собственной значимости.
Во главе делегатов сам первый секретарь Анатолий Приставников. Хорошо устроился: держит в руках шнур от микрофона. Не нравится речь на трибуне говорящего – дёрг за шнур… Вот неформал Юра Дубовок, заикаясь немножко от благородного волнения, громит доводы сторонников атомной станции. Товарищ Приставников тянет из его кулака микрофон. Не тут-то было:
- Не отнимайте у меня микрофон, гражданин секретарь, – я е-щё не кон-чил! – огрызается Дубовок и через каких-то десять минут кончает добровольно. При туго натянутых отношениях с первым секретарём.
- Слово предоставляется члену комитета ядерной защиты младшему научному сотруднику НИРФИ Борису Немцову!
Да! Тот самый! Только без длиннополого чёрного пальто. Вместо него серый костюмчик. Борис Немцов решительно против атомной. Просто и прямо против. Доводы его таранят оборону сторонников и она даёт трещины, как ворота рыцарского замка при его штурме восставшим народом. Говорит не хуже товарища Троцкого, образно и с юмором. Зал рукоплещет и даже забывает про белые трусы. Товарищ Приставников в гневе:
- Прекратите хулиганить, господин Немцов! Или я сделаю так, что тебя отсюда выведут!
- А мы разве с вами пили на брудершафт тов Приставников? Будьте так добр называть меня на вы или я сделаю так, что тебя отсюда вынесут.
Оседлал Немцов первого секретаря, пришпорил и спокойненько сошёл со сцены дома культуры «Октябрь» с уверенным торжеством во взоре и чёрным «дипломатом» в руках - для того, чтобы подняться на куда более высокую.
Через пять лет должность первого секретаря райкома правящей когда-то партии была вынесена из здания районной администрации и за ней захлопнулась без хлопанья и треска дверь, а фамилия Немцова, да и он сам, через несколько более позднее время оказались выведенными из числа высших эшелонов власти. Так что схватка этих двух наших персонажей окончилась вничью.
Рассказ написан на основе подлинных событий их непосредственным свидетелем и в некоторой степени даже участником, в чём он без покаяния и признаётся.
18.01.2011.