Прижимая плотнее шарф к подбородку и вдыхая запах любимых духов, я ускорила шаг, стараясь уклониться от дерзких, навязчивых порывов холодного ветра, подгоняющего меня к спасительному зданию станции метро.
Вошла, казалось, что яркое внутреннее освещение создаёт иллюзию надёжности укрытия не только от власти непогоды, но и защищённости от всех несчастий и бед. Именно иллюзию, ошибочный код доступа потому, что, на самом деле, защиты не существует. Есть безжалостная колючая боль, проникающая внутрь и не оставляющая надежды на понимание смысла. С ней можно только смириться и пережить потом, позже, оставляя в утраченном навсегда, часть своей души.
Эскалатор медленно и плавно втягивал меня вниз, в широкую горловину подземного тоннеля. Стало безумно душно, я ослабила шарф, сняла тугие перчатки, не спеша прошла к середине платформы, переступив с движущейся лестницы на твёрдую площадку. На электронных часах беззвучно менялись цифры, обозначающие секунды: до прихода поезда оставалось несколько минут.
Воспоминания детства возникают неожиданно: яркими картинками, благодаря зрительной памяти; отрывочными эпизодами, даже отдельными запахами; иногда просто общей тональностью, звуками, ощущениями. Вот и сейчас, я вспомнила, как в детстве, когда приезжала к своим родственникам в Москву или Ленинград, то средством передвижения, с помощью которого мы добирались до очередной достопримечательности, выбиралось, почти всегда, метро. Каждый раз, когда я стояла на платформе, видела только половину пути - один, проложенный вдоль стены, длинный стальной рельс. Я смотрела удивлёнными глазами, не понимая, каким образом могут двигаться по нему вагоны. Это было магнетически притягивающее и завораживающее зрелище, одновременно смешанное с необъяснимой тревогой и смятением.
Инстинктивно я держалась подальше от края, превозмогая в себе ощущение коварного любопытства и страха. Звуки нарастающего шума вернули меня к действительности. Мой взгляд невольно упал вниз, на рельсы и шпалы. От них исходил удушливый запах свежепокрашенного полотна. Черный, вернее угольный цвет, усугублял восприятие той трагичности, которая плотным невидимым туманом впитывалась в сознание. Отрывочные эпизоды известного романа возникли в памяти: гибель мужика под колёсами вагона,....Анна, ....Вронский.... Откуда-то, из глубины сердца, медленно возник и утвердился вопрос: о чём думала Анна в последний миг? И следующие: способна ли я почувствовать то, что заставило её сделать этот безумный шаг? Запредельное отчаяние, которое уходит из-под власти, разума и способности, позволяющих удержать под контролем движение обречённого тела? Сколь велико должно быть такое отчаяние?
Размышления постепенно уводили меня в параллельный мир, в котором я могла раствориться без остатка, ощутить вседозволенность откровения ничем и никем не запрещённую, в которой я хотела существовать без условностей, без оглядки и без страха быть непонятой, лишней и недостойной, где бессмысленны опасения людского осуждения, как неоспоримого условия для жизни в реальном, одушевлённом мире.
Отречение от существования наступает после обдумывания множества вариантов и всех мыслимых оправданий для того, чтобы, в конце концов, отказаться от торжества приоритета жизни перед смертью. Когда понимание достигает такой ясности, при которой единственно возможным выходом видится избавление, тогда остается только одно - податься вперед.
Преград не существует. Тот миг легок потому, что сомнений уже нет...Выбранная свобода не оставляет шансов для сопротивления как не существует запрета на последний вздох.
Множество "Нет, нет,нет!" побеждает мысль всеобъемлющего "Да!". Нет последнего останавливающего окрика, как нет желанного объятия. Как жестока любовь!
Жестока, несомненно, если она может заставить Женщину принять такое решение, как единственно возможное признание своей правоты. Остывала ли душа пустотой или, напротив, в ней звучала музыка в последние минуты жизни? Были ли это аккорды органного совершенства или звуки гитары, аккомпанирующие испепеляющей страсти испанского фламенко, а может - просто тихая угасающая мелодия, предчувствующая беду и рвущаяся изнутри, чтобы не оставаться навсегда в изувеченном, безмолвном теле? Никто и никогда этого не узнает...
- Доброе утро, Ирина Анатольевна!
Я вздрогнула от неожиданного, по-утреннему бодрого, приветствия моей коллеги по работе.
- Что это Вы смотрите вниз, потеряли что-то?
- Да, вот, пуговица оторвалась и укатилась с платформы. Ничего страшного, кажется, дома есть запасная.
Уже входя в вагон, я подумала о том, как легко можно найти запасную пуговицу, но вот жизнь...