ВЯЧЕСЛАВ ЧЕХУТ - http://proza.ru/avtor/slava2 - ТРЕТЬЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ «СЕМЬЯ» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Старшему сержанту не спалось. Накануне носились как бэтманы по тёмным переулкам центра. "Уазик" гремел и коптил, таская в отделение пьяных и убогих, потерявших, а то и пропивших документы. В два часа ночи ему снились поганые сны, а сейчас, когда проснулся, хотелось пить и гудело в ушах.
Две комнаты в комуналке достались от бабки, прописавшей его по уходу, и вечно ругавшей за беспутство. Он ходил за ней до самой смерти, а получив жильё, женился и сейчас в проходной комнате сопела во сне трёхлетняя дочка. Он посмотрел на неё, улыбнулся и перевёл взгляд на большое дореволюционное окно. Узкий переулок тонул во мраке и только напротив, в свете висящего на проволоке фонаря, как театральная сцена, выделялся кусок мостовой с тротуаром и аркой дома напротив.
Картина притягивала взгляд. Ни одной живой души. Медленно проехала патрульная машина. Он ухмыльнулся "коллеги". Переулок опять опустел. Справа, со стороны вокзала, зацокали каблуки и он увидел девушку с букетом, быстро идущую по тротуару по направлению к пятну света. Она не оглядывалась и не смотрела на стены домов, видно цель её была близка. Она вошла в пятно света и он увидел совсем молодое лицо, очень миловидное, отличающееся той красотой, которую не часто встретишь. Казалось в нём собралось всё то, что отличает красивое лицо от некрасивого. Правильный овал, большие очень живые глаза, прекрасные брови и пышные волнистые волосы. Она чуть-чуть улыбалась. У него проснулось чувство, которое описать сложно. Это было не вожделение и не тяга самца к привлекательной самке. Скорее досада. Какая-то жалость к себе. Он осознал, что у него никогда не будет такой девушки. Эх, хоть поглядеть бы поближе..."Стар уже"- сказал он вслух и, вздыхая, поплёлся на кухню.
Выйдя в коридор, чуть не споткнулся об спящего мирным сном соседа Матвеича. Тот покладисто извинился.
- Что опять не пускает, Матвеич?
- Запах, говорит от меня. Саш, сам посуди, как запаху не быть, за двенадцать часов так накувыркаешься. В конце смены обязательно надо расслабиться.
- На вид ты вроде не пьяный.
- Вот и я говорю. Всего бутылку на шестерых- то распили. Вразумил бы ты её. Ты ж мент, вам надо профилактическую работу проводить.
- Ну да, чтобы и меня по башке шумовкой огрела, как тебя в прошлый раз.
За окном уже с минуту слышался какой-то шум, словно несколько человек дружно топали по тротуару. Что-то шуршало и падало и, иногда, мычало. Затем раздался душераздирающий визг и несколько ударов. Они влетели в комнату. В темноте арки был виден силуэт высокого парня, с видимым усилием тащившим что-то волоком в темноту двора. На тротуаре, в пятне света, одиноко лежал сверкающий блёсками букет.
- В милицию звони!- Прокричал Сашка и, как был, в тапочках побежал на лестницу. На улице было тихо, в домах не зажглось ни одно окно. Чтобы проснуться людям мало было короткого вскрика. Шлёпание тапочек вспугнуло тишину. Сашка влетел в соседний двор. Здесь тоже было тихо. Не было видно или слышно ни девушки ни маньяка. Ближайшая дверь чёрного хода была распахнута. Когда-то он был здесь. Маленькая дочка никак не могла уснуть и ему пришлось подниматься на чердак этого дома. Здесь проходили провода к громкоговорителю на крыше. Бравурные марши гремели с утра до вечера, будоража граждан в очередях и не давая спать малым детям. Он тогда не перерезал провода, а аккуратно переломил их прямо в оплётке. Регулярно поднимавшимся монтёрам. так и не удалось починить громыхалку.
Сашка вошёл через чёрный ход в подъезд и прислушался. Стояла полная тишина. Он с сомнением покрутил головой. "Видно не здесь". Ни шороха ни звука. "Что-то надо делать!" Шлёпание тапочек по лестнице было не очень громким. Он влетел на третий этаж даже на запыхавшись. Дверь на чердак была по-прежнему открыта. Возле неё валялись куски пакли, осколки стекла, какие-то грязные деревяшки. Он вошёл на чердак. Тихо. Только недалеко в левом углу что-то чуть слышно свистело и, вроде, царапалось. "Кошки, наверное". Он, не надеясь на везение, всё же прошёл туда. Приходилось переступать через стропила и мусор, населявший сухое чердачное пространство. Слабый свет из слухового окна, разрезая пыль, доходил до кучи мусора в углу. Там что-то белело. Он подошёл, не надеясь, а только, чтобы удостовериться.
Маньяку не повезло. Сгнившая от времени ножка стула сломалась от удара по Сашкиной голове. Раздался хруст и на глаза струёй хлынула кровь. Корявая стулья ножка рассекла ему кожу. Маньяка полагалось скрутить. Боль и какие-то пятна перед глазами не давали предпринять положенные действия. Сашка крутанулся на правой ноге и, используя массу всего своего тела, нанёс страшный удар по тому, что увидел сквозь кровавую пелену. Кулак с хрустом припечатал что-то к стене. Когда-то в юности таким же ударом он проломил гипсовую стену в своей квартире. Ну и влетело же ему от матери! В боксёрской секции при городском стадионе был хороший тренер. Мешок с костями рухнул в углу.
Сашка встал на колени, опираясь руками на грязный пол. Так было полегче. Прямо перед его глазами лежало то, что он мечтал увидеть, глядя в окно. Маньяк полностью успел раздеть девицу, осталась только блузка, скрученная выше грудей. На вид ей было не больше пятнадцати лет. Свет из слухового окна, как нарочно, падал на голое тело. Девушка еле слышно сипела, правая рука её конвульсивно дёргаясь, царапала ногтями по пыльной доске. Она была без сознания, но равномерно дышала. У Сашки остановилось дыхание. Он встретил свою жену, когда ей был уже двадцать один год, а ему под тридцать. До этого у него были только зрелые женщины, как правило, разведённые или замужние. Юные богини, вроде той, что лежала под слуховым окном, не обращали на него внимания. Неосознанно, подчиняясь инстинкту, он дотронулся до её бедра. Оно оказалось мягким, как бархат, хотя и прохладным. Несколько капель крови упали на него с головы Сашки. Он вздрогнул и аккуратно, стараясь не потревожить, прикрыл её разбросанной кругом одеждой.
Приехавшая скорая увезла еле живого бандита и укутанную с головой, но пришедшую в себя, жертву. Сашке забинтовали голову, взяли показания и отпустили домой, обязав завтра явиться в местное ОВД. Еле передвигая ноги, он поплёлся домой. Букет, завёрнутый в целофан, валялся на прежнем месте. Видимо, на улику не потянул. Сашка подобрал его и, придя домой, обтёр прилипшую к целофану пыль. Спать уже не хотелось. Матвеич весело сбегал в круглосуточный магазин.
Сашкина жена Люда вставала в семь утра по будильнику. Войдя на кухню, она увидела двух мужиков, изрядно пьяных, рассуждающих, как ей показалось, о преимуществах молодой женской кожи перед подержанной. Вот, что она услышала:
- Как ты не говори, Матвеич, но нежную кожу и пощупать приятно, огромное удовольствие.
Матвеич же почему-то склонялся к той мысли, что главное в женщине это её доброта и способность понять.
Скандал в коммунальной квартире закончился минут через сорок. Матвеич, получив от своей жены затрещину, завалился спать в общественном чулане, а Сашка, которого никто не поблагодарил за совершённый подвиг, мучительно думал, как выйти из создавшегося положения. Взгляд его упал на букет. Он сполостнул рот, причесался и, взяв его в правую руку, вошёл в свою комнату. Жена с заплаканными глазами сидела у телевизора. Сашка прокашлялся.
- Людок, извини меня. Не спалось что-то. С Матвеичем поговорили за жизнь. Я ведь ждал, пока ты проснёшься. Так хотелось тебя обнять. Люда угрюмо обернулась.
- Хватит врать-то.
- Нет, правда. Проснулся, на тебя посмотрел - аж всего всколыхнуло. Пусть, думаю, поспит, а я её приласкаю потом. Цветы вот тебе купил.
Он достал из-за спины букет и положил на стол.
- Правда мне?
- Конечно, глупая, я ж про твою кожу-то говорил.
Жена ответила ему новыми слезами, слезами радости.