Несколько рассказов со сквозным сюжетом... прям повестушка получилась.
… Когда плотность звонков от оператора приблизилась к десятку за полчаса, моя тоска по Гетьмановке достигла апогея. Душистый стог сена и неподвижные облака на небе – и чтобы ничего не решать!
Давал себе зарок не пялиться на часы… не выдержал…сто шестьдесят восемь минут до отпуска, до заветной турфирмы. Терпеть! Воровато оглянувшись – никто вроде не смотрит в мою сторону – отхлестал себя по щекам. Немного отступила дрема… Звонок.
… Воз с сеном, запряженный волами, я догнал на изюмском шляхе, путь до Гетьмановки предстоял еще не близкий. Волы прядали ушами, отгоняя приставучих слепней, а на возу плавились под июльским солнцем добрые мои знакомцы – писарь Лесько и подкоморий Василь Трегуб. Вдоль пыльного шляха звучал нестройный дуэт голосов:
- По дорози жук, жук,
По дорози черный!
Подывыся, дивчинонька,
Якый я моторный!..
Терло седло, меня мотало со стороны в сторону на гнедой кобыле – никогда мне не выучиться верховой езде! – и с облегчением, привстав на стременах, соскочил я на благословенную малороссийскую землю. Пока привязывал уздечку к возу, увидел источник вдохновения лихих козаков – дорожный погребок, полуприкрытый сеном, с добрым набором водок и наливок. Лесько с Василем меня еще издалека приметили, и сейчас с воодушевлением обняли – «Орест!» После непременных расспросов, как там обоз на Дон, как Грицько, да когда вернутся, обратились писарь с подкоморием к прерванному разговору, что давненько, видимо, занимал моих попутчиков.
- Петров пост, - нервно провозглашал Лесько, сглатывая набежавшую слюну, - является наиважнейшим для православных козаков! Ну, не гайдамаки ж мы, не нехристи, шоб у пост предаваться чревоугодию!
Дело шло к послеполуденной сиесте в моем разумении, мерной неспешной поступью шагали волы, мерно покачивался воз с сеном. Воплощая вековечные свои мечтания, улегся я на душистое сено и положил на лицо чей-то драный брилик. Сквозь навалившуюся полудрему забавно было слушать разглагольствования приятелей – горячился Лесько, проповедуя воздержание в пост, да лениво отбрехивался толстый Василь.
- И жирное вкушать в пост – грех…
- Дело, конечно, любительское (Трегуб любил козырять модными словечками), а только кулеш из соленых карасей – шо ж тут скоромного?..
- Скоромного?! Та усе! И привселюдно скажу: только напиток из зарной травы не есть грехом…
После чудесного спасения от русалок посредством любистовки сфера интересов Леська приобрела явно алкогольный крен.
- К любистовке, - Василь неспешно смаковал каждое слово, - достеменно добре взять свежепросольную осетрину…
Я задремывал, убаюканный на высоком возе, и то и дело сквозь марево жаркого дня до меня доносилось запальчивое «нехристи!.. гайдамаки!.. як можно – раковые шейки в пост!?...» и лениво-благодушное « а вот еще, доложу я вам, если взять свежей белужины…»
..Вскинулся я от Леськового крика – «Гаркуша!». Открыв очи , увидел сквозь дырявую тулью (как и мечталось) неподвижные белые барашки в небесной лазури. Я отбросил бриль и сел, мотая головою. Воз стоял в тени большого дуба. А на возу стоял памятником Лесько, указывая худою рукою на горизонт. Там , в клубящейся пыли, мчал к далекому гаю всадник… или двое…
- От уже тебе гайдамаки мерещатся всюду, - Трегуб, видно, давно уже слез с возу и хлопотал у костра. Над закопченным казанком поднимался ароматный пар. «Та что ж за гайдамаков они весь день поминают?» - задумчиво подергал я себя за ухо. Из обилия информации задела меня аналогия с Робин Гудом и я успокоился.
- Орест! Коли гайдамаков не боишься – подай сюда раков с воза!
Я заглянул под сено и увидел набитый свежею травою мешок - так вот что шевелилось всю дорогу у меня в ногах! – с полусотнею крупных раков, лениво грозивших мне клешнями, когда я развязал мешок. Трегуб принялся деловито отправлять в уху из белужины раковые шейки, Лесько же, потоптавшись на возу, - «а, може, то и не гайдамак Гаркуша?», слез на землю и, отвлекаясь от постных мыслей, отомкнул дорожный погребок с наливками. Искал, видно, любистовку, но, перепробовав из разных штофов, заплетающимся языком стал выдавать информацию:
- Так ото шо я вам скажу, панове: не раз уже видели в нашем поветке Гаркушу с гайдамаками! И я сам от ясновельможного судьи Дементия слышал, шо досталось от Гаркуши и отставному поручику Черемше, и крамарю Яшке, и даже пану Мельскому выпало от него батогов получить…
Дрожало жаркое марево над выжженной степью, где видел Лесько всадников на горизонте, живительной прохладой тянуло с реки. Я стоял у обрыва и любовался чудным пейзажем – по долине полноводного Оскола разбросаны были темно-зеленые купы деревьев, хутора и веселые мельницы.
- Ну… - алчно потер руки Василь, - теперь и мы с Орестом опробуем по доброй пропорции дорожных наливок под белужью уху!
Подняли мы дорожные кухли вместо филижанок и осушили, косясь на янтарную уху с разваренными кусками белужины… Но ведь тверд по-козацки оказался Лесько, давясь житним хлебом и не притронувшись к ухе! Василя, правда, это не смутило – склонив голову к округлому плечу, любовался он розовыми раковыми шейками в ухе:
- Шо я люблю – так отакие поездки по степи: едешь, дивишься и радуешься тому, что бачишь… А то дома от всякой такой работы и за ухом почесать некогда…
Ну как тут было мне удержаться от ухмылки – знали бы вы!.. Лесько тем временем, посластив хлебную корку изрядным глотком любистовки, вернулся к своему коньку:
- Любезные Василь и Орест ! Вот мы работаем, работаем, в поте лица своего зарабатываем гроши… а потом придет какой-нибудь … разбойник… Гаркуша… гайдамаки, они….
И Лесько стал сонно клевать бледным своим носом. Удивительным все же свойством обладает малороссийская природа: созерцание необозримых этих далей… в полуденную пору… да после доброго обеда… пары кухлей рябиновки… подложив под голову седло, я поуютнее пристроился в тени дуба и смежил веки под мощный храп Василя.
Сон мой, похоже, был скоротечным и беспокойным, все мне мерещилась какая-то возня и хихиканье, только сил не доставало глаза приоткрыть… Да все ж открыл, когда грянул громкий смех Василя. Гоготал он, одною рукою держась за трясущийся живот, другою указывая на ошалелого ото сна Леська. Был у того добрый шмат сала в руке, а на лбу намалеван черный православный крест. Я оглянулся… пустой казан… воз без волов… нету моей кобылы … и из спиртного – только штоф, что Василь в руках сжимал…
Но по степи звучало раскатисто-могучее:
- Ай да Гаркуша! Ай да гайдамак!!