ПЕЧАТАЛОСЬ В ЖУРНАЛЕ "РУССКОЕ ЭХО"
Все события вымышлены, все совпадения случайны!
Старик замер у окна. На вошедших в комнату полицейских, вызванных, вероятно, соседями, не обратил внимания. Или не пожелал кого-либо замечать. Без сопротивления последовал за блюстителями порядка. Он был образцовым гражданином своей маленькой страны, законы чтил да и вины за собой не ощущал. Если что-то и чувствовал сейчас, то только ноющую боль в груди, но к ней он давно привык. В сторону жены, распростёртой на асфальте у подъезда их фешенебельного дома, не глянул. Некогда близкая женщина прошедшей ночью перестала для него существовать.
На дознании отвечал автоматически: мыслями был далеко. Он кивал головой, не вникая ни в заданные вопросы, ни в свои ответы на них. Его адвокат внёс залог. Мужчина подписал документ, в котором ему предписывалось оставаться под домашним арестом до выяснения обстоятельств гибели жены. Он получил свободу, которая в данный момент ему не была нужна. Как и всё то, что окружало в последние годы: пятикомнатная квартира с видом на море, несколько машин, солидный счёт в банке - лучшие годы жизни он отдал армии, по службе продвигался успешно, дослужился до высокого чина.
Через неделю старику предстояла сложнейшая операция на сердце. Он не сомневался: она пройдёт успешно. И ему отмерено ещё пожить. И его восьмидесятипятилетнее сердце будет биться ровно. Но он в клинику не поедет. После принятого решения спало нервное напряжение, голова стала ясной. То, что было непонятным, давило гнётом, само собой разложилось по полочкам. Он подвинул стул к открытому окну. Закурил сигарету... и оказался в молодости…
Леон - друзья называли его Лео - был в юности горяч, драчлив и заносчив. Среди сверстников да людей постарше слыл отчаянным парнем. Когда-то давно его дед и бабка по материнской линии, покинув Литву, обосновались на Земле Обетованной. А отцова родня - выходцы из Ирана. Из такой смеси и получился Леон. Его родители, простые люди, трудились, не разгибая спин, от восхода и до захода солнца. Выращивали овощи и цветы, обильно поливая потом землю, нуждающуюся в заботливых руках.
В свои восемнадцать Лео принял присягу бойца Пальмаха: «…я буду сражаться… против врагов моего народа, не сдаваясь и не отступая, с полной самоотверженностью».
Пальмах… Молодость и Пальмах. При воспоминании о тех годах старик взбодрился. Кровь прилила к щеками. На миг ощутил он себя тем Лео, которому было по силам и горы своротить. Он участвовал во многих операциях, направленных на подрыв британского владычества в Палестине. А когда в мае 1943 года англичане, требуя роспуска его Пальмаха, ликвидировали учебные лагеря и конфисковали оружие, которое когда-то сами же и поставляли, он вместе с другими бойцами пробрался в их арсенал и унес все отобранное. Сотрудничеству с англичанами был положен конец.
Леон, как и вся организация, ушёл в подполье. А рядом всегда была Мари. Его маленькая Мари: храбрая и нежная. Мари, его свет, воздух, его мир, жизнь. Он высоченный увалень - она росточка небольшого. Худенькая, с короткой мальчишечьей стрижкой, с чёлкой в пол-лица и огромными зелёными глазами. Выдержанная, умеющая владеть собой. Лишь по глазам, меняющим свой цвет в минуты волнения да по лёгкой усмешке на губах можно было понять радуется, обижается, сердится ли Мари на кого-либо. Она никогда и никому не делала замечаний, не давала ненужных советов, но, если требовалась друзьям её помощь, просто подставляла своё хрупкое плечико. Их любовь не знала границ. А домом для них был весь мир.
- Мари, - нашёптывал он ей на берегу моря, - пока бьётся моё сердце, до последнего его удара я буду любить тебя…
- Лео, - отвечала ему Мари, - я буду любить тебя до последнего своего вздоха...
Пока бьются наши сердца, пока бьются…
Старик встал, прошёл на кухню, выпил стакан воды, открыл кран, смочил полотенце и приложил к лицу. Но не смог остудиться. Жар шёл изнутри. И снова он окунулся в воспоминания.
В Европе зверствовали фашисты. На одном из кораблей Мари удалось прибыть в Палестину. Мать, заболев по дороге, умерла. Брата смыло волной. Только подруга Лея и осталась у Мари от прежней жизни в Германии. Лея… Высокая, статная, рыжеволосая, голубоглазая. Она всегда рядом. Спешит с советами и помощью. Старается во всём угодить. Она их наперсница, их почтальон.
Была у него с Мари такая игра: сколько бы раз на дню ни встречались, а письма, признания в вечной любви всё равно писали друг другу. И обязательно на разноцветных листочках чернильным карандашом. Мари при очередной встрече заставляла его открывать рот. И хохотала, замечая синий язык. Она так заразительно смеялась, что устоять перед её смехом он не мог. Его Мари. Его Свет...
В те времена Леон не задумывался, почему Лея, имевшая головокружительный успех в любой компании, не занимается своей собственной жизнью. Им с Мари казалось: Лея верная подруга и потому всегда рядом с ними. Кто ещё порадуется за нас и за наши успехи настолько искренне, как ни наши друзья?! Слишком близко Лея подошла к ним. Слишком…
В ту роковую ночь планировался захват сторожевых катеров в Яффо. Бойцы одной из групп - в неё входил и Леон - попали в засаду. Все погибли. И Мари тоже: она всегда стремилась не отставать от других, быть наравне со всеми. Ей, юркой, ловкой и гибкой, удавалось пробираться незамеченной в самые труднодоступные места, чем не однажды выручала боевых товарищей. И он должен был находиться там, но его задержала Лея. Она настаивала на срочном разговоре. Собиралась сообщить ему новость, что-то важное, не терпящее отлагательства. Сколько потом он ни пытался вспомнить, о чём шла речь, так и не вспомнил.
Не стало Мари и его друзей-соратников. А он живёхонек. Как не сошёл с ума, не ведает... Потом много войн было в его жизни, и он никогда ни за кого не прятался. Наоборот, о его храбрости в армейской среде ходили разговоры.
Леон за всё время службы не получил и царапинки. Словно заговорил его кто-то…
Жжение усилилось. Старик ощущал себя огненным шаром. Надо бы прилечь, успокоиться, но он понимал: где бы сейчас ни находился, мир в его душе не наступит.
Лео честно служил родине. Воевал, когда требовалось. Несколько лет провёл за границей: обучался военному делу в Соединённых Штатах Америки. Знакомился с разными женщинами и во всех искал Мари. И не находил. В конце-то концов понял: быть ему по жизни одиноким.
Лет через десять после рокового события неожиданно повстречал Лею. Посидели в кафе. Рассказали друг другу о прошедших годах. Она со слезами на глазах вспоминала Мари. Он поведал, как пытался, но не смог отыскать след того или тех людей, кто их предал. Потом судьба ещё несколько раз сталкивала их. Между ними возникла симпатия. Решили пожениться. Всё же вдвоём лучше, чем по одиночке. Лео полагал: семья, дети, продолжение рода важнее страсти, необходимее несбыточных чаяний.
Лея учительствовала в начальной школе. Потом захотелось ей открыть собственное дело. Всё, к чему она ни прикасалось, спорилось. Вскоре она стала хозяйкой обувного магазина, потом второго, третьего. Приобрели небольшую квартирку. Продали. Купили другую: большую по площади и в лучшем районе Тель-Авива.
Семья не испытывала денежных затруднений. Домашним хозяйством занималась приходящая прислуга. Ссориться не было из-за чего. Но иногда Лея упрекала мужа в бездетности. Она полагала: причина в нём. У неё самой всё в полном порядке. Леону хотелось семейного тепла, детского лепета, ребячьего шума.
Он устал от постоянной тишины и потому безропотно начал обходить врачей. Обследования. Но он не жаловался, не отчаивался, выполнял всё, что требовалось, с улыбкой. Результаты проверок сообщала ему Лея, по её словам вердикт врачей – он бесплоден. Тогда Леон предложил жене усыновление. Она грубо отказалась. Он решился на расставание. Лея молода, в новом браке будут дети, будет счастье. Но она не согласилась.
На чужих женщин он не заглядывался. Но однажды познакомился с интересной девушкой. Она настолько пришлась ему по душе, что он всерьёз задумался о разводе, но при мысли о бездетности всё оставил по-прежнему. Посчитал: он не сможет сделать её счастливой. Пусть строит свою жизнь с другим человеком...
Старели. Разошлись по спальням. Общего у них мало что осталось. Леон не следил за женой, не выяснял, честна ли с ним она, не изменяет ли. И так продолжалось долгие годы. Вчерашним вечером всё изменилось.
Старик всё же решил прилечь. Но остаться в спальне не смог. Если бы не домашний арест, он навсегда бы покинул ненавистную ему сейчас квартиру.
Отметить с Леоном его восьмидесятипятилетие пришло всего несколько человек. Чужие ему не нужны были, а из своих остались лишь двое друзей, таких же стариков, как и он, но ещё бодрых, что в их более чем преклонном возрасте было настоящим подарком Судьбы.
Посидели на кухне, вспомнили прошедшие годы, события, в которых принимали активное участие, людей, давно их покинувших. Лео сообщил им, что всё своё состояние решил передать на благотворительность. У жены, как и у него, наследников нет, она женщина обеспеченная и, если ему суждено первым покинуть этот мир, Лея в голоде и холоде прозябать не будет.
Жена пришла попозже. Не поздравила. С его друзьями не поздоровалась. Они, почувствовав недоброжелательность хозяйки, поспешили уйти.
Леон смотрел на Лею и поражался её подтянутостью, стройностью. Продав свои многочисленные магазины, женщина вплотную занялась собой: соблюдала различные диеты, делала подтяжки лица, пластические операции. В одной из комнат устроила тренажёрный зал. Всегда на высоких каблуках, в модной одежде, со стильной стрижкой. Ей мало кто мог дать истинное количество прожитых лет. И голова работала прекрасно. Она постоянно тренировала память: учила стихи, разгадывала кроссворды. Последним её увлечением стало приобретение старинных украшений. Лея много путешествовала и всегда возвращалась с очередной находкой.
Когда-то давно он поздравлял её с праздниками. Покупал книги, конфеты, цветы: то, что ценил сам. Заметив её отношение к знакам его внимания, а она могла при нём, не стесняясь, выбросить или передарить подарок, он перестал это делать.
Следя взглядом за передвижениями Леи по квартире, он, как ни пытался, так и не смог вспомнить, видел ли её хоть однажды в домашнем халате и стоптанных тапочках.
Подумалось: а какой была бы Мари в этом возрасте? Пусть какой угодно, но рядом. Вздохнул. Возможно, именно этот его тяжёлый вздох и спровоцировал Лею, вызвал гнев, привёл в ярость.
Старик в одночасье одряхлел телом. Шаркая ногами, вышел на балкон: ему нужен был глоток свежего воздуха. Но постоял с мгновение и вернулся обратно в кухню...
Лея беспрестанно ходила по огромной их квартире. С шумом открывала и закрывала двери, переставляла стулья. Попыталась отодвинуть от окна кожаный диван, но, сломав ноготь, грубо выругалась.
Невольно Леону пришлось наблюдать за метаниями супруги. Он её не останавливал. Не заговаривал с ней, молчал.
Настолько возбуждённой, разгневанной, как сейчас, ранее жену не видел. Всегда слегка отрешённая, с лёгкой усмешкой на губах, ироничная, Лея умела держать себя в руках. Голос ни на кого не повышала, говорила тихо и чётко. И всего добивалась.
Неожиданно Лео увидел в её руках свою шкатулку. Эта старинная вещица принадлежала семье Мари. А с молодых лет находилась она у него: Мари подарила её ему в знак огромной своей любви.
Небольшого размера, обтянутая чёрным бархатом, с навесным замочком, с изящным ключиком к нему, с замысловатым узором на крышке, вышитым золотыми нитями, шкатулка являлась тем единственным, что связывало Мари с прошлым...
Бархат давным-давно поистрепался. Ключ затерялся. Да и запирать было нечего: всего-то внутри лежало несколько записок от Мари.
Шкатулку он не открывал. Бумага, вернее то, что от неё осталось, боялась света, воздуха, неосторожных прикосновений.
В тягостные моменты своей долгой жизни, в часы огорчений, боли, переживаний, Леону достаточно было прикоснуться к коробочке,чтобы почувствовать поддержку Мари.
И вот теперь Лея на его глазах бросила шкатулку на пол. Крышка отлетела. Ветхие бумажки, подхваченные сквознячком, разлетелись по комнате. То, что для него было священным, превращалось в пыль. Леон попытался встать, помешать, но ноги словно приросли к полу.
Старик опустился на стул. Обхватил руками голову. И, подобно маятнику, начал раскачиваться из стороны в сторону…
Леон не верил тому, что видел: женщина, с которой бок о бок провёл более полувека, с остервенением топтала ногами шкатулку. А он не мог помешать. И не смог бы. В глазах потемнело. Белая стильная кожаная мебель, картины-подлинники на стенах, незнакомка в обличье Леи - всё завертелось, закружилось и пропало. В меркнущем сознании промелькнуло: повезло, можно не видеть , не слышать, не чувствовать….
Холодная вода, стекая по лицу, вернула назад, к реальности. Лея не собиралась его отпускать. Ей нужен был слушатель, зритель и жертва. Наступило триумфальное время для нанесения сокрушительного последнего удара.
- Очнулся, старый идиот, вот и славно, вот и хорошо! Подохнешь, успеешь ещё отойти в мир иной, но чуть позже. Когда позволю! А сейчас изволь слушать!
Благотворительность! О чём речь?!. Да ты бедняк, нет, хуже любого нищего. У тебя нет сейчас ничего своего. И этой квартиры нет. Я её продала, на днях перееду в другую, а ты под мост, там тебе и место, ничтожество! Смотреть надо было, что подписываешь, а то в облаках витал. Теперь пожинай урожай…
Леон смолчал. Столько брани и за что, за какие его прегрешения? Чем упорнее он безмолвствовал, тем безудержнее бесновалась женщина. Ему казалось: попал в Зазеркалье. Смотрел на Лею, на перекошенный в злобе рот, на белоснежные зубы от самого дорогого в городе дантиста, а видел жало ядовитой змеи. И шипение слышал. И укусы по всему телу ощутил: глубокие, болезненные, кровоточащие, смертельные…
- Мари, всегда и везде Мари! И даже сегодня, в свой день рождения, когда одной ногой, нет, двумя, в могиле, он опять о том же. Как заезженная пластинка: Мари, Мари….И так всю жизнь. Как будто не сдохла она, твоя Мари!
Ха! Ха! Детей у него не будет. Мари твоя ожидала ребёнка. Вашего. Сообщала тебе о том, радостно попискивая, дура, в последней своей записочке, и цвет выбрала жёлтый – солнечный, радостный. Через меня задумала передать. А я, мило улыбаясь, согласилась. Прочитала и уничтожила….
- Детишек возжелал, болван, глупый мул, а самому сходить к врачу за результатами анализов трудно было, некогда, ну и получил то, что заслужил. Это я не могла рожать.У меня врождённый с детства дефект. Ещё до нашей женитьбы узнала.
А ты бы мог быть отцом и дедом, прадедом, но куда тебе: Мари да Мари в голове, да вина перед ней мёртвой… -
Леона накрыл приступ тошноты. Из года в год гоняла она его по врачам. И он шёл. Редкий тупица. Она права… Глупец, привыкший замечать лишь то, что на поверхности.
Мари посылала ему знаки. И из своего далёка желала ему удачи, добра. Именно благодаря ей возникла на его пути та молодая женщина, с которой он мог бы создать дом полный гармонии, света, радушия. А он, без объяснений причин разрыва, ушёл…
Оскорбления сыпались на его голову, а он так и не издал ни единого звука. И это более всего злило Лею, приводило в бешенство. Вероятно, она испытывала к Лео то же, что чувствует бык при виде матадора.
- Маньяк! Всё докапываешься до истины! - Лея расхохоталась. - Это я всех тогда сдала…
Она так и сказала: «сдала». Не предала, не выдала, а сдала. Словно скот на бойню. Десятками жизней, чужой судьбой, потомством распорядилась просто: сдала…
Внезапно к нему пришла лёгкость. Вскочил и пошёл на Лею. Она, не ожидая напора, попятилась на стометровую лоджию, на которой никогда не засиживались допоздна родственники, друзья, знакомые. Здесь не жарилось на мангале мясо, не слушалась музыка, не распевались, фальшивя, до глубокой ночи под возмущённые крики соседей, песни. Пустота... Кругом пустота...
Женщина споткнулась, упала. С её головы слетел парик, оголив череп. Омерзение заставило его развернуться и уйти от греха подалее.
К Лее не прикасался. Почему оказалась на асфальте - неведомо. До прибытия полиции о её гибели не знал. Не обрадовался такому её концу, но и не опечалился.
Старик заметил под стулом жёлтую бумажку из шкатулки, не уничтоженную гадюкой. С трудом опустился на пол. Сердце болело как-то по-новому, необычно. Зажав в руке последний привет из прошлого, попытался утихомирить боль. Но сердце порывалось выскочить из груди.
« Мари, может быть, я ошибался: дружил не с теми, любил не тех, ничего не скопил, никого не родил. Но я просто жил, и, как мне казалось, правильно. Я совершал различные поступки, не воровал, не обманывал других, но, как и всякий человек, оступался и ошибок накопил немало.
Мари, Мари. Светлее моё пятнышко, солнышко, спрятавшееся за грозовыми облаками... Мари, я сдержал своё обещание: до последнего удара… Мари…»
* Иллюстрированно Сергеем Вшивцевым
http://www.proza.ru/avtor/lovec
Гелевая ручка, бумага
**Пальмах (ивр. плугот махац — ударные роты), особые отряды Хаганы, позднее — часть Армии Обороны Израиля. Создан по согласованию с властями британского мандата в Палестине. Существовал с 15 мая 1941 года по 7 ноября 1948 года.
К началу Войны за независимость в 1948 году состоял из трех боевых бригад и ряда вспомогательных воздушных, морских и разведывательных подразделений. Его командиры сформировали костяк Армии Обороны Израиля и её верховного командования. Пальмах внёс значительный вклад в израильскую культуру. В течение многих лет члены Пальмаха занимали видное место в израильской политике, литературе и искусстве.
***Город Яффо (Яффа, Яфо) известен, как один из древнейших портов мира.
08.09.11