Чёрный жемчуг
Вода шумно набиралась в ведро. Фарида закрыла кран и подошла к распахнутому окну, за которым истомлённые дневным солнцем деревья с облегчением дышали вечерней прохладой. Ещё не стемнело. Она потянулась, с удовольствием вдохнула аромат пряных летних сумерек и тихо рассмеялась – счастливо и озорно. Потом, вдруг, неожиданно для себя, по-девчоночьи вспрыгнула на подоконник. Шлёпанцы слетели с ног – и пусть! Как выразить радость, которая весь день щекочет изнутри пузырьками шампанского и просится наружу? Фарида выглянула в окно и увидела охранника, который, завершив обход больничной территории, остановился на крыльце покурить. Припозднившаяся пара голубей снялась с дорожки и полетела к чердачному окну. И охранник, и голуби, и невысокие липы, высаженные стройными рядами вокруг корпуса – всё радовало ей глаз. Где-то далеко за домами розовыми искрами виднелись последние отблески заката. Засмотревшись на них, Фарида прислонилась спиной к раме, и через некоторое время тихо замурлыкала башкирскую песенку о весенних цветах, о синем и огромном небе… Мелодия лилась сама собой, увлекая в воспоминания. Эту песенку когда-то в детстве пела ей мама – весёлая, белозубая, такая молодая тогда, и такая красивая! Потом уже сама Фарида стала петь эту песню – сыну, Рашиду. А теперь будет петь внуку! Сегодня родился её внук! Такой крохотный пока, но ведь он – продолжение рода. Её продолжение. Завтра с утра начнётся суета, нужно будет съездить в роддом к Тане. И только сейчас в конце дня можно позволить себе беззаботно сидеть на подоконнике, болтая босыми ногами, и в тишине просто радоваться всему, что тебя окружает.
Она вспомнила, как сестра ворчала на неё за то, что Фарида разрешает Рашиду дружить с Таней. «Такая дружба может и свадьбой закончиться! Зачем тебе русская сноха? Сноха должна быть татарка или башкирка!» Фарида в ответ лишь чуть смущённо улыбалась. Не может её сын выбрать плохую девушку. Потом Таня провожала Рашида в армию. А через два месяца пришла к Фариде: «Можно я с вами буду жить?» Сердце матери тревожно забилось. «Почему ты просишь об этом?» «Я сказала родителям, что беременна, а отец… в общем – или делай аборт, или домой не приходи! А я люблю Рашида и хочу ребёнка…» Как тут быть? Фарида оставила Таню у себя, но сразу обо всём написала сыну. Ответ пришёл быстро: «Мама, я её люблю! Я женюсь на ней!». Фарида только вздохнула. Да, хотелось, чтобы всё это случилось попозже, когда Рашид встал бы на ноги, утвердился в профессии…. Но с другой стороны, семья – большой стимул в жизни к чему-то стремиться, добиваться успехов. Да и Таня оказалась девушкой серьёзной. Заканчивала медучилище и работала. Опять же соседям никогда в помощи не отказывала, уколы поставить или перевязку сделать. Веселей с ней стало, и Фарида радовалась про себя, что дал ей бог такую сноху.
В коридоре послышались лёгкие шаги и рядом с дверью звякнули ключи. Это Люда, медсестра, закончила работу в процедурке и пошла в сестринскую, разбирать листы назначений. Фарида спустилась с подоконника, поправила косынку на голове и, подхватив ведро с водой и швабру, отправилась мыть коридор. В конце коридора находились особые палаты. Одна для платных пациентов – с телевизором, чайником, мягкими креслами, а во вторую обычно помещали больных с заболеваниями крови или тех, кому ставили слишком мудрёные диагнозы. Сейчас в ней лежал Борис Данилович – любимец всего персонала. Высокий, красивый мужчина лет пятидесяти. Даже вредная Михална, старшая медсестра, за глаза называла его Боренькой. Он попал сюда уже не в первый раз. Поначалу просто обследовался, потом лечился. Нынче Фарида с сожалением отметила, как он похудел. Но бодрости духа нисколько не потерял, шутил: «Мужчина не может жить без чистенных зубов и электробритвы! Ведь тут столько хорошеньких женщин!» А между тем, ему назначили лучевую терапию, и переносил он её тяжело.
Фарида передвинула ведро, но неловко, с шумом, и тут же услышала негромкий голос Бориса Даниловича:
-- Фая, это вы?
Она заглянула к нему. Он сидел на кровати, опустив ноги на пол. В свете ночной лампы Фарида увидела у кровати большую тёмную лужу. Борис Данилович виновато развёл руками:
-- Я тут небольшой погром устроил – сок пролил. А теперь и не знаю, как его ликвидировать.
-- Пустяки, я уберу.
Она включила верхний свет и начала уборку. Борис Данилович лёг, укрывшись одеялом, и некоторое время молчал.
-- А у вас, Фая, что-то хорошее в жизни произошло. – Заметил он, -- У вас ямочки на щеках весь день играют.
Она посмотрела на него и не смогла сдержать улыбки. От этого смутилась, потупилась, и ямочки проявились ещё сильнее на порозовевших щеках.
-- Скажите, если не секрет. – Он не сводил с неё внимательных глаз.
-- Сегодня мой внук родился.
-- Поздравляю! -- Борис Данилович задумался, -- Удивительно, обычно говорят: «У меня родился…» или «У нас родился…». А вы, Фая, так говорите, будто он уже личность и самостоятельно принял решение родиться именно сегодня, а не вчера или завтра. Вы действительно считаете, что к ребёнку с самого рождения нужно относиться только так?
Фарида остановилась и посмотрела на него удивлёнными, широко открытыми глазами: -- А как иначе?
Он ничего не сказал, лишь задумчиво улыбнулся. Но когда она всё закончила и выключила свет, то услышала: -- А знаете, Фая, я завидую вашим детям.
Она домыла пол в коридоре, прополоскала тряпки, навела порядок в санитарной комнате. Затем заглянула в сестринскую. Люда уже поставила чайник, и пока он грелся, дописывала что-то в журнале. Фарида приготовила чашки, выложила в вазочку печенье, и тут вспомнила, что ей так за весь день и не удалось полить цветы в ординаторской. То там шла беседа со студентами, то заведующий разговаривал с чьими-то родственниками… Она сняла с гвоздя ключ от ординаторской: -- Люда, я схожу, полью цветы.
Медсестра, не отрываясь от журнала, кивнула.
Цветы и в самом деле погибали от жажды – другая санитарка, Валентина, всегда о них забывала. Фарида напоила их, ласково перебрала листья, оборвала сухие, и тут вдруг услышала непонятные звуки, будто стонал кто-то. Она заперла ординаторскую и поспешила выяснить что это. Из «платной» палаты раздавались приглушённые рыдания. Фарида сперва туда постучала, затем осторожно открыла дверь. Молодая женщина лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и отчаянно рыдала. Сама Фарида так плакала лишь раз в жизни, когда узнала о гибели мужа, поэтому подалась вперёд и спросила: -- У вас что-то нехорошее произошло?
Женщина подняла лицо от подушки, посмотрела на неё и зашлась в рыданиях ещё пуще. «Может, ей диагноз страшный поставили?» -- думала Фарида. Она наклонилась к женщине и погладила её по плечу:
-- Не надо плакать. Вам нельзя волноваться.
Женщина порывисто села и попыталась успокоиться. «Какая молоденькая!» -- Фарида, не спрашивая, налила в кружку воды и поднесла к её губам. Женщина сделала несколько глотков и, наконец, смогла произнести:
-- Ммуж!... Козёл!
-- Пьёт?! – вырвалось у Фариды.
Собеседница отрицательно мотнула головой. «Наверно бьёт или угрожает чем. Богатые, они ведь почти все из бандитов вышли», -- крутилось в голове. – «Вот и подумай: завидовать ли?... цветы у неё всегда свежие… Халат на ней дорогой, атласный, руки ухоженные… А счастья, видно, нету…» -- мысленно посочувствовала она женщине. А та уже всхлипывала реже, в одной руке судорожно сжимая кружку с водой, а другой рукавом вытирала слёзы.
-- Он… -- губы её дрожали от возмущения, и мстительное выражение появилось на лице: -- Он у меня попляшет! Я ему завтра, после выписки, такое устрою!... – она решила пояснить, -- Послезавтра мой юбилей – 25 лет! Я просила в подарок гарнитур с изумрудами! Они так подходят к моим глазам! А он – сволочь, сволочь, сволочь!!! …купил чёрный жемчуг!!!! А-аа… -- она сунула Фариде кружку и с рыданиями вновь повалилась на кровать.
«Надо же!» Фарида растерялась от неожиданности. Затем вздохнула и подумала: «Такому горю – не помочь» -- поставила кружку на тумбочку и вышла. Заметила, что дверь в палату Бориса Даниловича приоткрыта. Наверное, он всё слышал. Она постояла немного, всё ещё находясь под впечатлением, но вспомнила про Люду, про чай и повернулась, чтоб уйти. Тут услышала, как Борис Данилович зашёлся кашлем, зашуршали по полу его шлёпанцы. Его тошнило. Она вбежала к нему в палату и, подхватив под руки, довела до туалета. Постояла у двери, дождалась, когда он приведёт себя в порядок, тогда проводила до кровати и помогла лечь. Его бил озноб. Фарида поправила одеяло у его ног.
-- Спасибо вам, Фая. – дышал он тяжело.
-- Это моя работа.
Он, вдруг, неожиданно усмехнулся:
-- Ээх, Фаечка, у кого-то супчик жидковат, а у кого-то жемчуг мелковат! – и подмигнул ей, -- Будем жить!...