Она смотрела на него сквозь толстое стекло, заигрывая той загадочной улыбкой, о которой мы знаем с самого раннего детства. Многие пытались понять ее или хотя бы объяснить, чтобы отделаться от привидения навеки. Это было, пожалуй, самое дорогое и ценное произведение человека за все существование вселенной. Ее улыбка была дьявольски красива и умна. Кого-то она заставляла витать в облаках, кого-то толкала на безумные, но полные мужества подвиги, а кто-то забивался в угол своей темной комнатушки, мечтая о ней, словно о лучах солнца в бесконечных занавесях дождей.
Но над ним улыбка не имела этой власти. Джон Маклейн стоял около нее около часа, рассматривая пол под ногами и не смея заглянуть в ее очаровательные глаза. Что-то пугало и одновременно злило его, заставляя ненавидеть эти совершенные черты лица. Наконец он поднял глаза. Она встретила его взгляд с тем мужеством, которое присуще женщинам, когда они глядят на ревнивого мужа, убежденные в своей правоте и невиновности. А он боялся ее.
- За что? За что такая слава? Улыбка… Я ненавижу тебя. Многие разбивают лбы, пытаясь хоть как-то объяснить твое существование. А ведь ты… А ты просто нелепый мазок кисти. Ты думаешь, он хотел видеть тебя такой? Ты думаешь, в тебе есть смысл? А приходило ли тебе в голову, что у него просто дернулась рука и на свет появилась ты. А как думаете вы? - он невозмутимо повернулся к группе мужчин, которые тайно ужинали, пожиная плоды собственных грехов.
- А как думаешь ты, Иуда? – обратился он к одному из них.
Маклейн прошелся вдоль просторной комнаты, убедился в неспособности охранной системы заниматься своим делом, снял защищенную картину со стены и принялся раздевать ее, чтобы прикоснуться к драгоценному шедевру. Но это было не так легко. Только одна картина, написанная на тройной деревянной пластине, весила около восьми килограммов, а в декоративной рамке и стеклянной коробке – практически девяносто. После недолгих усилий он все же вытащил чужое детище, бережно положил его на пол и закурил. Курил он нервно, будто накуриваясь перед каким-то очень важным и рискованным делом. Потушив сигарету, он принялся за картину. Он поднял ее, отнес от себя, и, держа несколькими пальцами за верхний край, поджег чуть дрогнувшей рукой. Пламя стало быстро разъедать дряхлое дерево, которое даже не думало сопротивляться, и вскоре картина сгорела. Маклейн закрыл глаза, сделал глубокий вздох и сгреб в кучу пепел.
- Твою мать! – крикнул он довольно громко с, испугавшись, прислушался – ничего не нарушило покой музея, лишь у него под ногами лежала, слегка шевелясь от сквозняка, тлеющая улыбка. С отчаянным негодованием и злостью он принялся втаптывать ее в мраморный пол. И лишь, когда под ногами образовалось черное пятно, он устало отступил назад и присел – дело сделано.
«Миссия выполнена. Пора звонить в полицию», - пронеслось у него в голове, и он набрал номер дежурного.
- Здравствуйте. Я ее уничтожил. Арестуйте меня, - потребовал Маклейн по телефону.
- Извините, вас плохо слышно! Повторите, пожалуйста, сообщаемую информацию! - чей-то далекий голос пытался докричаться до Джона.
- Я ее уничтожил. Убил, понимаете!
- Одну секунду! Где вы находитесь? Мы вышлем к вам детектива.
- Риволи. Лувр.
- Боже мой! – послышалось на другом конце, и в Маклейн улыбнулся: в трубке раздались короткие гудки.
***
Инспектор Фуке, задумавшись, сидел в тесном музейном кабинете. Напротив него, слегка нервничая, из угла в угол расхаживал Маклейн.
- Ну, пожалуйста, сделайте же что-нибудь! – преступник негодовал. – Засадите меня за решетку, дайте штраф, казните. Но не подумайте.. Я не раскаиваюсь.
- Знаю, знаю… - как бы про себя прошептал полицейский и, чуть подумав, добавил: – Вы свободны.
Маклейн резко остановился и бросил гневный взгляд на инспектора, но увидев его непроницаемой лицо, удивился и заискивающе спросил:
- Что вы сказали? Я свободен? Но… Но я совершил ужасное преступление… Я должен быть наказан.
- Вы наказаны, - с расстановкой произнес Фуке. – Зачем вы спалили картину?
- Она была недостойна своей знаменитости и почестей, которые ей оказывали. Она…
- Хватит, - Фуке спокойно прервал Маклейна. – Вы утверждаете, что картина не достойна мировой известности? Джон, признайся, ты даже в глубине души так не думаешь. Ты знаешь, что она этого стоит, как никакая другая. Ты спалил ее. Ты просто хотел быть еще одним Бутом, ведь так? Или еще одним Чепменом? То есть еще одним знаменитым убийцей. Джон, твой план понятен. Теперь ты свободен.
- Я не могу уйти… Я должен понести наказание, - левая скула Маклейна дергалась от неожиданной развязки, и нервы его начали сдавать. – Я должен понести наказание! Я должен стать известным! Я – убийца Джоконды!
- Успокойся, Маклейн, - полицейский встал и начал собирать свои вещи. – Ты никого не убивал. Картина просто не выдержала еще одного переезда и развалилась. Всего доброго, мне пора домой. Ночь как-никак, - улыбнулся детектив и покинул кабинет.
Маклейн медленно опустился на пол и заплакал. Улыбка не спеша летала у него в голове, окутывая его усталостью и сновидениями. Наутро он проснулся у себя дома.
***
Жизнь снова потекла в своем бесконечно водовороте. Но его никогда не покидала мысль, что он, Джон Маклейн, обычный продавец в обычном магазине, - убийца самой известной картины и самой очаровательной улыбки.
Маклейн пытался рассказывать о своей вылазке в Лувр и о поджоге коллегам, родным, соседям, знакомым, но ему никто не верил. Все лишь молча пожимали плечами, бросая на Джона непонятные взгляды. Полиция не трогала его, и он начинал сходить с ума. Теперь он хвастался об убийстве на каждом шагу, и это привело к тому, что вскоре он бросил работу и запил. А чуть позже, напившись, попал в лечебницу для умственно больных.
Но и там ему никто не верил, а лечащий врач соглашался с ним во всем. И это его бесило. Он знал, что никого не убедить в своей правоте.
Прошло два года после загадочного исчезновения «Улыбки». Руководство музея объяснила этот факт весьма просто: старые произведения искусства имеют привычку разламываться или гнить, - поэтому об этой истории скоро позабыли. Но Джон все прекрасно помнил. Он регулярно читал газеты и делал вырезки, если автор хоть однажды упоминал об «Улыбке». Вскоре Маклейн умер. Когда медсестра вошла в его палату, на полу были разбросаны вырезки из газет, а на лице погибшего застыла бледная, но спокойная улыбка.