Привет
Мы расстались с Вадимом Ковдой, я сел в вагон метро и поехал к себе.
По дороге я читал книгу стихов Вадима, которую он мне подарил - большую, зеленую, в твердом переплете, с именем автора на обложке.
На соседнее место сел дядечка за шестьдесят - высокий, еще стройный, хорошо одетый по зимней версии конца восьмидесятых.
Он был чуть навеселе.
Незадолго до "Охотного ряда" он слегка подтолкнул меня локтем и спросил:
- Окуджава?
Я закрыл книгу и показал имя на обложке.
- Украинец? - уточнил сосед.
- Да нет, - сказал я, - по-моему, москвич.
- А где купил?
- Автор подарил, - ответил я.
- Передавайте ему привет, - сказал он, подымаясь. - Георгий Михайлович Щеголев, актер и режиссер.
Он склонил седоватую голову в поклоне, и чуть осторожнее, чем остальные, двинулся на выход.
Память
Однажды моя мама вместе со своей подругой ездила во Львов. Когда-то они учились в одной группе во Львовском университете и вот их пригласили отпраздновать тридцатилетие выпуска.
Во Львове все прошло замечательно и теперь они возвращались на поезде в Москву.
- А с кем это ты вчера весь вечер танцевала? - поинтересовалась у подруги моя мама.
- Так это парень с параллельного потока, - подруга назвала имя. - Не помнишь?
- Нет, - ответила мама.
- Там была еще какая-то история у него на свадьбе.
- Какая история? - спросила мама.
- Невеста приревновала его к какой-то девушке среди гостей. Был ужасный скандал.
Они проехали еще какое-то время и тут мамина подруга вдруг расхохоталось. ( Стоило бы написать "хлопнула себя по лбу и расхохоталась", но я не знаю, хлопала ли она себя по лбу. Напишу просто: "расхохоталась").
- А ведь это я была этой девушкой, - выговорила она. - Я была этой девушкой...
И они принялись хохотать вдвоем.
Евреи
Давным-давно, еще при советской власти, работал я в подмосковном Троицке в филиале института атомной энергии.
К нам на установку часто заходил институтский фотограф. Человек он был замечательный - добрый, веселый. Звали его Анатолий Васильевич Иванов. На круглом курносом лице носил дядя Толя круглую бороду.
После работы он часто выпивал с нашими лаборантами.
На втором примерно стакане всплывала еврейская тема. Иванов начинал жаловаться, что вокруг одни евреи и настоящих русских почти не осталось.
По мере убывания водки круг евреев все расширялся.
Лаборанты, забавляясь, постепенно подводили его к выводу:
"Дядя Толя, так, может, ты один настоящий русский остался?"
"Я один", - с горечью вздыхал дядя Толя, глядя на стакан с очередной порцией.
Застолье продолжалось, и лаборанты не унимались:
"Дядя Толя, так, может,и ты тоже еврей?"
На глазах у дяди Толи появлялись слезы, он с отчаянием смотрел вокруг, потом голова его склонялась на грудь,
а из груди раздавался тихий стон:
"Да, ребята, я тоже еврей".
Светлая тебе память, Анатолий Васильевич.
Свобода
Часть отелей отремонтировали, а часть стояла в руинах. В асфальте у нашего было несколько неглубоких выемок – похоже, от артиллерийских осколков. В баллистике я разбираюсь плохо, но дыры от снарядов в стенах и балконных оградах наталкивали на мысль, что били прямой наводкой с моря. Во время автобусной экскурсии я уточнил это у девушки-экскурсовода: «Сербы били с кораблей, - ответила девушка. - Под угрозой уничтожения всех туристических объектов хотели заставить нас отказаться от независимости», - объяснила она примерно в этих выражениях. - Зато потом Евросоюз дал нам денег на восстановление».
Однако, часть отелей по-прежнему стояла в руинах. Один, особенно большой – серый, бетонный, многоэтажный, был окружен буковой рощей. Я прошагал по асфальтовой дорожке мимо прятавшихся в зарослях бетонных беседок и вошел в полуразрушенный вестибюль. В полутьме – снаружи стоял яркий день – наверх вела заваленная мусором и обломками широкая лестница. Опасаясь обрушения, я поднялся на второй этаж. Шедшее в глубину большое помещение раньше служило , по-видимому, рестораном. Пол был усыпан грудами бумажных листков, в основном, формата А-4. Часть из них обуглилась – в здании был пожар. Я поднял и, сложив, сунул в карман один из уцелевших. Вернувшись в свой отель, разглядел его повнимательней. Это был счет. Наверное, человек получил его в баре. Он заплатил за пачку сигарет и банку колы. На счете были дата и время. Потом я проверил – в этот день начался вооруженный конфликт и корабли открыли огонь.
Чуть в стороне от разрушенного отеля посреди уходящей от моря узкой долины стояло заколоченное курортное здание в стиле балканского модерна начала двадцатого века. Во времена королевства Югославия здесь был модный курорт. При Тито все отели на этом берегу были битком набиты туристами – в основном жителями Югославии. Теперь, когда число отелей сократилось по крайней мере вполовину, куда делись заполнявшие их каждым летом люди? Часть приезжает сюда же, часть ездит в Турцию, Египет, Грецию, Испанию. Часть теперь не ездит никуда.
«Зато теперь вы свободны», - скажут им.
«Зато теперь мы свободны», - скажут они сами.
«Свобода приходит нагая, бросая на сердце цветы», - написал один русский поэт году этак в семнадцатом (наверняка уже стоит добавить – прошлого века).
Теперь свобода чаще всего приходит, бросая бомбы. И после ее прихода многие остаются голыми.
Хлебникову лет через восемь ответил Пастернак: «История не в том, что мы носили, \\ а в том, как нас пускали нагишом».
Эта история - или свобода? - может в любой момент постучать в твою дверь.
И освободить тебя от твоей колы и твоих сигарет.
А также от летнего моря и свиданий в спрятавшихся среди густого подлеска беседках.
Ведь, как говорил один философ, история ведет человека к полному освобождению.
А настоящую свободу может дать только смерть.
Король поэтов
Впереди у моих гостей было небольшое выступление и им надо было немного выпить.
Мы вышли на Никитскую.
"Амадеус" был на ремонте, но "Белая Русь" гостеприимно распахнула нам свои двери. Мы спустились в подвал.
Алексей - как главный выступающий - заказал себе сто грамм виски. Мы с Дмитром взяли на двоих двести грамм белорусской водки.
У нас было примерно полчаса времени.
- Позавчера он получил премию Вышеславского, - кивнул Дмитро на Алексея.
- Слушай, - оживился я, - так у Вышеславского же был перстень Председателя земного шара. Он перешел к тебе?
- Нет, - поморщился Алексей, - там с самого начала не было никакого перстня. Когда Хлебникова провозглашали Председателем земного шара, в качестве перстня взяли обручального кольцо у - Алексей назвал фамилию. - Он его потом у Хлебникова забрал, хотя Хлебников не хотел отдавать. А последним Председателем земного шара после смерти Вышеславского был Юрий Каплан. Ты же его знал.
- Да, - кивнул я, - встречались. Последний раз, наверное, лет пять назад.
- Его тоже убили, - добавил Алексей. Я вспомнил, что что-то слышал, но не стал расспрашивать.
- А, вообще, ту идею с Председателем земного шара придумали не футуристы, а Гумилев, - продолжил Алексей. - Он когда был в Лондоне, пугал англичан разговорами о том, что миром скоро будут править позты.
- А, - сказал я, - смотрел я в телевизоре такой фильм, наверное, американский. Там один парень поймал золотую рыбку или выпустил джина из бутылки. В общем, у него была возможность загадать желание. "Вот этот большой дом среди большого сада на берегу моря чтоб был мой. А жена у меня чтоб была красавица", - выбрал парень. Оп! И он уже живет в большом доме со слугами на берегу моря и жена у него красавица. Но через некоторое время стал парень замечать, что жена изменяет ему с шофером. И собрался он уже вызвать джина или золотую рыбку, мол, что за дела? Но тут к его дому подъезжают два каких-то серьезных чувака и идут прямо к нему. "Слушай, - говорят, - срок истек сегодня утром. Если завтра не отдашь деньги, вышибем тебя из дома к чертовой матери". И уходят. Тут наш парень уже без промедления вызывает своего джина или золотую рыбку: "Как же так? Что за дела с домом?" "Послушай, - отвечает джин. - Ты ведь не просил, чтоб этот дом был без долгов. У нас, джинов, тоже, знаешь, есть свои сложности". "А жена?" " "Ну, ты же не просил, чтобы она тебя любила".
- Ты это к чему? - посмотрели на меня Дмитро с Алексеем.
- Сталин был поэт, - ответил я.
Особенности национального купания
Пару лет назад был я летом на греческом полуострове Халкидики - на среднем, если не ошибаюсь, пальце из его трехперстой распальцовки. И вот решили мы с двумя сыновьями-юношами отправиться на прогулочном судне на купание в живописных уголках местной природы. Утром за нами заехал микроавтобус туристической компании. В автобусе было еще трое русских. А именно - плотная веселая мамаша лет тридцати, ее сын, который только недавно начал ходить, и ее же, отданный ей на попечение, племянник лет восьми-десяти. Нас привезли на набережную и мы поднялись на довольно большую посудину, изображавшую старинный парусник. Постепенно он начал набиваться народом. Были там немцы, англичане, французы, греки, поляки, венгры и все, все, все. Из русских - только мы шестеро. Предполагалось купание с корабля у небольших островов, но для начала через какое-то время наш псевдопарусник подошел к берегу с небольшим причалом. Налево в море уходила коса. Ее обрывистые пустынные берега были усеяны большими камнями и скалами. Справа же расположилась небольшая бухта с песчаным пляжем. На песке стоял шатер с пивом, вокруг столики, играла музыка. Там же тусовались туристы с ранее прибывших к причалу корабликов. На стоянку отводилось часа полтора. Еще при подходе к берегу мы с сыновьями единогласно решили, что сразу идем купаться и нырять на косу. Были брошены мостки, толпа устремилась на берег. Мы сидели на носу, да и не слишком спешили, поэтому оказались в самом хвосте процессии. Прямо перед нами шла русская мамаша,. В одной руке она несла большую сумку, за другую ее руку держался неуверенно шагающий сын. Племянник шагал рядом. Попав с причала на берег, все туристы с нашего корабля как по команде поворачивали на развилке направо, к пляжу и пиву. Дойдя в свою очередь до развилки, русская мамаша с детьми решительно повернула налево на косу. Налево, следом за ней, свернули и мы. Сегрегация по национальному признаку была налицо.
Мы прошли подальше по косе и потеряли своих соотечественников из виду. Накупались, нанырялись - я успел испугаться резко уходящей вниз во тьму синей бездне - и уселись обсыхать среди камней. Тут мимо нас проплыла русская мамочка. Одной рукой она толкала перед собой надувной матрасик, на котором лежал ее плохо умеющий ходить сын. Племянник с маской и трубкой плыл за ними сзади.
Греция - довольно либеральная страна. К примеру, за общим обедом в отеле греки курят за столом, не спрашивая разрешения у окружающих. А, может быть, на купающуюся мамашу просто никто не обратил внимания. Во всяком случае, у нее не было неприятностей с полицией, как у Майкла Джексона, когда он высунулся из окна с грудным сыном, ножи которого болтались на высоте над микрофонами, камерами и вспышками фотоаппаратов.
В общем, все тихо-мирно вернулись на судно, затем откупались у островов, а в конце микроавтобус развез нас по гостиницам. Малыш за все это время даже ни разу как следует и не заплакал.
К чему я это все? За русской мамашей тянулся явный шлейф свободы. За другими пассажирами корабля я его не наблюдал. (Только не надо путать свободу с безопасностью. Как показывает хотя бы наш пример, это совсем разные вещи).
В чем причина российской специфики? Я думаю, в следующем. Во всех странах людей стремятся загнать в стойло. В Америке, к примеру, оно железобетонное. Обитателям там комфортно. Тем более, что им непрерывно рассказывают, в каком комфортном стойле они оказались - намба ван.
В России - стойло из гнилых досок. В полу дырки - можно сломать ноги. Зато сквозь щели дует свежий ветер. И если чуть-чуть поддать плечом - выломаешь в стене кусок чистого пространства.
Вероятно, кое-кто будет со мной не согласен. Но я приведу ему простой и наглядный пример.
Ну в какой еще более-менее обустроенной стране можно не выпасть из общества, не сделаться изгоем, оставаясь при этом откровенным алкоголиком? И ходить на работу, и иметь жену и детей? Я другой такой страны не знаю.
Это отрицательный пример?
Не уверен. Это как в анекдоте: "Покончат с алкоголиками, возьмутся за вас".
Будьте свободны. По возможности избегайте стойла.
Стрийский парк
Во Львове я зашел в Стрийский парк. В кинотеатре "Львов" после многолетнего перерыва снова показывали кино. Мне захотелось войти в фойе. Снаружи у входа стояла невысокая така соби жиночка примерно моих пятидесяти лет - как выяснилось, кассирша кинотеатра.
- Я вам всэ скАжу, - встретила меня она. - Що вас цикавыть*?
- Будивля*, - усмехнувшись, ответил я и вошел внутрь.
Я уже не помнил как там было, но сразу все узнал - и окошечко кассы, и прямоугольные колонны, разгородившие фойе и сделавшие его похожим на египетский храм. Я до сих пор помню фильмы, которые смотрел здесь в дошкольные, школьные и даже студенческие годы: "Война и мир", "Братья Карамазовы", "Три мушкетера", "Железная маска", "Невинный", Козерог 1".
Я вышел наружу. Неудобно было уйти, ничего не сказав кассирше:
- Прыемно, що щось лышаеться нэзминным*.
- Та всэ. Тилькы нас вжэ нэ будэ, - ответила она.
------------------
* Что вас интересует?
* Здание.
* Приятно, что что-то остается неизменным.