- И где он? - спросил суровый бас.
- Пропал.
- То есть, как пропал? Ты видел, как это произошло?
- Да. Исчез.
- Ты… ты обыскал все, как следует?
- Я идиот?
- Нет. Ты бы первым делом облазил все, пока не убедился, что его точно нет нигде. Даже под самым мизерным камешком.
Высокий, громоздкий человек прошелся взад вперед, не отрывая глаз от своего собеседника.
В шатре, помимо них двоих были еще трое: двое, которых пленных никогда раньше не видел, и один, которого он знал. Но он был без сознания, поэтому в разговоре, как и двое у входа в шатер не участвовал. Человек, который допрашивал пленного в излишне непринужденной, по мнению его воинов, обстановке, сделал круг вокруг пленного, хмыкнул и пробасил под нос,
- Пропал, это надо же, - потом поднял голову на пленного и поинтересовался, - а остальные что же?
- Мертвы.
- Все?
- Нет, только те, что мертвы.
- Ты забываешь, что ты у меня в плену, я могу в следующую секунду приказать тебя убить.
- За что?
- Не изображай дурака.
- Трудно изображать того, кем по-настоящему и являешься, - один из воинов у входа в шатер весело хмыкнул, а пленный продолжил с большим сарказмом в голосе, - изображают лишь тех, кем не являются, тебе ли не знать! А убить меня не за что.
- Ты много раз пытался убить меня.
- Ты этого заслуживаешь. Не лишись я цели, и стой ты у меня на пути я бы…
- Хватит. Я мог бы убить тебя за неуважительно отношение. Ты только и делал все это время, что издевался надо мной.
Пленный показал самую язвительную улыбку, на которую был способен. И у главаря воинов кольнуло сердце, да… Это та самая улыбка, он знал её очень хорошо.
- Но мы же друзья, ты забыл? Друзья часто подтрунивают друг над другом.
- У тебя язык не сгниет от такого богохульства?
- Видишь. А говоришь, что я над тобой подтруниваю.
- Что не так? Мы же друзья.
- Ага. Но кое-кто еще и предатель.
- Я сделал то, что считал правильным. И не собираюсь оправдываться перед тобой, щенок.
- Многие звали меня «щенок». Жаль, тебя никогда не звали «ослом».
- Прекрати язвить. Ты должен быть мне благодарен, что я не связал тебя. Или не убил. Мои воины недовольны, что я цацкаюсь с тобой.
- Мог бы и не «цацкаться», я не твоя барышня.
- Кстати, а где его барышня?
- Мертва.
- И она? Это же просто невозможно! Чтобы и она, как?
- Он подставил её под удар. И не сдержал обещание. Не спас её.
- И никто не попытался даже…
Пленный одарил своего собеседника красноречивым взглядом, полным иронии.
- Ну да, все пошли за ним, - кивнул главарь, но потом, дернул головой, - подожди. Что-то не сходится.
- Чего не так?
- Она погибла. Потому что он её бросил. Потому что все пошли за ним, так?
- Предельно верно.
- Откуда ты знаешь, что он погибла?
- Она умерла у меня на руках. Я попытался её спасти, но дорвался до неё скорее поздно, чем вовремя…
- Вновь ослушался его прямого приказа?
- Я не мог просто взять её и бросить. Он сыграл на её чувствах. Ей нужна была помощь. Я не успел.
- Он играл не только на её чувствах, он…
- Ты будешь оправдывать свой поступок его жестокой игрой нами, как марионетками, или дослушаешь?
- Твой язык стал куда более развязан, когда речь идет о нем, после того, как он… «исчез», - язвительно выделил последнее слово главарь.
- Ты стал более глуп, с тех пор, как наши пути разошлись, - снова показал свою фирменную язвительную улыбку пленный.
Один из воинов, сорвался с места, схватив обеими руками свою алебарду, и двинулся по направлению к пленному, прокричав,
- Не знаю как ты, а устал терпеть его выходки. Могу я уже убить его?
Главарь, своей мощной рукой остановил солдата, отстранил его, другой рукой опуская его алебарду в землю, и взглянул на своего человека.
- Иди, Олаф. Отдохни. И пусть Крист, - он указал на второго, который тоже спустя мгновение поддержал бы выпад Олафа, - тоже пойдет отдохнет. Нужно сменить вас. И скажите следующим караульным, чтобы сменялись каждые два часа. И передайте приказ первоочередной важности. Ни в коем случае не обращать внимание на то, что говорит этот человек. Если терпеть будет невмоготу – пошлите за мной. Или суньте ему кляп.
- Суровые меры, дружище, - язвительно заметил пленный.
- Не волнуйся. Скоро я закончу с тобой и некоторые время вы, - он кивнул на второго пленного, - еще побудете тут. Сможешь делать, что тебе угодно. Ходить, пить, есть. Но в пределах лагеря. Если попытаетесь сбежать – они убьют вас.
- Не вижу в твоих словах смысла.
- Я и сам его не вижу. Но я не могу держать тебя под замком, - покачал головой как-то разочарованно здоровяк, - По двум причинам. Потому что, ты когда-то был, да и сейчас – один из самых близких мне друзей. А вторая – держать тебя в плену, под замком с двумя людьми охраны – еще больший риск, чем пустить тебя на относительную, но свободу.
Пленный, молодой человек лет двадцати шести-двадцати семи, синеглазый с длинноватыми, спадающими на глаза каштановыми волосами улыбнулся. От этой улыбки по спине здоровяка, высокого с мощной фигурой, темноволосого, с низким лбом, характерным для разного вида гигантов и очень умными карими глазами, побежали мурашки. Эта улыбка будила в нем куда более сильные чувства ностальгии по былым временам, чем та язвительная усмешка, которая появилась у пленного молодого человека недавно. Эту улыбку здоровяк видел во времена, что когда-то его жизнь была тесно связанна с пленным. Все двадцать лет, что они были знакомы – здоровяк видел её. Этот жестокий оскал, искривляющий его лицо, когда один уголок рта поднимается в попытке улыбнуться, а второй замирает, словно парализован. Суровая, жестокая ухмылка, полная сарказма, злобы, отчаяния и, даже безумия?
- Ты не жалеешь, что предал нас, Морак?
- Нет, Дориан. И никогда не буду жалеть. А ты? Жалеешь, что наши пути разошлись?
- И да и нет, - Сэй Дориан Эт одарил бывшего лучшего друга Баула самой очаровательной улыбкой, которой мог, - Я жалею, что иногда, когда ты был нужен – тебя не было. Но и жалею, что не подстрелил тебя тогда, под Таургом. Столько всего изменилось бы.
- Да не так уж и много…
И два друга, Лессандро Морак, предавший своего наставника и Сэй Дориан Эт, который был с ним до конца, взглянув друг другу в глаза, понимающе улыбнулись.