Третий день

Александр Плёткин
Сначала пиво. Потом коньяк, виски, снова пиво. Вечеринка в разгаре. Аристарх Грябов, любитель тяжёлого кайфа и тяжёлого рока никак не мог остановиться - его понесло по проторенной дороге в царство алкогольного драйва. Однодневный экшн ещё не даёт тех экстремальных последствий, и на следующий день можно  снова влиться в повседневную жизнь. Но не всегда так бывает.
Жаркий полдень, после вчерашнего возлияния и бешеного секса, мозг ещё не вполне адекватен, и кружка холодного пива с запотевшими боками может стать вожделенным бонусом. А где одна кружка, там с лёгкостью и вторая, потом третья.
У Аристарха с алкоголем всегда были сложные отношения. Про таких говорят "не умеет пить". После второго дня начинаются галлюцинации, и он не может заснуть, потому что боится закрыть глаза. Иной мир вторгается в сознание, не спрашивая разрешения. Сначала они просто смотрят на Аристарха, и глаза их полны нечеловеческой скорби. Пугающие лица, выплывающие из темноты. Они постоянно меняют свой облик, текут, распадаются на частицы, проявляются на роговице глаза.
Аристарх верил, что это никакие не галлюцинации, а реальные существа, смотрящие сквозь тонкую плёнку реальности, которая, казалось, еще немного и прорвётся, и тогда инфернальный мир хлынет как вода через лопнувшую трубу.
Он чувствовал эту плёнку, чувствовал, насколько она тонка - это пугало и приводило в священный трепет. Но Аристарх точно знал, что ему не хочется в этот мир, очень смахивающий на ад. Он верил, что есть и другой мир - мир ангелов и живой музыки, однажды он его даже видел - мельком. Но поскольку алкоголь открывал в мозгу Аристарха некие шлюзы, то надеяться, что такой грубый проводник доставит тебя в райские кущи, было несколько опрометчиво.
Не в силах отогнать от себя навязчивый морок, он принимался воображать, будто бы летит над холмами, поросшими густой зелёной травой. Механизм видений включался, и тогда он любовался диковинными пейзажами других планет и миров, столь необычных, что Аристарх жалел, что это нельзя записать на видео. Но стоило расслабиться, снова появлялись скорбные лики, текстура надчеловеческих тел, с анатомическим сверхреализмом.
Или, что намного страшнее - шопот с той стороны, но такой пугающе близкий, что начинало сильно стучать сердце, вот-вот готовое вырваться из груди. Но сердце тоже не надо слушать, потому что оно стучит не ритмично, дико и громко. Иногда пауза затягивалась, и Аристарх со страхом ожидал следующего удара, и казалось, что сейчас сердцебиение остановится полностью.
Надо что-то съесть, чтобы подкрепить ослабленный алкоголем организм.
Оставшийся со вчерашнего дня шашлык - расчленённый труп, и кусок не полез Аристарху в горло.
Лес, дача, кислород - всё это должно реабилитировать Аристарха как сущность перед природой, и он ожидал этот светлый миг, лёжа на диване в гостиной. Белый потолок. Сахарная пудра, всё вокруг шевелится как гигантский спрут, состоящий из человеческих конечностей. В белой плоти вдруг проклюнулся усеянный прожилками глаз, и уставился на Аристарха строго и изучающе.
Тишина давила чугунным прессом, и старый дом, впитавший в себя эманации всех предыдущих жильцов, издавал странные звуки: поскрипывания, шорохи, поскрёбывания. Лёгкий стук в окно. Дом дышал, он проникал в мысли, говорил что-то на своём языке.
Что это? Одёрнув занавеску, Аристарх увидел в окне скорбное лицо согбённого вопросительным знаком человека. Да не может там никого быть, однако, одиночество стало нестерпимым. Нужна хоть одна реальная живая душа, иначе можно сойти с ума.
Аристарх берёт телефон, и звонит Софье, благо та находится в соседней даче. Она приходит, и его немного отпускает. Софья - как глоток из родника, и он занимается с ней сексом, неистово и самозабвенно. Старый дом ходит ходуном, грозя тут же развалиться от человеческой страсти. Софья кричит в экстазе, а потом оба валяются на диване в блаженной истоме. Аристарх даже заснул на короткое время, а когда проснулся, вновь овладел женщиной, и так было трижды.
Чёртов синдром. Аристарх вышел прогуляться до рынка, что бы как-то развеятся. Не тут-то было. На рынке сплошной негатив - краснорожие мужики, опростевшие в дачном быту некрасивые женщины, узбеки на велосипедах, эстонцы, торгующие картошкой, молдаване, чеканящие в домино, жирное, потное месиво и отвратительный запах со стороны мясных рядов.
Магазин. Пиво.
Если пить два дня к ряду, то это ещё цветочки при выходе из запоя.
Хуже, когда Аристарх пьёт ещё и на третий день. С ним это было только раз в жизни, когда он пил три дня, а после находился в глубокой депрессии ровно неделю. Жизнь стала величайшей опасностью, и лучше бы было совсем не появляться на свет, нежели жить на шатком комке грязи, кувыркающимся в чёрной пустоте вокруг плазменного шара, нелепое имя которому планета Земля.
Итак, пиво. Оно может помочь мягче сняться с этого пограничного состояния. Аристарх всегда был чувствителен к духовному миру, а в посталкогольные периоды, после двух дней возлияний, границы между мирами стирались, и оставалась только тонкая плёнка...
Бутылка чешского пива уже приятно холодит ладонь. Глоток. Ещё. Закрыв глаза и запрокинув бутылку к небу, Аристарх выпивает её залпом прямо посреди торговой площади.
Господи, что это? Мир человеческий разделился пополам. На жертв, и на хищников. Аристарх шёл между рядами и видел истинную суть каждого. Вот этот господин в фетровой шляпе очень несчастен. Глаза такие же, как у тех лиц из галлюцинаций. Полные скорби, а на плечах лежит тяжкая ноша. Это жертва. Кто-то высасывает из него жизнь как коктейль, возможно родной сын или свекровь. Но почему он так посмотрел на меня? А как ещё может смотреть одна жертва на другую? Если меня уже выжало как полотенце и демон пьёт эту влагу жадными глотками, как я только что пил пиво?
А вот это человек-черепаха. Жизнь так долго его била, что на горбу вырос панцырь. И он просто, по черепашьи гребёт под себя, выживая в этом суровом мире. И такой же панцырь на сердце. Он никому не протянет руки, если это не будет выгодно. Это правда, что образ мысли накладывает на человека определённые черты. Маленькие глазки, подвижная складчатая шея, которая при необходимости втягивает голову в плечи, жосткий безгубый рот-щель.
Далее в поле зрения попал торговец сотовых телефонов б.у. Это хищник, живущий на нечистые деньги - настоящий антропоморфный волк. Слишком страшное нутро у этого субъекта, и Аристарх поспешил дальше.
У прилавка стояла женщина продавец, которую гложет болезнь, и Аристарх видел это как мерзкий слизняк, присосавшийся к ней внизу живота. Рак? Что-то защемило в груди, захотелось как-то помочь бедной женщине, дни которой из-за этой болезни были на исходе.
- Я вылечу Вас.
Холодный взгляд блеклых глаз, по худому лицу гуляют желваки.
- Что ты хочешь?
- Позвольте.
Он протягивает руку, хватает слизняка и отрывает от тела бедной женщины. А потом смотрит, и видит в руке сумочку с дневной выручкой.
Она побледнела, но не стала поднимать крик.
- Что ты творишь, проклятый наркоман? - с металлом в голосе спросила она. - Хочешь украсть у меня мою нищую выручку? Я сейчас милицию позову. - И для убедительности кивнула головой в сторону будки с надписью "Милиция".
Пытаясь свести все линии воедино, Аристарх понял, что эта сумочка и есть её болезнь - нищета, породившая раковую опухоль.
- Возьмите. Я ничем не могу Вам помочь.
Третий день. Уже третья бутылка пива. На этот раз крепкого.
Психическое давление упало, даже стало немного весело. Только что будет завтра? Но он не будет думать о завтра, даст Бог - выживет.
Ещё пиво. Несколько рюмок водки с соседом Виктором. Опять пиво.
Звонок другу:
- Санёк, мне нужна трава. Если я не дуну, то завтра у меня сорвёт крышу. Выручай!
- Я тебя прекрасно понимаю, Аристарх. Только помочь ничем не могу. Сам на нуле.
Вот это уже совсем плохо. Плёнка может не выдержать, а на тот свет ещё рано. Душа не чиста, и миссия не исполнена.
Аристарх прошёл дальше в лес и упал на колени. Лес, был не добрым, и каждое дерево, казалось, таило в себе какую-то неясную опасность. Тогда он начал громко читать "Отче наш" - раз за разом, круг за кругом.
Отче наш, Сущий на небесах!
Мне далеко до неба, и сила земного притяжения так велика. Если бы Ты, Отче, был рядом! Я бы не ходил здесь наступая себе на яйца, и не пил бы адскую смесь. Но да будет воля Твоя и на земле как на небе.
Хлеб наш насущный подавай нам...
Нет, Господи! Ты не хлебозавод, что бы кормить всякого тунеядца. Дай нам лучше духовный хлеб - пищу, без которой все мы жерты Рогатого. Вложи в нас Ведение и Мудрость, что бы ногами твёрдо стоять на земле, а сердцем быть в небесах.
И прости нам грехи наши!
Ты не обязан никого прощать, и ты не прощаешь никого автоматом. Контрол-делит здесь не поможет. А грехи... они стали такими тяжкими, что и Сизифу не снилось. Ты прощаешь только того, кто искренне кается в своих грехах, и желает оставить их.
Третий день... Третий день...
Избавь нас от лукавого! Или мы здесь проходим чистилище, подобно серебру, очищающемуся в огне?
Всякая рука, бросившая камень в небо, будет посрамлена. Камень вернётся, а небо останется всё так же высоко. А можешь ещё плюнуть в небо. Попробуй - в итоге плюнешь только на самого себя.
Ибо Твоё есть Царство, и Сила, и Слава, вовеки. Аминь.
- Сынок, ты что здесь делаешь?
Какой-то старик в фуфайке. Это в такую-то жару! Похоже, что он давно уже наблюдал за Аристархом. И у него были такие живые глаза! Может быть это Посланник?
- Кто Вы? - вместо ответа спросил Аристарх.
- К чему тебе имя моё? Оно чудное. - Старик улыбнулся. - Пойдём, я тебя чаем с лесными ягодами отпою. Будешь как новый.
Что-то в нём располагало к себе. И это точно не глюк.
Как во сне Аристарх шёл за старцем, у которого, видимо, был какой-то чай для снятия синдрома. Впрочем, шли не долго - на прогалине красовался терем с резными дверьми и ставнями. Глазам своим не веря, вошёл внутрь, удивляясь чистоте и какой-то светлости убранства.
- Вот, смотри. - Старик уже держал в руках цветочный горшок с посаженным в нём растением, похожим на маленькое деревце. - Видишь? Оно не бросает тени.
И действительно, ветки и листя этого деревца не отбрасывали тень. С удивлением Аристарх покрутил горшок, рассматривая растение со всех сторон. Тени не было!
- Как это возможно?
- Оно выращено из семени не этого мира, - ответил старик. - Когда выпьешь чай, заваренный из его листьев, ответы придут сами. - Он сорвал несколько листьев и кинул в заварочный чайник, залил кипятком. - Подождём немного. А это для вкуса - и бросил несколько ягод смородины. - С непривычки тебя может вывернуть.
- Что-то страшно мне, дед, пить твой чай, - промолвил Аристарх, но знал, что всё равно выпьет, потому что терять было нечего - либо склеить ласты, либо танцевать хоровод с мертвецами.
- Страшно - это хорошо, - молвил дед. - Так и должно быть. На-ка, глотни, - и протянул Аристарху дымящуюся кружку.
Тени нет, похоже, что и запаха тоже - пахнет только смородиной. Осторожно, обжигая губы, Аристарх сделал маленький глоток. Вкус у напитка был странный - горький, но в то же время приятный, и будто бы очень знакомый, но он готов был поклясться, что никогда ничего подобного не пробовал. Потом вдруг понял, что такой вкус может быть только у правды, если бы у неё был вкус. Потому и горький, и в то же время, Аристарх так жаждал её, что рискуя получить ожоги языка и нёба, стал жадно глотать эту жидкость.
Волна жара прокатилась от головы до самых пят, и эйфория наполнила всё тело. Едва не давясь, он осушил кружку.
- Наливай ещё!
- Блаженны алчущие и жаждущие, - к чему-то промолвил старик, и плеснул в кружку ещё. - Пей!
Снова обжигающая волна прокатилась по всему телу. Но на этот раз жар не упал, а сконцентрировался в костях, в самом костном мозге.
- Ох, жарко что-то, - пробормотал Аристарх, и рефлекторно оттянул воротник футболки. Между тем жар ещё больше усилился, и Грябов почувствовал, что его скелет словно бы стал раскалённой печью, с заточённом в неё жидким пламенем, и это уже стало нестерпимым.
Со словами "что ты сотворил со мной, старче!?", она вскочил с высокого резного стула и бросился вон из терема, поспешив к ранее примеченному во дворе колодцу. Казалось, ещё немного, и он вспыхнет как соломенное чучело. Вот чёрт, где ведро!? Ведра не было.
- Старик, я горю! - заорал он и прыгнул в колодец.
Колодец оказался глубоким, и прежде, чем  Аристарх долетел до воды, ему показалось, будто он нырнул в само нутро Солнца, так его сильно жгло. Когда тело плюхнулось в воду - а он уже был на грани обморока - приятная прохлада сменила жар, и сознание его тут же просветлело.
Но, хоть снаружи он и чувствовал свежесть воды, внутреннее пламя не ушло, оно затаилось в костях и вновь разгоралось. Но на этот раз, огонь не достиг критической силы - холодная вода уравновесила температурный баланс. Было очень странно ощущать одновременно жар и холод, но деваться было некуда, придётся какое-то время просидеть здесь, что бы придти в норму.
Впрочем, сидеть не приходилось, так как дно не прощупывалось, и Аристарх, вцепившись в какую-то склизскую щель, манипулировал ногами в холодной воде. Вскоре снаружи стал бить озноб, но в костях продолжали тлеть угли. "Давай, выжги всё из меня, всю нечисть и погань" - молился он по горло в воде. Потом принимался звать старика, но тот, похоже, не очень интересовался положением Грябова, и светлый круг над головой, очерчивающий периметр колодца, не омрачала ничья тень. Только странно, почему круг, насколько он помнил, колодец был квадратным. Неужели этот огонь никогда не погаснет? И что теперь делать, навсегда остаться в этом сыром склепе? Попробовал немного подтянуться, но пальцы тут же соскользнули, и он с головой ушёл под воду, а когда вынырнул, то увидел, как проём колодца кто-то заслонил. Это старик спускал вниз длинную деревянную лестницу.
- Вылезай!
Аристарх вцепился в поперечные бруски и слегка приподнялся. Внутри стало жарче, и он вновь опустился в воду.
- Вылезай!
- Не могу! Я горю внутри!
- Не сгоришь. Лезь наверх.
Грябов вновь стал подниматься, не обращая внимание на поднимающийся жар, к которому теперь прибавились головокружение и тошнота. Впрочем, внутренний огонь достиг какой-то своей точки накала, и больше не обжигал. Поспешно, оскальзываясь на сырых перекладинах, с трудом веря, что кризис миновал, Аристарх достиг верха колодца и в изнеможении вывалился из него на траву.
- Эк тебя в колодец-то понесло! - посмеиваясь молвил старик. - такого я ещё не видел! Ты чего там потерял, сердечный? Давай-ка, поднимайся, пойдём в дом, - и он помог подняться Грябову на ноги, отвёл обратно в терем.
Сидя на том же высоком резном стуле, истекая колодезной водой, Аристарх пытался собрать воедино свои мысли и переживания. Жар утихал, и вместе с этим появилось ощущение эйфории, вобравшей в себя целый винегрет чувств.
- Старче, - пролепетал он, - кажется ты мне помог. Мне стало легко.
- Подожди, сынок. Тебе ещё надо выблевать из себя зло. Иначе оно тебя сожрёт изнутри.
Он достал откуда-то медный таз и поставил его на пол.
- Становись на колени! - вдруг строго повелел он.
- Да зачем же, мне и так хорошо, - неуверенно запротестовал Аристарх.
- Кхет сигол! - произнёс старик, и тело Грябова спазматически свело и согнуло в пояснице. Ноги стали ватными, и он соскользнул со стула, рухнув на пол, на четыре конечности, а лбом уткнувшись в днище таза.
- Чародей! - завопил он, и медное эхо повторило его крик.
Спазмы усилились, и Аристарху уже захотелось очистить свой организм. Он напряг грудную клетку, и изо рта хлынула чёрная густая жижа. Стало вдруг тяжело дышать, а нутро всё сжалось в комок, и словно тюбик, выдавливало из себя мерзейшую субстанцию. И вдруг Аристарх увидел, что это и не жижа вовсе, а чёрная змея. Она выползала из его рта красиво извиваясь, чёрные, маслянистые бусинки глаз не выражали ничего. Грябову не было страшно, он на уровне химии и биологии чувствовал, что сейчас из него выходит материализованное зло, и всё что хотелось, это поскорее от него избавится. Но змея оказалась очень длинной, она всё никак не кончалась, и Аристарх ощущал, как вместе со злом его покидают физические силы. Уже не колодезная вода, а обильный пот стекал с его лица заливая и разъедая глаза. Сознание стало меркнуть, но он  ещё держался. Наконец, змея полностью покинула тело, и старик не медля взял её за горло и поднял над головой.
- Смотри, сынок, какая тварь в тебе жила!
Потом он ещё что-то говорил и делал, но Аристарх уже погрузился в глубокий сон.
Пробуждение было лёгким. Сквозь дрёму он слышал чей-то смех, и когда полностью проснулся, обнаружил, что смех был его собственный, тихий смех счастливого человека. Он поднялся с пола и огляделся. В горнице было светло и как-то необычайно красиво, а старика не было, видимо ушёл по своим делам. На деревянном столе стояла кружка молока и белый ломоть хлеба, с намазанным на него мёдом. Аристарх сразу почувствовал, что голоден, и тут же съел этот незатейливый завтрак, отметив про себя, что и хлеб и молоко очень вкусны, словно вместе с пробуждением, пробудились и его вкусовые рецепторы, до сего времени спавшие, и что только сейчас, впервые в жизни он смог оценить и почувствовать настоящий вкус пищи.
С удивлением обнаружил, что одежда на нём сейчас другая - вместо джинсов свободные, белые холщёвые штаны, а вместо старой чёрной футболки с нарисованной на ней сердитой старушкой и надписью "Чтоб вы сдохли, антихристы!", абсолютно новая и белая. Ну и дед!
Позавтракал и вышел на крыльцо. Вот колодец, но почему-то сейчас он выглядел совсем не так, как вчера. Впрочем, за достоверность своего вчерашнего восприятия он ручаться не мог. Зато мог точно сказать, что сейчас он трезв, как богемское стекло, и это осознание было новым и очень реальным. Можно даже сказать, что таким трезвым он не был никогда в жизни, даже в те периоды, когда совсем не прикасался к алкоголю. И вместе с этой трезвостью - чистая радость - Аристарх поймал себя на том, что улыбка не сходит с его лица. Вокруг раздавалось пение птиц, и пение звучало в его груди. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что и сам лес изменился. Куда подевалась эта дремучая мрачность? А что стало с деревьями? Они стали другими! Вместо сосен вздымаются к небу могучие, и прямые, как мачты, неизвестные деревья с большими, широкими листьями. Подойдя к одному из них поближе, Аристарх увидел, что кора его гладкая, и немного перламутровая, имеет сеть тонких прожилок, словно древесную плоть дерева пронзает нервная система, как у млекопитающих. "Удивительно! Как я раньше такого не замечал?", подумал Грябов. Между этими великанами росли так же другие деревья, разнообразные, словно сказочные. На некоторых из них пунцовеют, желтеют, и даже синеют неизвестные доселе Аристарху плоды.
Он и сам не заметил, что давно уже идёт по тропинке, петляющей в роще диковинных деревьев. Солнце ещё не вошло в свой апогей, и приятная прохлада обволакивает путника на его пути. Лес полон весёлых звуков - где-то в траве слышится стрекотание насекомых, в листве разноголосье птиц - словно всё живое сговорилось в этот день прославить своего Творца. Прямо над головой вдруг всхохотнула сова, и Аристарх смеясь сбежал по спуску к звенящему ручью, и припав к нему губами, стал жадно пить живую энергию леса. Напившись ледяной воды, поднял голову, и увидел перед собой дивное дерево с длинными листьями и всё усеянное плодами, похожими на маслины. Сорвал несколько, и отправился дальше в путь.
Справа, по мере следования, стали попадаться поросшие деревьями и травой скалы. На некоторых из них были люди, так же как и он одетые во всё белое, они сидели вокруг изящных столиков, уставленных едой и кувшинами. Завидев Аристарха, люди приветливо махали ему рукой, а Аристарх, улыбаясь, махал им в ответ и шёл дальше. Откуда-то слышалось пение, но разобрать мотив и слова не представлялось возможным - басовитую основу мужского хора пронзали прямые и светлые лучи женских голосов, чистых, как хрусталь и красивых, как полёт сокола.
Между тем, тропинка пошла на подъём, и становилась всё круче, Аристарх почти бежал по ней, совсем не чувтвуя усталости и отдышки. Наконец, он достиг вершины холма, и перед его взором открылся удивительный пейзаж. Через играющий всеми оттенками лесной массив, уходящий в невообразимую даль, где сливаются в единую палитру земля и небо, серебристой лентой катила свои воды большая река, отражавшая на своей глади тройную радугу, сияющую в вышине так ярко, что Грябов пришёл в немой восторг. Никогда ещё он не видел такой красоты.
Он вдыхал полной грудью животворный воздух свободы, и стоял так на вершине, думая о том, что на берегу этой реки он построит себе дом, в котором будет жить долго и счастливо, в совершенно новом мире и среди совершенно других людей.
А. Плёткин
(Мшинское, 15.07.2011 - Крым, 04.09.2011)