Я тихонько перебирал ногами, никуда особо не торопясь. Впереди раскинулось бескрайнее поле. Возможно, когда-то давным-давно здесь трудились крестьяне, сжигая и выкорчевывая деревья, а затем долгие поколения жили на этих полях, вплоть до «славных» времен коммунизма, но возможно, этого и не было. Я этого не знал и не знаю, да мне оно и не нужно.
Трава была чуть ниже колена, чистая, зеленая, жесткая; возможно, по весне это поле затапливала какая-нибудь местная речушка. Зеленые колоски бушевали как дикое море, под обрушиваемыми на них порывами ветра. Он гнал. Гнал, что есть силы свинцовые тучи откуда-то из-за горизонта. Небо покрылось непроницаемой серой пеленой, огромным сплошным облаком. Я знаю, что где-то за ним светит солнце, и там за облаками - небо, другое. Иных слов и не надо, чтобы сказать все, что я чувствую и мыслю. Оно другое - светлое, солнечное и бесконечно голубое. Холодная бездна, которая манит меня, человека, у которого никогда не будет крыльев. А может, будут? Кто знает?
Трава шуршала под ногами, не шелестела, как послушная городская листва, а сопротивлялась изо всех своих сил, стойко, так как умеют только те, кто вырос на воле. Лет двадцать назад я сломал нос и теперь выходило смешно - когда я набирал полную грудь, раздавалось забавное посапывание. Но сейчас, здесь, как можно не глотать этот холодный свежий воздух? Не знаю, почему, но в такие дни, когда становилось пасмурно и прохладно, на меня набегала меланхолия, я любил просто бродить по паркам, без каких либо определенных целей, наслаждаясь одиночеством. Ближайший город был за сотню километров, средняя полоса, не тайга, так себе, лесопарк. Но все же в этом месте было, что-то очаровательное, именно сейчас в этот миг и в этой жизни.
Захотелось упасть и просто поваляться, глядя в серое небо. Так и сделал, позабыв что за спиной уже изрядно исхудавший вещмешок, военного образца, годов восьмидесятых. Вот так всегда, мелочи подводят. Ладно. Не смертельно, скину его, а потом и перекушу.
Я лежал, обращая свой взор в бесконечное небо. Почему оно кажется таким бездонным даже сейчас? Наверное, на поиски ответа стоит потратить эту жизнь… Впрочем, все суета, важно лишь то, что происходит, что чувствуешь, здесь и сейчас.
Ветер был порывистым, но устойчивым, опыт подсказывал, что будь под рукой барометр, он бы медленно и упорно полз вниз. Большая гроза идет, надолго. Ноги слегка заныли. Я уже и забыл, сколько часов за сегодня прошел. Пожалуй, самое подходящее время для привала.
Вдруг представил, как забавно было бы вытащить из вещмешка аккуратненькую скатерть, пару обтертых водой камешков, и чайный сервиз. Вот так вот сесть, прижать скатерку камнями и приняться заваривать добрый чай, в лучших английских традициях. Может быть, даже пару круассанов или тортик? На гонимом ветром зеленом океане… Да, с годами становлюсь все смешнее. Знать бы точно, сколько мне лет, было бы еще лучше.
Я потянулся к мешку, неспешно присев, в нем валялось пару банок тушенки, какие-то свертки, линзы, камень, мои старинные очки, и сверток, который так бережно был закутан в полотенце. Надо бы протереть этот шарик… Все таки нехорошо, когда наш Мир покрывается пылью.
Каждый раз когда достаю эту штуку, сердце одинокого замирает. Ищу сколы, царапины, трещины, пока что все в порядке, нужно только хорошенько дыхнуть и бережно стереть испарину рукавом.
– Нет, точно. С такими стрессами люди долго не живут.
Я усмехнулся эдакой откровенности, перед самим собой.
«В твоих руках Мир, храни его, потому что он дороже всего...» В который уже раз прочитал я надпись на прозрачном как горная вода хрустале. Красиво звучит, жаль, только не проверить. Если это действительно так, то расколов шарик, наломаю дров. Что-то не хочется, только не сейчас, не сегодня.
Кстати, мне вдруг приметилось, что, кроме тушенки, в сумке почти ничего съестного не осталось, вот это очень плохо. За все свои жизни и долгие годы странствий я понял действительно хорошо, только одно: тело нужно кормить и ухаживать за ним, иначе оно становиться только обузой для разума. Обузой, которая неизбежно начинает точить тот самый камень, что называется воля.
Что ж, похоже сегодня у меня пира не намечается. Хотя, признаться и к диетам я тоже давно привык.
Настроение было слишком тоскливым и в то же время слишком приятным, чтобы начинать его прогонять. Поэтому я предпочел просто заглотить одну банку без особых вкусовых ухищрений и постараться поспать. Как же приятно засыпать под гул ветра и шорох травы - чувствуешь, что ты живой.
Я уснул почти мгновенно, не уснул, а вырубился. Вряд ли это был нормальный и здоровый сон. А когда он у меня был вообще такой? Уже и не вспомнить. Я рухнул прямо на траву и поэтому просто слился с полем. Земля была на удивление мягкой, а трава упругой, словно лежал я где-то на жесткой, но уютной кровати. Наверное, так мне сейчас сильнее всего хотелось думать. Иногда сильно скучаю по тем временами, когда жизнь была другой. Но…
– Суета все это… Она всегда «другая», эта жизнь… - прошептал я себе под нос.
Земля ускользнула из-под меня. Время остановилось. Вокруг не стало тех замкнутых и узких тропинок, которыми ходят люди. Которыми блуждаем мы по Земле. Я вдруг перестал чувствовать разделения на низ и верх, вперед и назад. Не стало разницы, куда идти, и идти ли вообще? Бесконечно черная невесомая пелена, испещренная миллиардами огоньков. Разлившаяся млечная простыня накрывала мир предо мной. Я одновременно везде и нигде. Я одновременной жив и мертв. Я частичка и я же все, что существует. Я слеп, но я вижу все. Я глух, но я слышу все. И нет мне дела до старости или молодости. Я вечность…
Сон окончился так же быстро, как и начался. Я вновь глядел в никуда. Глаза не могли найти точку опоры, не за что им зацепиться в этом небе. Сколько времени мне удалось поспать? Может быть уже прошли сутки, а может всего пару минут. Знать бы. Когда время исчезает, самое обидное, что, вернувшись, оно ввергает внутренние часы в чувство хаоса и смятения.
Ветер был все тем же порывистым, но уже чуть более сильным; приглядевшись я заметил, что облака слегка «осели» и, пожалуй, стали темнее. Скоро будет буря. А я нахожусь посреди поля. Не хорошо это. Пора бы сматывать вещички и идти куда подальше отсюда.
-Жетон, мать твою! – опомнился я.
Как же можно было лечь спать и не надеть охранный жетон?! Серебреная цепочка с висящей на нее воронёной пулей. Почему пуля? Почему вороненая? Я долгое время не знал ответов на эти вопросы. Все оказалось проще, чем кажется. Пуля - символ смерти. Впрочем для этого конкретного экземпляра это были не просто слова… Ее извлекли из человеческого тела, единственная, она пробила чье-то сердце и застряла в позвоночнике. Неся в себе память об отнятой жизни. Достаточно лишь заворонить, покрыть черным непроницаемым налетом, дабы направить память обратно, искусственно исказив полярности. Жуткая ирония судьбы. Самые ужасные вещи при правильном использовании могут защищать с такой же силой, с какой они некогда причиняли боль и страдания.
Я не любил носить жетон. Вещь стихийная, он влиял на рассудок. В обычном состоянии его можно было сравнить с планомерно наклоняющимися то в ту, то в другую сторону весами. Но стоит надеть эту штуку, как ты оказывался на самом пике огромной пропасти. Любая первая эмоция подталкивала тебя вниз. И тогда уже исчезает граница для самого хладнокровного и выдержанного человека. Если ты был обеспокоен, то появится мания преследования, если влюблен, то начнешь сходить с ума от безумной страсти.
Внутри каждого из нас есть целая вселенная, которую создает разум. Рассудок - это же лишь инструмент защиты от окружающего тело мира. Мы сознательно вырабатываем средства обороны, приспосабливаясь и фильтруя полученную память, чтобы пропускать только максимально стабильное. Жетон и все вещи подобные - это своего рода противовесы, которые насильно наполняют нас. Даже не наполняют, а набивают - чужой вселенной, чужой памятью. Поэтому, в первое время их мало кто любит. Но, как говорят более опытные, потом учишься контролировать чужое в себе, начинаешь сознательно принимать и отвергать память. Впрочем, это все не для меня пока что. Жаль все-таки …
Я сообразил, что пора бы уже отправляться в путь, не теряя времени… Эх, время, какая же это - суета. Тушенку мой привычный желудок принял на ура, и, хоть я и не был на пике своих сил, но все же сон и небольшой обед сыграли свою роль. Ноги почти не ныли. Это хорошо. Упаковав все, что успел достать, поднялся на ноги, которые послушно приняли груз тела и пошли вперед. А вообще интересный вопрос, это я иду или идут ноги? Старший бы ответил так – «Задавать глупые, но все же глубокие вопросы рвутся все в начале своего пути, в том числе и ты, Владислав. Но даже если кто-то и ответит тебе, ты не поймешь его. Правда не в том, чтобы услышать ответ, правда в том, чтобы понять его, а для этого тебе придется ответить самому». В сущности, я слышал это много раз - не совсем такими словами, не совсем так же, но смысл понятен. Впрочем, я не могу усвоить другого: зачем задавать вопросы самому себе, если сам можешь на них ответить? Ведь, получается, что ответ уже известен, тогда и в вопросе нет нужды.
«Бред какой-то» – пробормотал я.
Кстати, с детства не любил, когда меня называют Владиславом. Вообще не люблю свое имя, слишком вызывающе звучит. Наверное, в этом я не похож на большинство людей. Вообще, конечно, во многом отличаюсь от них, но речь сейчас не об этом. Человеку свойственно всему давать имена: себе, своим детям, собакам, кошкам, даже тараканам и жукам - ну вот им-то они зачем, а? А поскольку оригинальность в привычном человечеству мире не приветствуется, по улицам ходят толпы консерваторов, десятки тысяч Иванов, Николаев, Семенов - и это только мужчины и только в России. У каждого из нас в природе заложено стремление так или иначе выделиться, доказать другим, что ты особенный, дабы пред тобой преклонялись или, как минимум, смотрели с уважением. И, пожалуй, я был бы рад выбрать себе другое, более звучное и необычное имя, но все это суета, меня вполне устроит безличностное общение.
В нескольких километрах впереди виднелся лес. Череда редких лиственных деревьев, кустарников и другой сопутствующей мелочи, которая присуща настоящей тайге, тут почему-то не было. Меня это вполне устраивало, любились мне такие лесочки.
Я не торопясь шел вперед. Пожалуй, новый день (ну или новый вечер) лучше бы начинать с зарядки или других упражнений, плодотворно влияющих на тело и разум. Но мне просто хотелось идти. Ближе к ночи, думаю, можно заглянуть куда-нибудь поглубже в себя, поискать ответы или новые вопросы, попытаться найти хоть что-то, что позволит открыть следующую дверь.
Я шел часа три-четыре, пока не стемнело. Наконец-то пересек огромное поле и миновал насаждения лиственных деревьев. Несмотря на намерения идти дальше тем же путем, я подчинился случаю и решил пройтись по проселочной дороге. Все-таки запасы еды подошли к концу, а путь не предвещал быть простым и коротким. Надежда, как и все человеческие чувства, ужасна. Она толкает нас на необдуманные поступки, чуть больше логики - и жизнь простых людей была бы длинней, баллада об общем благе вымысел царей.
В данной ситуации и мне пришлось поддаться этому пресловутому чувству и пойти по дороге в поисках ближайшей деревушки. В наше время тяжело получить приют незнакомцу у незнакомца, двери запирают замки, которых становится все больше, дома отгораживают стены, рвущиеся все выше к небу. Частная жизнь - игрушка высших, попавшая к простолюдинам. Современное изобретение, неминуемо отстраняющее нас друг от друга. Эмоции подсказывают, что это неправильно, но логика говорит, что так спокойнее. Пускай уж горячее сердце остается запертым в грудной клетке. А я буду надеяться, что кто-нибудь отворит дверь перед «заплутавшим» путником.
Дорога была такой, какой ей и положено быть, то прямой, то извилистой. Вскоре начали виднеться слабые признаки жизни. То и дело попадались старые покосившиеся изгороди, на территории которых раньше запирали скот. Сделанные человеческой рукой доски, гвозди и другой мусор. Все то, чем только богаты современные деревни. Приглядевшись, я рассмотрел среди деревьев вдали контуры деревянных домов. Обычная советская деревня, которых раньше были тысячи; как и положено деревне, колхоз развалился, молодежь уехала, а старики потихоньку доживали свой век. У таких людей есть надежда получить приют, старая закалка дает о себе знать, двери не запирают, гостей не гонят.
Минут через десять я подошел к отшибу; если бы мне довелось стать героем сказки, то тут обязательно жила бы красивая черноволосая ведьма, которой лет эдак двести пятьдесят. Деревенька была явным примером неудачного коммунистического эксперимента. Впрочем, не мне судить о его удачности. «Типовые» (если можно их так назвать) бревенчатые дома, некогда расписные ставни и рамы, черные от старости заборы, в которых давно светились бреши. Людей тут особо не наблюдалось, все дома были нежилыми.
Меня пробрал легкий холодок по спине. Нехорошее это место. Я высунул правую руку, скинув вещмешок перед собой, не решившись его окончательно снимать, и прямо по среди дороги стал копаться в поисках жетона из пули. Уцепившись за серебристую цепочку, я торопливо натянул единственное средство защиты на шею.
Неприятное чувство. Сравнить его с чем-то очень сложно, но если попытаться описать, наверное больше всего это похоже на то, как в обезболенную плоть вводят иглу, это не больно, но жутко неприятно, тем более, что игла очень даже чувствуется, давление, укол, и неприязнь к чему-то и народному. Пожалуй, что-то подобное, только в квадрате или даже в кубе.
Охранный амулет довольно тонкая вещь. Это не бронежилет, который защищает от любой опасности. Скорей это своего рода допинг или благословение на удачу. Он неподдельно и беспристрастно чувствует окружающую среду, все опасности вплоть до малейшей. Все, что может вызвать боль или смерть. Именно поэтому его полярности и меняют, чтобы получать обратно равноценную память, возможности спрятаться, уйти, уклониться или даже исчезнуть. Чем сильнее память жетона, тем точнее и больше информации. Это первое, чему учат новичков - подчиняться тому, что говорит жетон.
«Если справа на вас летит грузовик, а сзади манит юная обнаженная девушка, и при всем при этом ваше нутро говорит… Нет. Кричит! Что нужно идти на грузовик, то сто процентов что у этой прелестницы за спиной нож или револьвер или еще какой жетон, которым она, кстати, не постесняется воспользоваться, да так, чтобы вы навсегда пожалели о свое похоти. Именно поэтому я бы без сомнений бросился под грузовик и вам советую…» - так говорил мой наставник, что-то в этом роде. Почему-то глядя на этого человека мне верилось, что действительно, именно так он бы и сделал, а какая-то часть разума даже подсказывала, что возможно так он уже и делал.
Я почувствовал, как на меня нахлынули эмоции. Стало жутко страшно, голова сама по себе начал вертеться как пропеллер, в поисках укрытия понадежней. Уши, как у напряженной газели, реагировали даже на самый малейший звук.
Кстати, очень хороший способ понять, грозит ли тебе опасность. Если после того, как жетон был надет, ты начинаешь неистово бегать носится и кувыркаться или наоборот клонит в сон, значит все в порядке. Но любое отклонение от этого поведения считается признаком прямой или косвенной опасности. Ищешь укрытие, значит кто-то ищет тебя. Бежишь, значит в этом месте, очень скоро что-то произойдет - взрыв природного газа, пожар или еще чего похуже, да много причин-то.
Как я слышал, некоторые опытные боевики даже не меняют полярности на своих жетонах, им проще оперировать с прямыми данными об опасности. Только на первый взгляд это кажется так интересно и не опасно. На самом же деле, слабый духом, тот кто не в силах сдержать напор памяти о смерти, который манит и толкает в самые опасные места, не проживет и тридцати минут с таким вот жетончиком.
Я пристально оглядывался. Нутро подсказывало забиться в угол, куда подальше. Сидеть и ждать. Молча, не издавая ни звука, даже не дышать. Рядом, что-то происходит. Или очень скоро должно произойти. Мое дыхание стало поверхностным, сердце забилось в неистовстве. Вены наполнились адреналином, мышцы стали больше похоже на заряженные пружины. Бей или беги. Чертов жетон. Я же сам себя от страха не помню. Что же тут происходит-то?
Внезапно все внутри завопило и закричало! Беги, беги, беги! Я как подорванный сорвался с места. Вперед. Не останавливаясь. Вдоль улицы. В переулок, направо. Старый покосившийся дом. Скрипят ставни, ветер ворочает их. Внутри колышутся занавески. В сени, быстрей, быстрей. Кто-то сзади пялится на меня. Чей-то ледяной взгляд рыщет по земле. Ноги и руки схватила такая судорога, словно я только что перетаскал десять тонн железа.
Внутри все было сгнившим и облезлым. Под ногами валялись останки былой роскоши. Разломанные куски стульев, разбитый сервант, какая-то каша из грязи и штукатурки. Единственное, чего пожалуй не хватает, это разбитые пивные бутылки и куча бычков. Где-то уже пробивалась трава. В одном из углов гигантской комнаты (бывшей, по всей видимости, залом) виднелась большая черная поросль – плесень. По стенам полз мох.
Жетон подсказывал, что нужно зарыться под землю. Накидать на себя грязи, досок, но спрятаться. Я бешено метался по комнате в поисках укрытия, как вдруг обратил внимание на торчащие из земли кольцо. Оно было ручкой полуоткрытого погреба.
Небольшая прямоугольная комната, забитая всяким хламом. Словно тайник, который принадлежал старьевщику. Какие-то меховые тулупы, старинная швейная машинка, разорванное кресло, резные статуэтки с изображениями медведей, несколько пар оленьих рогов, заботливо прибитых к доскам, чучело росомахи... Боже мой, кто же собирал здесь эту гадость!
Все вместе воняло так, будто тут пару месяцев назад убили человека. Невыносимый запах. Ни обоняние, ни разум не может с ним ужиться. Но придется. В жизни мы мало когда делаем то, что проще и легче, по одной простой причине: «легче» - не значит «лучше».
Я с трудом оторвал крышку от горы, наваленной сверху. Ударил смрад. На моем лице возникла такая гримаса отвращения, которую специально не изобразишь, как ни старайся. Ни чего не поделаешь. Погреб был глубиной метра три, со старой гнилой лестницей. Я решил приберечь ее на потом, когда понадобится покинуть это «убежище». Спрыгнул я на что-то мягкое - под шубой лежащей снизу оказалась еще целая гора таких же. И кому они только нужны?
Но самое отвратительное попалось лишь после того, как я отодрал первую телогрейку от второй. Целое полчище жуков и личинок. Самое уютное место для этих паразитов. От внезапной перемены обстановки тараканья падаль побежала во все стороны, спасая свою шкуру. Как же я все это ненавижу!
Никогда, никогда и никому не расскажу, что я тут делал. Мне нужно было зарыться, просто необходимо. Кажется где-то вдалеке я уже слышал шорохи и легкое посапывание. Мне не дано знать, какими тварями наполнены «гнилые» места, но старики говорили, что этот мир отнюдь не так прост, каким мы его видим «у первой двери».
Если это очередная дорожка, которая приведет меня к силе или памяти, то я готов прыгнуть в эту яму.
Грудь начинало прижигать. Это пуля! Она греется. Из нее не просто идет поток памяти. Он прямо хлещет, хлещет так, что не умещается внутри меня и ее вместе взятых. Какого черта? Я никогда еще не видел ничего подобного!
Я зарылся поглубже в гнилые тулупы. Носом дышать стало абсолютно невозможно. Хватать воздух ртом, как оказалось, тоже не пройдет, сплошное удушье и нескончаемые рвотные позывы. Посомневавшись секунду, я остановился на первом варианте. Пуля жгла все сильнее, и все сильнее мне хотелось снять и выкинуть ее. Но жетон готов был взорвать мой разум, только бы я молчал и не двигался.
Страх, панический страх. Как у ребенка при виде темного подвала. Я не знаю, что там, где оно и как от этого спастись. Наверху призывно шумел ветер, зазывая меня. Шелестели листья, но за их звуком я слышал что-то еще. Мне казалось, что слышал. Неровный скребущий звук. Словно что-то тащилось по земле. Внезапно я понял, что все это мне не чудится. Где-то рядом слышалось сухое дыхание. Будто кто-то дышит с широко раскрытым ртом. В сенях раздался небольшой грохот.
Я поглубже вжался в гниль. Вдруг мне стало все равно, что подо мной - жуки, личинки, плесень. Все, даже этот невыносимый запах, меркло перед страхом. Словно окоченел. Каждый мускул парализовало. Я почему-то знал - шевельни только пальцем и это будет последнее мгновение в моей жизни. Панический, животный страх, который бывает только в детских кошмарах, когда ты стоишь и смотришь в глаза ужасу.
Я хорошенько прислушался. Сверху, сквозь крышку, слышалось слабое хрипение. Нет, это было не чудовище, я знал эти хрипы! Так стонет человек перед смертью. Словно пытаясь опередить мою мысль, наверху раздался голос, слабый, потерянный, испуганный и еле различимый.
-Мама, Господи, помогите мне…- просипел он. Это был мужчина лет сорока, наверное.
Я прислушался еще сильней и слушал тихое и быстрое свистящие дыхание. Он не знает, что я здесь, чувствую, не знает.
-Боже, боже, бо… - человек внезапно затих и сглотнул, мне показалось, что я слышу как бешено стучит его сердце.
-Уйди, уйди от меня, нечисть!!! – завопил он как только мог громко.
Повеяло холодом, пуля, к температуре которой я уже почти привык, мгновенно накалилась так сильно, что я чуть было не закричал. Что-то зашумело рядом со мной, где-то сверху, совсем близко. Я слышу! Слышу второе дыхание! Оно другое, спокойное тихое, глубокое, каждый вдох был шипящим, и слишком долгим для человека.
-Ты не получишь мое сердце, тварь! – что-то загремело, кажется он пополз в сторону со всех сил.
Подул ветер, сильно, так сильно, что ставни заскрипели с новой силой и взвыли. Грудь жгло, нестерпимо. Я лежал не шевелясь. Вдруг шум резко стих. Осталось только два дыхания. Они были уже неразличимо близко друг другу.
-Гриммо, гриммо, гриммо…- повторял мужчина как заговоренный.
-Сгинь, нечесть, пропади! – вопил он. – Господи, помогите! Госпо…
Я услышал, как что-то хрустнуло. Наверху раздалось тихое шипение. Он шипел, шипел от удовольствия.
Черт, черт, черт! Гриммо, сердце, шипение. Не может быть, что бы я так влип! Мне конец, мне точно конец! Стоп. Успокойся, придурок. Он занят, он пока что занят. Не знает, что ты здесь, ты же чувствуешь это. Соберись, вспоминай, все что знаешь о нем! Гриммо, помню, я запомнил рассказ о нем.
«Гриммо - невысокое существо, ростом приблизительно полтора метра. Бледная темно-серая кожа, огромные круглые черные глаза, диаметром около пяти сантиметров, носа почти нет, вместо него сруб с двумя большими ноздрями, рот отсутствует. При всех контактах был обмотан в лохмотья, напоминающие плащ с капюшоном, в следствие чего в записях имеется информация только о росте, «лице» и «руках». Вместо последних - по нескольку десятков щупалец из каждого рукава, диаметром не больше трех сантиметров. Обитает в безлюдных районах, где размещает свои тайники, складируя в них в основном различный хлам. Передвигается в тени, не используя для этого рук или ног, по причине чего практически не уязвим ночью. Охотится на людей, питается внутренними органами, в особенности сердцами, точно не установлено, как поглощает пищу. Для разделывания жертв использует щупальца, которые с легкостью переламывают бедренную кость. Чрезвычайно редок, особо опасен, уязвим к свету. По классификации Генри находится на четвертой ступени».
Не шевелись. Главное - не шевелись! Четвертая ступень. Это значит, что один на один он разорвет меня на куски. Сейчас бы человек пять или шесть, да еще сильный светоч в придачу, впрочем хватило бы даже одного светоча…
Нужно продержаться до рассвета, всеми правдами. Стоп! Я же в тайнике, а если эта тварь сюда полезет, скрываясь от солнца?! Это хреново, это очень хреново, это все меняет. Я же не могу его прогнать, не могу его победить и, если останусь тут, мне все равно смерть. Может быть, успею выскочитьЮ пока он будет метаться, может успею как-то проскочить… Нет, это бред! Как? Как проскочить мимо гриммо? Если бы мимо него можно было просто «проскочить», его бы не поставили на четвертую ступень, черт возьми! Думай, думай!
Я почувствовал, как на тулуп сверху что-то капнуло, затем еще и еще. Вот уже тоненькая струйка лилась прямо на меня. Липкая, теплая, вязкая... Во взрослом человеке четыре литра крови, не считая других жидкостей, и похоже все они сейчас разлились по полу. Шипение понемногу стихало. Вдруг стало невыносимо тихо. Я знал, что существо сверху никуда не уходило; оно просто замерло, прислушиваясь, как всегда, бесшумно скользя в сумраке. У меня от волнения начало подергивать скулу, быстро и нервно.
Тишину прервал тихий, еле заметный шепот. Я не смог понять, откуда он исходит. Этот звук был везде, такой ненавязчивый, но ни в коей мере не приглушенный стенами или крышкой погреба. Я почувствовал, что он исходит вовсе не от гриммо - от кого-то другого. У меня не получалось разобрать ни слова. Но я точно знал, что это не просто набор звуков. Он то нарастал, то опять убывал. В воздухе повисла звуковая пробка, которая возникает только от неимоверно громкого звука или от контузии. Голова зазвенела, а в ушах вдруг запищало. Я с трудом осекся, мне захотелось завопить и схватиться за голову. Словно тысячи маленьких иголок разом вонзились в череп. Невыносимо, страшно и больно. Мне нужно молчать, ждать и молчать.
Прошло несколько часов, шепот стих. Полночь. Это были самые долгие минуты в моей жизни, проклятый закон относительности. Но ночь предстояла быть еще дольше. Что же делать? Мне нужен ответ. Где его найти? Хм, смешно, вот бы кто подсказал… Хотя, на минуточку, у меня же есть ответ, есть ответы на все вопросы, нужно только ключ подобрать.
Таким людям, как я, всегда тяжело дается вхождение. Мы хоть и живем уже не первый раз, но предыдущие жизни забываем. Таким образом выходит, что теоретически мы можем быть старше старейших, но даже не подозревать об этом. Как же повезло другим, кто может откладывать знания в аккуратный тайничок, где-то в своей вселенной. Нам же каждый раз нужно искать двери, находить к ним логические ключи, вспоминать, и только потом обретать силу. Долгий и не самый приятный путь. Но хотя бы так… Я, по крайней мере, могу посмотреть себе в душу, большинство людей даже на это неспособны.
Так, делаем как по инструкции. Сначала нужно очистить голову от мыслей. Ну да, так взял и очистил, забыв про гриммо и этот чертов страх! Слушать дыхание, самый просто способ - слушать дыхание… А его не слышно! И не должно быть слышно, иначе смерть. Тогда сердце, стук сердца! Точно! Слышу - это же не стук, это барабанная дробь.
Голова вдруг опустела; я мысленно представил перед собой огромное зеркало, из которого на меня смотрело собственное отражение. Как же тяжело концентрировать разум. Все расплывчатое, темное, то и дело пропадает. Тише, тише, спокойней. Не нужно торопиться. Сердце стучит уже плавно, спокойно, я слышу, как вдыхаю воздух, еще медленней, мои легкие раскрываются, по ним равномерно расходится живой газ. Мой разум чист. Тьма уходит прочь. Я стою перед огромным зеркалом. Все, что вокруг, не имеет значения, а потому рядом пустота без цвета и запаха. Я вижу себя. Мои руки тянутся к стеклу, касаясь отражения. Родись, моя вселенная.
Тишина. Спокойствие. Грудь больше не болит от прикосновений раскалённой пули. Потому что пули нет, и меня нет. Потому что я не груда костей и мяса, я целый мир. Я – миллиарды созвездий, я – триллионы туманностей, я – бесконечность планет. Я могу создать и разрушить все вокруг в мгновение ока, я – вселенная.
В этой бесконечности есть место, где таится ответ на мой вопрос. Есть такая планета, где находится дверь, которая мне нужна. Но где же она? Как отыскать иголку в стоге сена?
Что же мне нужно?... Пожалуй, оружие. Точно! Где хранится оружие? Под замком, в сейфе. Значит дверь должна быть огромная, металлическая. Вокруг меня пронеслись миллионы галактик, словно в фантастическом фильме о космосе, пока наконец я не остановился у одной безжизненной, покрытой бескрайними пепельными пустынями планеты. Она здесь.
Я стою посреди мертвого гиганта, находящегося в открытом космосе. Над головой светит огромная белая звезда. Впрочем, не такая уж и огромная, это всего лишь догорающий белый карлик. Атмосферы почти нет, поэтому небо озарено огромной бриллиантовой россыпью - самые чудные картины, возникшие из хаоса. То тут, то там виднеются высоченные торосы, по виду напоминающие вулканические камни. Похоже, это совсем молодая планета. Как жаль, что ее звезда уже потухла.
Мне нужной найти дверь. Где бы я спрятал оружие, способное противостоять существу, чей дом - сумрак? Должно быть, в самом светлом месте на всей планете. Но вот он я, стою на огромной горе высотой километров двадцать - и ничего! Огромный, кажущийся бесконечным, холм с остроугольным пиком, бескрайние и мертвые поля во все стороны и ничего, только лишь пепел и черные обугленные камни. Нет, что-то не то, что-то не правильно. В какое место я бы вовсе не стал заглядывать, самое очевидное и самое глупое на первый взгляд! Самая черная пещера где-то глубоко под землей, в которую нет входа, из которой нет выхода, туда никогда не проникал и не проникнет свет. Я стою на дне бездонной пещеры, мне не нужен свет, я и есть свет, я и есть пещера. Я стою перед стальной дверью в скалистом своде. Как открыть дверь у которой ни ручки, ни замка? Под ней лежит небольшой кусочек мела. Я должен, что-то написать. Что?
«Откройся». Ха, глупо, но попробовать стоило. Что же такого тут начеркать? Мне нужна сила, оружие.
«Дай мне силу. Дай мне оружие». Ничего… Не понимаю, голова пустеет, что-то я упускаю.
- Эй!
Глупо кричать, тут никого нет.
- Эй! Мне нужна подсказка! – еще раз заорал я.
Хм, может по-другому. «Помоги», написал я на двери. Неожиданно из сумрака вышел гриммо. Он держался неестественно прямо и расслабленно, без единой эмоции, хоть я и не встречал их до этого, но все равно понял, что он пуст, бездушен, спокойно смотрит куда-то в даль.
- Как тебя победить? – спросил я у монстра.
- Не знаю.
Он ответил моим же голосом. Рта у него нет, но разговаривать умудряется, странно.
- Но ты ведь смертен?
- Как и все и всё… - спокойно отвечал он, чертов философ.
Немного сменим тактику.
- Я могу тебя победить? Отвечай прямо!
- И да, и нет, – все так же спокойно говорил гриммо.
- В смысле? Как это?
Ненавижу общаться с бездушными.
- Иди от обратного.
- Что?
- Иди от обратного, – все так же повторил он.
Странно это, разговаривать с самим собой и при этом самого себя же еще не понимать. Что это значит, идти от обратного? О чем это он вообще? Мне что - его убивать не нужно? Или нужно с собой покончить, чтобы его убить? Бред какой-то.
- Свет. Ты уязвим к свету, вот в чем смысл, да?
- Иди от обратного, – все повторял он.
- Ты можешь открыть дверь?
- Да, - вот так раз, надо было сразу спросить, все оказывается очень просто. - Открой!
Нет у меня времени на загадки.
Дверь отворилась; много чего ожидал я там увидеть - яркие потоки солнца, мечи, ножи, свитки, тайные знания... В конце концов, пистолет или пулемет - но там был только мрак, непроглядный мрак, в котором, хоть глаз выколи, ничего невидно. Что же за бред такой, не может этого быть!
Я чувствую, как земля уходит из-под ног. Как быстро колотится мое сердце, как возвращаются страх и боль. Я опять стою перед зеркалом, но оно словно сломалось, вместо лица затылок, вместо груди - спина. Руки не поднять, я не могу коснуться собственной души. Это значит, что ответ найден; но что с того, если я его не понял! Как же воняет, как же страшно жжёт пуля, я опять в этом мире…
P.S.
Дрожайше прошу прокомментировать. И благодарствую если кто-то прочел до сего места.