7. Взаимодействие культур
На следующий день Аэтин устроила командиру сюрприз. На Земле, при изобилии энергии и разных техногенных вещичек чистая вода была дефицитом. А уж дерево — предметом фантастической роскоши. Правда, синтезом элементов там баловались редко из-за колоссальных затрат энергии либо злокачественного загрязнения среды; это мог себе позволить, скажем, наполненный до предела энергией разведывательный корабль: он всё равно затем получит энергию, большая часть которой пропадёт. Поэтому понятие «бани» оказалось практически забыто: везде стояли счётчики воды, и даже ванны обычно не наполняли, а ограничивались скупым душем с массой моющих составов или просто мытьём в тазике.
Так что баня с натуральным ароматным пламенем, чистейшей водой, деревянными стенами и полками оказалась для Юмжагийна вещью из сказок. Он хотел было воспользоваться земными моющими средствами, но Аэтин ему отсоветовала. Вначале она намазала его тело (особенно волосатые места) и бороду приятно пахнущей мазью и намазалась сама. Некоторое время они грелись в жаркой сухой бане, а затем она неожиданно плеснула воды на раскаленные камни. Обжигающий пар распространился вокруг.
— Что ты делаешь?
— У тебя выходил пот, а теперь начнем удалять яды из твоего тела.
Аэтин смыла с себя мазь, при этом начавшие кое-где появляться волоски исчезли. С удивлением капитан обнаружил, что с мазью и у него смылись волосы.
— Это средство эпиляции?
— Не знаю никакой «пиоляции». Это дорогое средство для сведения волос. Укрепляет и чистит кожу, не повреждает ничего, даже луковицы волос. У тебя было мужское, способствующее крепости кожи, а у меня — женское: делает кожу глаже и мягче.
Немного обняв Аэтин и поводив рукой по её телу, Юмжагийн убедился в действенности средства.
Затем было обмывание водой с душистыми травами, а затем Аэтин предложила любимому Юну улечься на живот и расслабиться, а сама стала стегать его веником.
— Ты за что меня порешь? — полувозмутился, полупошутил землянин.
— Не порю, а парю, — улыбнулась Аэтин и стала хлестать ещё сильнее. Капитану вдруг стало становиться приятно.
Подождав несколько минут, Аэтин попросила:
— Юн, а теперь ты попарь меня.
— Но я же не умею.
— А как же ты научишься, если не будешь пытаться?
Вначале Юмжагийн слишком слабо прикасался веником, затем, наоборот, пару раз стукнул со всей дурацкой силы, и кое-как попарил любимую. Затем он обмыл её тело и невольно захотел слиться с нею.
— Юн, баня не место для соития. Здесь моются. Вдобавок, теперь тебе надо будет выбежать на улицу. А в предбаннике слуги, и ты покажешься им в неприличном виде.
— Почему это надо будет на улицу? И что же я надену: веником, что ли, прикроюсь? Одежды здесь нет.
— Какие вы всё-таки варвары и извращенцы, земляне! Нагота вполне прилична: ведь тело — естественная одежда души. А вот показать, что ты не владеешь своими инстинктами, оказаться возбуждённым не наедине с любимой, а перед всеми — позорище. И срам сплошной костюмы, в которых вы купаетесь. Вы что, не понимаете, что прикрыв лишь определённые места, вы привлекаете к ним внимание? А сейчас мы выбежим из бани, нырнём в речку, чуть поплаваем там и назад.
— Но ведь в речке вода ключевая, горная и очень холодная!
— Какой же ты мужчина, если боишься? А то, что она холодная — великолепно. Убедишься сам.
И действительно, холодная вода, а после неё вновь жаркая баня оказались отличным средством. Давно уже капитан не чувствовал себя так легко и хорошо.
В предбаннике их ждали чистые полотнища и чистая одежда. Для капитана — старкская: хитон, гиматий с лазуритовой пряжкой на плече и сандалии.
Аэтин, ничуть не стесняясь слуг, обтёрлась, накинула полотнище на голову и налила какого-то холодного, терпкого, чуть газированного и чуть хмельного напитка.
— Это квас. Если не говорить о крепкой выпивке, то лучший напиток после бани. А пить водку тебе пока что нельзя.
Капитан хотел было замотать полотнище вокруг бёдер, но, вспомнив пояснения Аэтин, тоже повязал им волосы.
Затем он, посидев немного в предбаннике и ещё раз вытерев волосы, надел непривычную старкскую одежду (как-то дико мужчине было оказаться без всякого подобия штанов), которая была из, чувствуется, дорогой натуральной ткани и очень приятно прикасалась к чистому телу. Парочка вышла к своим людям.
— Ну как, капитан? Любовь в этом домике, что баней называют, приятнее? Тебя совсем в старкского гражданина превратили, — улыбнулся Свен. — Я тоже хочу попробовать такое со своей целительницей. Думаю, что она из тебя ещё кучу болезней за эти три часа выгнала.
Последнее предложение Свен произнес серьёзно, уже уважая методы лечения и поддержки местных знатоков.
— А я потом пойду со своим врачом, — поддержала Лейла.
— А я сняла эффектные кадры, как ты с возлюбленной купался в реке и как ты ревел степным верблюдом от холодной воды, — расхохоталась Тарра.
— А я скажу серьёзно, — ответил всем капитан. — Вы догадались, что это одно из средств, которыми местные поддерживают свою форму. Но можете ходить туда не попарно: баня у них — место очищения тела, а не занятий сексом. И ещё одна важная вещь. У местных не принято считать наготу неприличной саму по себе. А вот наши купальные костюмы и «сексуальное нижнее бельё» они считают крайне непристойными, поскольку они привлекают внимание не ко всему здоровому телу, а к срамным частям. Если вам придется мыться, загорать или купаться в компании местных, помните это. Далее, они презирают тех, кто не может сдержать свои инстинкты на публике. В частности, по такой причине они считают неприличными тех, кто прикрывает лишь или прежде всего срамные части (это следствие капитан нашёл сам). Делайте выводы насчет поведения в обществе обнажённых. И твои снимки, Тарра, я разрешаю передать на корабль вместе с этим моим комментарием.
А красавица Деви Рани наконец поняла, почему так сдерживали непристойные ухмылки местные, когда она загорала в бикини на лужайке возле имения.
Вскоре земляне переняли привычку местных ходить в баню чуть ли не каждый день. И старкские костюмы они оценили. После бани и порою прямо в предбаннике собиралось общество землян, в зале одетых по-старкски, в предбаннике в полотнищах, и им казалось, что ведут они себя как старкские высокородные или, по крайней мере, граждане. Женщины с удовольствием ненароком показывали свои груди или бёдра, смеялись над мужчинами (чаще всего над Гиоргиосом), которые начинали возбуждаться и вынуждены были убегать обмываться холодной водой. Капитан, улыбаясь, считал это полезной тренировкой перед попаданием в старкское общество.
Однажды после таких посиделок Аэтин с грустью сказала любимому:
— Если бы вас учить с утробы матери, некоторые из вас могли бы стать людьми. Например, ты и Лейла.
Расслабленный от ласок, капитан не обратил внимания на страшный смысл этих слов и вскоре забыл о них.
***
Наступала пора шире знакомиться с жизнью общества, не ограничиваясь своей усадьбой и гостями из монастыря. Капитан представил себе своих людей, разъезжающих на вездеходе, и понял, что это уместно лишь при посещении зон бедствий либо военных действий. Пришлось мужчинам учиться ездить на конях. К ним присоединилась Эльва. Тарра, Деви и Лейла на троих купили карету с четвёркой кобыл (женщинам полагалось ездить на кобылах) и наняли конюха и кучера. Цены на лошадей, кареты и услуги показались смехотворными по отношению к их деньгам.
После первого дня обучения верховой езде несчастная четвёрка валялась в предбаннике, раскинув ноги со стертыми внутри бёдрами, целительницы, добродушно подтрунивая, смазали их мазью, от которой боль почти утихла, но раны адски зачесались.
— Потерпите пару часов, и зуд утихнет, а если удержитесь и не станете расчёсывать, к утру всё пройдет и сможете вновь гарцевать, — улыбнулась Исто.
А тройка женщин рассказывала, как они первый раз выехали из имения, какие красивые леса и холмы вокруг, как они наблюдали в деревне обряд похорон умерших от кори (сожжение трупов).
— Врут наши фильмы о средневековье. В деревнях дома крепкие и большие, а не развалюхи, жители ходят отнюдь не оборванные и даже в горе сохраняют достоинство. Правда, чуть ли не через каждые два двора часовня, и монахов видимо-невидимо. Примерно треть. Может, потому, что монастырь рядом.
— У нас примерно четверть населения — монахи и монахини. Потребности у них скромные, а деревенские монахи вдобавок помогают по хозяйству местным жителям. Зато всегда есть кому детей учить, больных лечить, обряды совершать, записи вести, буянов уговаривать, советы местным жителям давать в трудных случаях, — пояснила Аэтин. — Даже восставшие крестьяне деревенских монахов считали за своих. Да ещё Великие монастыри почитали.
— Когда-то в моей Монголии было примерно так же, — вздохнул Юмжагийн. — Но там монахи мало учили местных детей, не помогали по хозяйству, только молились да ещё лечили. Вот они постепенно и потеряли престиж.
Тут распахнулась дверь, и в нее вошёл бледный, но улыбающийся брат Стор.
— Доктор Стор! Как я рад, что тебе посчастливилось выздороветь! — обнял его Юмжагийн.
А каждая из женщин его поцеловала.
— Я тоже рад. Теперь мне зараза не страшна, хвала Судьбе и Победителям, и я смогу спокойно выполнять свой долг, — сдержанно улыбнулся Стор. Чувствовалось, что он следует жёсткой дисциплине поведения, хотя просто переполнен радостью.
Прошла примерно неделя, прежде чем всадники научились немного управлять лошадьми и выдерживать достаточно длинную поездку верхом. Теперь ощущать под собой живого коня стало приятно.
— Кони и собаки — лучшие друзья людей, — говорили конюхи. — Все граждане, кроме некоторых изнеженных горожан да нищих, обычно ездят верхом. Да и гражданки тоже частенько.
А женщины уже свели контакты с жителями соседних трёх деревень. Тарра была просто шокирована.
— Представляете себе, они даже животных почти не используют для обработки полей! Идёт пара крестьян с плоскорезами, за ними пара крестьянок с серпами и дети или рабы с корзинками. За ними всеми — пара фазанов, съедают упавших жуков и гусениц. Что-то выкопают и бросят здесь же, что-то собирают и сразу же сортируют. Мальчик отвозит собранное на ослиной повозке. Ни одного поля, обработанного культурно. Везде, скажем, пшеница чуть ли не ниже сорняков. Да ещё и какие-нибудь бобы там же растут, да и подсолнухи торчат поодиночке. Правда, они многие из сорняков этих едят. И надо сказать, неплохие салаты и похлёбки получаются. Но я не понимаю, как они урожай собирают? А вот их сады меня просто очаровали. Под деревьями — мягкие травы и ягоды. Сейчас вишня цветёт, так они пригласили нас посидеть вместе с ними в саду, попить вина, попеть, почитать стихи и полюбоваться вишнями. Так что вроде бы они не столь уж каторжно работают, и при этом живут в довольстве.
Деви, напротив, скрежетала зубами.
— У нас травятся, рискуют, работая методами генной инженерии. А у них здесь десятки тысяч лет культурного хозяйства были, естественно, что они прекрасные сорта вывели, чуть ли не новые виды. Везёт им: запрятались в спокойном уголке Вселенной и могут своими примитивными методами не спеша действовать. А у нас новые сорта всегда новые болячки и неприятности в конце концов несут. Надо всё, что у них, поставить на службу прогресса.
А Лейла тоже удивлялась:
— Теперь я понимаю, почему они говорили про корь без осложнений. Я не видела ни одного случая воспаления лёгких. Я не удивлюсь, если эта болезнь у них изжита. Но вот как они ухитрились такого достичь? Не понимаю! И вдобавок. Идет эпидемия, значительная смертность, а они спокойно отпевают и хоронят мёртвых, никаких бунтов и истерики, как было бы у нас. Может, действительно монахи и религия полезны?
Главный астроном Лайни Бертон вздыхала, слушая всё это на корабле. Она видела передачу Тарры из крестьянской усадьбы, и ей всё больше хотелось пожить в этом мире, который ей казался таким спокойным и уютным. И она начала стратегическую подготовку.
— Капитан, нельзя ли разузнать, за сколько лет в Великом монастыре есть записи об астрономических событиях? И обмениваются ли они данными с монастырями Южного полушария? Это бы очень помогло нам в будущей разведке остального сектора и в интерпретации данных наших зондов.
— Узнаю, Лайни, — улыбнулся Юмжагийн, восприняв запрос как совершенно закономерный.
На следующий день пришлось идти в монастырь на похороны владыки Тунга, умершего от кори. Его тело, к удивлению землян, не сожгли, а разрубили на куски и положили на высокой башне, куда слетелись стервятники. Дежурный монах протянул их вожаку сердце Настоятеля.
— На башне ещё и муравейник. Муравьи очистят кости, их раздробят и похоронят в земле монастырского поля. Тем самым владыко вернёт всё своё земле и природе, как он завещал и как следует ему по сану, — пояснил местоблюститель Лисс, которого болезнь пока ещё миновала.
За это время завершились переговоры с Императором о второй земной базе. Император (или его приближённые монахи) очень быстро овладел переданным ему коммуникатором. Ещё два коммуникатора при первой встрече получили король Старквайи и Великий Монастырь Ломо. Возможности напрямую общаться между собой были для местных жителей заблокированы.