Когда я был маленьким, то помнил многое… Мне было менее трёх… когда я помнил… Эти воспоминания точны и микроскопичны. Они, как забытые лакмусовые бумажки – бросишь такую в воду – проявляется смутное, как бы покрытое серым полумраком, туманно – облачное пространство, из которого и рождается нечто похожее на полунамек, полуправду, в которой небытие или реальность родные или двоюродные сестры. Ха-ха-ха…
Я помню, как меня – двухлетнего – уронили в воду, на речке – Читинке.- не помню кто. Кажется, я захлебнулся – было жуткое состояние первого ужаса (потом я долго заикался – вплоть до тридцати лет – вылечил, впоследствии, … Осип Мандельштам… - его замечательное по поэзии и фонетике трудно для меня произносимое – «Легче вам было дантевых девять – атлетических дисков звенеть» - с трудом, проглатывая согласные – особенно долго мне не удавалось выговорить слово «атлетических» - я воспроизводил эти гениальные стихи:-
Заблудился я в небе, - что делать
Тот, кому оно ближе – ответь!…
И, вообще, страстная любовь к Поэзии, стремления к постоянному заучивании стихов и, впоследствии, странная необходимость их чтения – наивная потребность декламации вслух - помогла навсегда избавиться от заикания...
Да,.. а из водяного плена, в котором я пребывал несколько секунд, меня легко высвободила сестра Алла – старшая меня на шесть лет, как и сестра Эля – они у меня двойняшки. А я потом, помню отчетливо, как будто это было вчера (вот странности человеческой памяти – вечное фотографирование экстремальных событий), я сидел на берегу речки, укутанный полотенцем и дрожал то ли от страха или от холода - планетарного холода тоски и боли беспомощности собственного существования, от невозможности – возрастной – всего-то два года - быть независимым индивидуумом – ха – ха… и спасать себя самостоятельно, как это была довольно часто в будущем…
И ещё – я помню как впервые заговорил… Я долго молчал. До трех лет. Любил наблюдать за тем, что вокруг происходит. Вот такая мизансцена, например.
Я сижу на низенькой приступочке «парадного» крыльца нашего коммунально - двухэтажного деревянного дома, которое выходило на проезжую часть улицы имени Костюшко-Григоровича. (Сейчас этой улицы давным-давно уже нет, хотя она и упирается в знаменитый центральный рынок и на ней расположен радиоцентр читинской области – как тогда говорили – радиокомитет). Напротив меня кирпичный, длинный одноэтажный дом – барак – какая-то военная часть – и я с любопытством посматривал на часового у двери, которую он охранял… Я, помню, всегда что-то высматривал, подмечая, какие птицы летают у нас во дворе; какие автомобили деловито проезжают то туда, то сюда по мощеной улице: какие прохожие шагают в элептическом пространстве города в противоположных направлениях… Меня все интересует – и какого цвета небо, и причудливая игра облаков, непрерывно фантазирующие под порывом теплого, ласково – весеннего ветра, и солдат – часовой, на поясе которого виден крупный нож и ножны зелено-полевого цвета… Или, какие собаки пробегают деловито мимо низкой заступочки, на которой я устроился, не обращая на меня никакого внимания…
Затем, я отчетливо запомнил этот примечательный день, из дома выходят мои родители. Мама с папой вдвоем, что было довольно редко, направляются на базар – дело то было в воскресенье… Папа мне говорит:
- Витя! Мы с мамой пошли на базар, а ты пока посиди здесь. Ладно!
- Нет! Я буду кодить! – гордо, с достоинством отвечаю я. Это было первое предложение из трех слов, которое я произнес вслух, спутав букву «Х» с буквой «К».
Ну, естественно, папа с мамой жутко обрадовались такой длиннейшей разговорной речи маленького, и до сих пор, неговорящего почти трёхлетнего сынка Вити… Я взлетел на воздух при помощи папиного броска… Родители радостно смеялись от счастья – сын, наконец - то заговорил….