ГЛАВА 3 ИНЕРЦИЯ
За ошибки расплатимся!
Нам беда – не беда!
По инерции катимся
И не знаем куда.
Эй, довольно с нас нытиков!
Нужно будет мы – вброд!
За просчёты политиков
Вечно платит народ.
Радик Шамсиевич Галимов считался хорошим лётчиком, каковым и был на самом деле. Но не более. Когда-то он был заместителем Боброва по лётной подготовке и у лётчиков, не в пример Заболотному, пользовался авторитетом. Лётное дело он знал хорошо, и работать ему было легко. И не потому, что знал своё дело, а потому, что его не хуже знали и все остальные командиры в лётной службе и чётко всё выполняли. И Галимову оставался только формальный контроль и визирование многочисленных бумаг. Собственно эта должность была и не нужна при хорошей организации работы в лётных подразделениях. Но её ввели для того, чтобы разгрузить командиров объединённых отрядов, обременённых массой хозяйственных забот. Они же служили своего рода громоотводами, если случалось в службе что-то серьёзное. Так когда-то и получилось с Галимовым, когда нет, не по недоученности, а по элементарному разгильдяйству командира вертолёта произошла катастрофа и погибли люди. Тогда его сняли с должности, и он ушёл на пенсию, благо в те времена на пенсию лётчика жить было можно вполне прилично. Но затем времена изменились, и ему снова пришлось вернуться к полётам, но уже в качестве командира самолёта, а потом пилота-инструктора. В отряде он пользовался авторитетом и когда стал развиваться конфликт лётчиков с Дунаевым, недовольных заработной платой, о нём вспомнили в профсоюзе лётного состава. Так он стал вторым генеральным директором первой независимой отдельной авиакомпании России, поскольку выборность уже не приветствовалась и была предана анафеме, как, якобы, себя не оправдавшая.
Но одно дело – работать в условиях советского времени и совсем другое в бардаке зарождающихся рыночных отношений. Никто и ни на что денег уже не давал, всё от обычной проволоки и шурупов до самолётных запасных частей и вспомогательных механизмов нужно было где-то покупать. А, значит, нужны деньги. Деньги есть в банках. Но не всем дают кредиты. Если под Дунаева они деньги давали, то к ни кому не известному новому руководителю авиакомпании относились с осторожностью. Нужно было себя показать. Если Дунаев обладал даром дипломатии, что не маловажно при работе с банками, то Галимов такого дара был лишён, и его политика была прямолинейна, как прямолинеен и инертен полёт самолёта на эшелоне.
К тому же он после вступления в должность стал разгонять старую команду уже имевшую опыт работы в рыночных условиях и набирать новую по принципу старых знакомых и так называемых нужных людей имеющих опыт работы советских времён. Таковым был новый главный бухгалтер и главный экономист компании, имеющий, кстати, высшее техническое образование и работавший раньше инженером. Никто не знал, какой из него экономист и для многих было загадкой, почему он оказался на этой должности. Появился новый начальник перевозок и начальник инспекции. Начальником коммерческого отдела авиакомпании стал сын Галимова.
А начальник спецавтобазы вообще появился неизвестно откуда. Поговаривали, что это какой-то родственник Галимова, работавший где-то в городе и уволенный за растрату. Скоро он стал его первым заместителем по наземным службам. Урвать для себя мужик, кажется, был не дурак. Почему-то в его кабинет без особой надобности зачастил Виктор Токарев, которого теперь называли просто Трутман. Всевидящее око народа это сразу заметило. Не произошло изменений только в лётной службе, но скоро начались и они. По непонятной причине командир первого отряда Литвинов вдруг снова ушёл руководить своей бывшей эскадрильей. А на его место был назначен закончивший заочно академию ГА относительно молодой, нерешительный и безынициативный лётчик, боявшийся кажется собственной тени, хотя и неплохо летавший. Человек он был вежливый и тихий, в беседах с лётчиками никогда даже не повышавший голоса и со всеми всегда с полупоклоном здоровающийся за руку. Когда-то учившиеся с ним ещё в училище лётчики говорили, что в Москве в определённых кругах его отец не последний человек.
- Ясно, что блатной, - гудел в курилке басом командир Палда. – Кто же такого просто так поставит на эту должность? Уж очень он слишком интеллигентный. Ему бы с женщинами работать, а не с мужиками. А начальником штаба кого себе взял? Заболотного. Ха-ха-ха! Буквоеда. Пришёл конец нашей спокойной жизни. Опять будем по пять часов на разборах сидеть и слушать нудные нотации.
- Ну, то, что он Заболотного взял – понятно, - соглашались с ним. - У буквоеда всегда бумаги будут в порядке. А что ещё командиру отряда нужно?
- Да, два академика на руководящих должностях в отряде – это много. Да они кажется два сапога пара. Разве такие люди, когда лётчика защитят?
- Сами хотели перемен и грызли Дунаева, - отвечали им сторонники старого генерального директора. – Вот и получайте! Что, новый директор повысил вам зарплату, как французским лётчикам? Ха-ха! Держите карман шире. Хоть бы эту не урезали.
А зарплату повышать было не откуда. Несмотря уже на заканчивающийся летний сезон, когда полётов было много, прибыли компании таяли из-за постоянного роста цен на всё и вся. Два раза за лето Галимов приказывал поднять тарифы – не помогло. И расходы росли. Кстати, зарплату-то повысили, но только административным работникам. Тарифы, разработанные ещё СТК при Дунаеве, где никто не мог получать больше командира корабля высшего класса, кроме генерального директора похерили, посчитав их устаревшими. И сделали это без излишней огласки. Но что скроешь от народа? Ох, уж этот народ! Сейчас Галимов получал несоизмеримо больше, чем получал Дунаев. Разница была просто неприлично большой. Даже его сын – руководитель коммерческого отдела получал больше, чем лётчики. И это их особенно возмущало. Тем более, что при Дунаеве коммерческий отдел работал лучше и рейсов было больше.
- Ничего себе, выбрали защитника наших интересов! – ворчали в курилках или в штурманской комнате после полёта. – Может лучше обратно Дунаева?
- Выбрали? А кто его выбирал? Это мы с Дунаева могли требовать, поскольку он был выборный, а с этого ничего не возьмёшь. Он назначенный. Раньше надо было думать.
- А куда деятели профсоюзные смотрят? Они же его хотели.
- Пролетел твой профсоюз. Они сейчас новый коллективный договор готовят, но вряд ли его подпишет администрация.
- Тогда бастовать будем.
- Какой храбрец! Профсоюз на это не пойдёт. Да и забастовки у нас на воздушном транспорте запрещены.
- Это почему? Французам, итальянцам можно, а нам нельзя. А как же свои права защищать?
- А вот так! – показывали ему сосательное движение губами. – Усёк?
- Я серьёзно спрашиваю.
- Потому и нельзя, что у нас демократия теперь, - объясняли неразумному. – А право своё можешь защитить.
- Как же?
- Не нравится - пиши рапорт на увольнение.
- Ничего себе!
Справедливости ради нужно отметить, что когда слухи о повышении административных зарплат дошли до членов профсоюзного комитета они пошли к командиру отряда. Тот их принял и вежливо объяснил, что лично сам он к этому никакого отношения не имеет и распоряжение финансами – не его компетенция. Тогда его спросили про зарплату. Он честно ответил:
- Я не знаю, какова она была у моего предшественника. – И назвал сумму.
Оказалось, что Литвинов получал меньше. Председатель профсоюза зачесал репу.
- М-да! – после некоторого раздумья сказал он. – Нам всё понятно. Кажется, лётчики, как всегда, оказались крайние. Кстати, командирам эскадрилий оклады не подняли.
- Зато им увеличили оплату за лётный час, - неосторожно проговорился молодой и ещё не научившийся юлить командир отряда.
- Пошли отсюда, - встал заместитель председателя профсоюза.
- Куда?
- К Галимову. Пусть объяснит.
Галимов их не принял, ссылаясь на занятость, и попали они к нему только на третий день. Такого никогда не было при Дунаеве. Лётчиков он принимал в любое время, и они заходили к нему, что называется, открывая дверь ногой. Правда, без великой нужды они не любили ходить по начальству.
Первые пять минут он разговаривал с ними вежливо и даже почти панибратски и объяснил, что возможности повысить заработную плату, пока нет. Пока.
- Но почему стала получать намного больше вся администрация? – задали ему вопрос.
- У руководителей большая ответственность, – ответил Галимов, – и она должна соответственно оплачиваться.
- Это ваше убеждение? А у лётчиков нет ответственности? – довольно жёстко спросил председатель профсоюза. Он сам был лётчиком. – Если уж повышать, так повышать нужно было всем, и начинать с лётного состава.
- Я же сказал, нет пока такой возможности, - повысил голос Галимов.
- Кстати, Радик Шамсиевич, вы могли бы согласовать это дело с профсоюзами.
- А я не обязан теперь это делать. Сейчас не советские времена и профкомы-парткомы давно ликвидированы.
Что ж, он был прав. Парткомов давно не было, но профсоюзные комитеты почти всюду остались, и их никто не приказывал упразднять. Но если с ними и в советское-то время никогда особенно не считались, то сейчас тем более. А если в те времена и возникал конфликт, то его всеми средствами давили в зародыше, не давая развития и не допуская огласки. Всё-таки завоевание социализма. Ну а сейчас же все эти профкомы только мешают работать, что и происходит.
- Тогда, извините, мы вынуждены будем подготовить с администрацией новый коллективный договор. Срок старого истекает осенью. И отразим там наши требования.
- Хорошо, готовьте, - нетерпеливо схватился за трубку телефона Галимов. Всё-таки по натуре он был вспыльчив, и завестись мог с пол оборота. – У вас всё?
От него члены профкома вышли обескураженные. Да тот ли это человек, которого они упрашивали всего полгода назад возглавить авиакомпанию, и который обещал прислушиваться к их мнению и выражать их чаяния?
- Да, - вздохнул кто-то. - В кабине он был хорош, но вот в кабинете я этого не почувствовал. Как плохо мы, оказывается, знаем своих людей.
- Говорили же лётчики, что Гаппа нужно сватать было. Этот-то свой человек. Прошёл путь от второго пилота Ан-2 до Ту-154. С понятием мужик.
- Так и пойдёт тебе банкир на эту должность, - возразил председатель профсоюза. – Ну ладно, что ж теперь! Лопухнулись мы с Галимовым. Теперь надежда только на коллективный договор. А Гапп? – потёр он переносицу. – Я уже никому не верю. Дикая демократия и дикий капитализм кардинально меняют людей. Это у нас в кабине ничего не меняется, а на земле…
-------------------------
Прошло лето, и объёмы работ начали падать, как и обычно в это время года. В конце сентября Галимов собрал расширенную оперативку. По докладам экономиста, бухгалтера и коммерческого директора дела были не блестящи, хотя и не вызывали особых опасений. Вероятно благодаря летнему сезону отпусков, когда люди, у которых были деньги, всё-таки ещё куда-то летали. Заграничные полёты хоть и медленно, но продолжали расширяться. В Сочи, как раньше в советское время уже никто летать не хотел. Обслуживание там было хуже, а цены больше. Пророков нет в отечестве своём. Да и откуда же им взяться?
А вот полёты внутри страны стабилизировались. Какие-то рейсы закрывались, как нерентабельные, а взамен открывались новые, в основном вахтовые.
По очереди докладывали обстановку все руководители. Когда дошла очередь докладывать главному экономисту, все оживились, ибо речи его всегда внушали какую-то непонятную тревогу.
- У нас очень большие расходы, - начал Зимин, - и от них никуда не деться, если не применить жёсткие меры экономии. – И он начал сыпать цифрами тысяч рублей, параграфами статей расходов.
Галимов, не любивший эту бухгалтерско-экономическую галиматью не выдержал:
- Владимир Семёнович, цифры нам известны. Хотелось бы выслушать ваши предложения.
- А предложения таковы – надо сокращаться.
Раздался смех. Это Зимин говорил на каждой оперативке.
- Не вижу ничего смешного, - отмахнулся он и продолжал. – Взять самолёты Ан-2. Они практически не летают. А расходы на их содержание идут. Спрашивается зачем? То же самое и по вертолётам. Из всего парка летает одна треть. То же самое по самолётам Ан-28.
- Но Ан-28 летают по заказным рейсам и приносят прибыль, - возразил командир 3-го отряда.
- Да, летают, - согласился Зимин, - но летают не регулярно. В иной месяц они приносят какую-то прибыль, а в иной только расходы. Вот у меня заявка на двигатели и запасные части для них. Это мне дал начальник АТБ. В скором времени на этих самолётах заканчивается ресурс двигателей. Некоторые нужно продлять, а большинство просто менять и отправлять на ремонт. И всё это требует не рублей, подчёркиваю, а валюты, так как и ремонт и продление производят в Польше. Своего, как известно, у нас ничего нет. А СЭВ, как и СССР, давно как вы знаете, прекратил существование, и централизованных поставок тоже давно нет.
- Но ведь все эти расходы окупятся, - не сдавался Токарев-Трутман.
- А это ещё вилами на воде писано, когда они окупятся. Но жить-то нам нужно сегодня. Теперь по самолётам Ан-2 и Ту-134. На них выполняется много нерентабельных рейсов и тут тоже нужно разбираться.
- Так ты мне всю компанию остановишь, - округлил глаза Галимов. – А куда я лётчиков девать буду? И остальной персонал?
- Рыночные отношения, - развёл руками Зимин. – Обычно сокращают.
- С тебя и начнём, - не выдержал кто-то из заместителей Галимова. Снова раздался смех.
- На сокращение персонала я не пойду, - сказал Галимов. – Это не дело.
- Тогда обанкротимся.
- Чтоб я не слышал этого слова, - постучал по столу генеральный директор. – А, в общем-то, тут нужно подумать. Что мы можем сделать с самолётами Ан-2? – повернулся к начальнику АТБ. – Действительно, у нас больше пятидесяти самолётов на балансе, - повернулся к Трутману.
- Можно продать, если кто купит, а часть можно списать, чтобы не платить налоги и не нести расходы по консервации. С приличным ресурсом, возможно, самолёты кто-то и купит. Сейчас всякие коммерческие структуры заводят свою авиацию. Газовики, например, нефтяники, - ответил начальник АТБ.
- А по другим типам?
- Надо посмотреть по их налёту. Возможно, списать один или два Ан-24, если не пожелаете продлять ресурс. Самолёты, кстати, ещё работоспособны. И деньги там требуются не такие уж большие. То же с Ту-134 и вертолётами. А вот Ан-28 самолёты новые и списать их никто не разрешит.
- Понятно. – Галимов потянулся за сигаретами. Единственная присутствующая здесь женщина синоптик поморщилась. Как хорошо было при некурящем Дунаеве. – Соберитесь вместе, - кивнул на начальника АТБ, - и определите, сколько каких типов воздушных судов нам нужно. Если необходимо подключите лётную службу. Лишние нужно продать. Балласт нам не нужен. Советский накал полётов, я думаю, уже никогда не вернётся. А вот с АН-28 нужно подумать. Возможно, тоже придётся продавать.
- Нам давно предлагают работу в Мозамбике, - сказал Трутман. – Базировка в городе Бейре, на берегу океана. Там нужны именно такие самолёты, способные взлетать и садиться на небольшие аэродромы в условиях горной местности и высоких температур. Все расходы они берут на себя. Четыре экипажа мы готовили ещё при Дунаеве. Они и курсы английского языка закончили в Питере.
- Мне это известно, - кивнул Галимов, - я читал проект договора. Но наших экспертов не устраивает цена.
- Не понимаю, почему она устраивает чехов и американцев? Они там работают на каком-то старье, которое в условиях тропической жары едва от земли отрывается. Потому и хотят аборигены заполучить наши новые самолёты.
- Может их и устраивает, если они на старье, как говорите, летают. А у нас техника новая, - возразил Зимин, - она дороже стоит.
- Чтобы туда лететь работать, нужны специальные бортовые аптечки с запасными частями, а у нас - их нет, - поддержал экономиста начальник АТБ.
- Говорят же вам, что они все расходы берут на себя. По списку закупят в Польше всё необходимое и через Париж отправят в Бейру. Они же будут платить экипажам и обслуживающему персоналу зарплату. Жильё и питание в дни полётов тоже за их счёт. Что вам ещё нужно?
- Ну, это долгая история с закупкой и доставкой, - отмахнулся начальник АТБ.
Он не хотел говорить, что на этом типе самолёта не было инженеров с английским языком, а тех, которые им владели, он давно уже переучил на другие типы. Об этом не знал даже бывший генеральный директор Дунаев. Да, впрочем, это было в пределах его – начальника АТБ – компетенции. Ну и потом на какой извините хрен нам лететь куда-то на траверз Мадагаскара и работать там годами? И зарабатывать там непредвиденные проблемы. А вдруг или что - как говорят в Одессе - вот тебе и пожалуйста! Когда на Ту-154 можно просто без особого труда выполнять теперь уже накатанные ежедневные международные чартерные рейсы, с которыми намного меньше проблем?
А чего ж, утром улетел – вечером уже дома. И привезут тебе лётчики всё, что закажешь. Ту же микроволновую печь. У нас за неё три шкуры сдерут, а в Эмиратах она в двадцать! раз дешевле стоит.
А в Иране вон унитазы копейки стоят. У нас же хороший унитаз тянет на целую зарплату. Тьфу, чёрт, да что это за страна! Что же в ней есть, кроме нефти, о которой теперь весь мир верещит? А что от неё толку? Вот и приходиться заниматься коммерцией. А куда же деваться? Кстати таможенники и пограничники об этом знают и сами заказывают. Так что тут проблем с доставкой нет. Начальникам всегда привезут.
Так думал новый, как и командир первого лётного отряда со странной и непонятной фамилией Путихин, начальник авиационно-технической службы. Они уже несколько раз встречались за рабочим столом, и нашли общие точки соприкосновения.
- То есть вы хотите сказать, что работа в Мозамбике наших самолётов будет невыгодна? – прямо спросил Галимов. – Обоснуйте? Вот же говорит командир отряда, что другие компании там летают и не обижаются.
- И не первый год летают, - кивнул Трутман.
- Ну, тут ещё всё надо просчитать, - почесался начальник АТБ.
- Так, ясно, - вздохнул Галимов. - А вы мне, помнится, докладывали, что всё просчитано. Ну - и?
- А ничего не просчитано, - не выдержал Трутман. – Мне никто не может дать точных данных по работе в Мозамбике. Никто! Хотя вот он договор и в нём всё прописано. Неужели, трудно рассчитать, хотя бы теоретически затраты и прибыли? Да я это сам за вечер рассчитаю. А у нас целый отдел, извините, сопли жуёт. Да и АТБ, - он взглянул на начальника авиационно-технической службы, - никаких определённых расчётов мне не дала и отделывается общими фразами, вот как сейчас.
- Давайте, командир, будем отвечать каждый за свой участок! – не выдержал новый начальник АТБ.
- Давайте! – импульсивно ответил Трутман. – При Дунаеве так и было. Вот будьте добры и дайте мне завтра конкретные расчёты. А не вашу «долгую историю». Тогда вот тут, в этом кабинете, и решим, как и где выгодно работать. Кстати, вместе с вами, Владимир Семёнович, - повернулся он к главному экономисту что-то сосредоточенно царапающему карандашом в своём рабочем блокноте. - А то всё – старьё, старьё! Весь мир работает и всем выгодно, кроме нас. У нас что же, особая какая-то экономика?
В кабинете генерального директора воцарилось молчание. По последнему вопросу его, заданному начальнику АТБ все поняли – сейчас будет взрыв. Так уже не раз бывало. И тогда достанется всем. А посему лучше помолчать. Но никто не знал, что молчание-то как раз ещё больше распаляло Галимова. И лишало его чувства реальности. Он мог завестись и сорвать зло на ком-то последнем, кого считал виновным из докладов своих главных специалистов. А тут как раз ещё и Трутман удачно ввернул нужную фразу, что вот, мол, при Дунаеве лучше было. Скрытый намёк ему, Галимову. Да, помнится, в бытность его работы заместителем Боброва он тоже иногда схватывался с тогда ещё знаменитым начальником АТБ Сергеем Максимовичем Дрыгало. И не раз. У того тоже вечно были проблемы. Но он их умел решать.
- Та-ак! – почти прорычал он и потянулся за сигаретой, приняв, наконец, решение. – Давайте начнём с вертолётов, – взглянул на командира вертолётного отряда. – Через неделю представьте мне обоснование, где и сколько вам нужно вертолётов и лётчиков. Вон лётчики с Ту-154 смеются, у вас, говорят, пилоты вертолётов по полгода и больше в кабине не сидят, а оклады свои за счёт нас получают.
Галимов ничуть не покривил душой. Действительно, вертолёты летали очень мало и это видели все. Но по инерции самые оплачиваемые люди в авиации – вертолётчики - не увольнялись. Многие из них были пенсионерами, и торопиться куда-то им не было никакого смысла. Тем более, что недавно разрешили получать пенсию, у кого она была и летать. Или не летать, а только числиться на этой должности и получать оклад пилота. Кстати, не такой он уж и большой, если нет налёта. Но, как говорили вертолётчики, для поддержки штанов хватало. И они, понимая обстановку, ходили тихонько на работу и помалкивали, что не летают. А некоторые не ходили неделями – а что теперь там делать - и приходили только в день зарплаты да на разборы. А какие там к чёрту разборы, если почти не летают?
--------------------
В октябре списали восемь самолётов Ан-2. Начальник АТБ пришёл к Галимову.
- У нас на ремонтном заводе уже скоро год, как ремонтируются 5 самолётов Ан-2.
- Почему так долго? Раньше ремонт длился не больше месяца.
- Так то – раньше. Ремонтные заводы дышат на ладан, зарплату рабочим там давно не платят, специалисты разбежались. К тому же с распадом Союза наш завод оказался за границей. Предлагаю расплатиться за ремонт… самолётами.
- Не понял? – поднял голову Галимов.
- Три самолёта мы заберём, а два оставим им в качестве платы за ремонт.
- Ну и времена! – помотал головой генеральный директор. – Зачем им самолёты? Да и согласятся ли они на это?
- Согласятся. Они их отремонтируют и продадут, получат хоть какие-то деньги. В Казахстане это легче сделать. И мы получим свои три самолёта обратно. Это лучше, чем платить деньги за пять не нужных нам машин. Кстати, вы просили сделать раскладку на потребное их количество. Вот, - протянул он бумагу, - мы с Зиминым просчитали тут.
Галимов с минуту читал документ, прочитав, нахмурился.
- Это что же, вы предлагаете оставить всего 10 самолётов? А куда я дену ещё 37, числящихся на нашем балансе?
- Всего 29, восемь ведь уже списаны.
- Пусть 29. Но куда их девать?
- Продавать. Их берут аэроклубы, лётные училища. Кстати, один самолёт у нас просит какая-то московская туристическая фирма. Мечтает катать иностранцев вдоль кольцевой дороги.
- Чёрт знает, что в стране творится, - вздохнул Галимов. – Ну, хорошо, продадим с десяток, а остальные?
- Придётся хранить до лучших времён, - пожал плечами начальник АТБ.
- Вы уверены, что они придут?
- Абсолютно не уверен.
- Вот и я тоже. Что же, готовьте документы, я подпишу. Только не продешевите.
- Тут как раз и нужно бы продешевить, - непонятно выразился собеседник.
- Смысл? – удивился Галимов. – Не понял.
- А смысл в откате. И покупателю хорошо и продавцу.
- Это ты на что же меня толкаешь? – заёрзал в своём кресле генеральный директор. – Ты знаешь, как это называется?
- Не знаю и не хочу знать. Только сейчас так вся наша прогнившая и насквозь проворовавшаяся страна живёт. Почему им там всё можно, - кивнул он на портрет президента Ельцина, висящий на стене, - а нам нельзя? Да при его попустительстве сотни миллиардов разворовываются – и ничего.
- Твою мать! Ну, ты даёшь!
- Радик Шамсиевич, вы возили когда-нибудь зайцев?
- Ты имеешь в виду безбилетных пассажиров? Конечно, кто их не возил в советские времена, когда было билета не достать, - чуть потупившись, ответил тот.
- А деньги за это брали?
- Ну, брали… не я же один, чёрт возьми, это делал, все брали. Тогда время другое было.
- Вот-вот. Брали, даже будучи заместителем Боброва. Вы, конечно, не сами брали у пассажиров. После полёта вам вручал деньги командир самолёта. Только не говорите, что такого не было, я не первый год в авиации. Или я не прав?
Галимов молчал. В советское время на огромном дефиците билетов не делал деньги только абсолютно ленивый человек. А были и таковые. Тем более, что деньги им приносили в самолёт а экипаж не обязан был проверять билеты у каждого пассажира. Система была отработана и сбои давала очень редко. Подобная работа вошла в привычку, лётчики к этому привыкли. Нет, конечно, не каждый рейс бывал таковым, но не бывал и редкостью, особенно при полётах в аэропорты Средней Азии и Кавказа. Это вошло в такую привычку, что считалось в порядке вещей. И он, Галимов, уже, будучи руководителем, не думал от неё отказываться и когда давали деньги, всегда брал. Да что там говорить, в некоторых отрядах лётчиков, не делавших подобным образом себе доплаты к не такой уж большой зарплате порой даже притесняли. Это сейчас забыли, кто такой заяц. Самолёты давно летали полупустыми, а тогда…
- Ну, так что будем делать, Радик Шамсиевич? От вас ведь требуется всего только подпись.
- Ты толкаешь меня на воровство, - хмуро ответил Галимов.
- Нет. Воруют у человека. А мы берём у государства то, что оно само взять не в состоянии. Почему им можно? – снова кивнул на портрет, - а нам нет? Вон, цены прут и прут, а мне хочется и дачу достроить и машину обновить. Не вечно же на старой шестёрке ездить?
При этих словах Галимов вспомнил о своём брате. Моложе его, отнюдь не лётчик, а скромный руководитель районной торговли. А ездит на «Вольво» последней модели и дачка у него очень даже не хилая. Да и вообще, мужик не бедствует, и плевать ему на рост цен. Ну, этот, ясно, за счёт покупателей живёт, в конце концов, всё их воровство он, покупатель и оплачивает. Всё ему в цены вгонят. Но здесь-то кто прогадает? Государство? Да, судя по событиям в стране, наплевать этому государству на них. Так же, как и им на него, кстати. Да и какое это государство, если само у народа ворует? И ворует по крупному, как говорят, безбожно. А, ведь у него уже тоже машина старая. Сейчас, правда, он ездит на служебной иномарке, но не вечно же ему быть генеральным директором.
Успокоив себя, таким образом, он выразительно взглянул на начальника АТБ и произнёс:
- Готовьте документы, я подпишу. Но чтобы комар носа… - постучал он по столу.
Тот молча встал и направился к двери.
- Кстати, - остановил его Галимов, - а как обстоят дела с вертолётами Ми-8 и Ка-26? Вы же обещали мне и по ним подготовить соответствующую раскладку.
- Она у меня есть, - остановился технический директор, - но, пожалуй, теперь нам есть смысл заняться этим несколько позже. – И он также не менее выразительно посмотрел на генерального директора. – Мы обязательно займёмся вертолётами. А там, вероятно, дойдёт очередь и до самолётов Ан-28 и Ан-24. Уж больно нестабильная и непредсказуемая обстановка сейчас в стране и лишние машины нам ни к чему.
- Я вас понял, - перейдя на «вы», кивнул Галимов. – Там видно будет.
- Да, там видно будет, - согласился собеседник. – Мы пока займёмся поисками подходящих вариантов. Это может занять не один месяц.
И вышел из кабинета, бесшумно закрыв за собой дверь.
А Галимов надолго задумался. То, что сейчас предложил ему начальник АТБ – или, как теперь его называли технический директор авиакомпании, идеей было не такой уж и новой. О лёгкости этого варианта мысль приходила и ему самому. Кстати, о таких сделках открыто писали в газетах и говорили по телевидению. Но нигде не говорили, что за это кого-нибудь привлекли к ответственности. Уголовной разумеется.
Скупить по дешёвке, а затем вздуть цену. Или дёшево продать, но с так называемым откатом. Кажется, таким вот примерно образом и появились в стране Березовские, Абрамовичи, Ходорковские, Гусинские, Потанины, Дерипаски и сколько их ещё там? Чёрт, ну до чего же похожие фамилии!
Но ведь нигде не писали и не говорили, что это уголовно наказуемое деяние. Или это нормально при так называемой рыночной экономике? Как понять этот непонятный рынок? Да и какой рынок? В советское время это бы и спекуляцией не назвали. А как бы назвали? Воровством у государства? У народа? Пожалуй, так. И быстро бы к стенке 252поставили. Вон в Конституции-то записано, что всё принадлежит народу. Ха-ха-ха! При этой мысли он внутренне рассмеялся. Да у коммунистов так же было записано. А, кому что принадлежало? Народу? Да хрен там! Принадлежало всё партии. И не рядовым её членам, а партийным чиновникам. Они и распоряжались так называемой собственностью народа. Якобы, от имени народа. Что имел народ от этой (его!) собственности было известно. Оттого и рухнула система. От жадности, что и другим было бы можно, что можно было им.
Но что сейчас-то изменилось, при так называемой демократии? Да и что это такое – демократия? Власть народа? Ха-ха-ха! В России? Господа, не вешайте нам лапшу на уши! Если вы реанимировали так называемую когда-то ещё в царское время Думу, которую царь, судя по всему, очень справедливо разогнал, то… это ещё отнюдь не означает, что в страну пришла демократия. То есть, власть народа. Да и сейчас над нашей думой не смеётся только тот, кому уже и смеяться-то над ней надоело. Что она для народа сделала? Ну, что? Выросло многократно мздоимство и негласно, правда, стало почти нормой закона. Выросло лоббирование отнюдь не для интересов народа. Выросло до неприличного уровня благосостояние этих самых думцев. Нет, на самом деле, покажите хотя бы один хороший закон для народа. Ну? Так, ясно! Тьфу!
И последнее. Почему народ с каждым годом живёт всё хреновее, то есть хуже, а демократы-чиновники всё лучше? При одном взгляде, простите, на зажиревшую рожу Черномырдина хочется обратно в недостроенный социализм. А уж слушать, что он говорит - не один юморист с ним не сравнится. Тут даже Петросян пусть не суетится. Ах, беда, беда! Да чего ж удивляться, если подобная «демократия» была и при Екатерине и при Петре и при других царях в России. Чего же это Меньшиков в Берёзове жизнь закончил? За что его? А этих, нынешних куда? Надо бы тоже туда, но… демократия. А при Петре её не было. Вот ведь, какая штука!
Нет, господа. Россия всегда тяготела к монархии. Не потому ли и откопали кости последнего монарха и с помпой закопали на новом месте? А что значит для нас так и называемый в народе новый царь Борис, разваливший прекрасную многонациональную страну и введший в России так называемую демократию? О, как плюёт на него и его демократию народ! Ему самому, Галимову, приходилось видеть в магазине, как при восклицательном слове «Ельцин» несколько женщин (!) плевали в сторону и крыли нецензурно какого-то вновь испечённого демократа, имевшего неосторожность его - Ельцина – похвалить. Возможно такого же демократа, как его брат. Да, времена в России наступили затхлые. Затхлые? Но это смотря для кого. А когда они в этой стране были хорошими для народа?
Вроде бы стали появляться в стране зажиточные люди из простого народа. Но какой ценой? Сами вон челноков возим и видим, как их обдирают. И государство и от имени государства. А иногда просто нагло обворовывают бандиты, которых развелось по городам и весям страны несть числа. Кто-то бросает это дело, но есть люди и упорные. Но сколько нервов, труда и пота требуется на это. А некоторым и жизни. И это-то и называется первоначальным накоплением капитала. А не какие-то там никому ранее неизвестные Абрамовичи и прочие вместе с любимой президентской дочкой Татьяной, с помощью которой многие и стали в одночасье миллионерами.
Кстати, эта дама, пользующаяся безграничной папенькиной любовью, навредила стране едва ли не меньше, чем и сам вечно пьяный папенька. Да и сейчас ещё вредит.
И как иначе это всё назвать? Ну, как господа? Государственный разбой только так. Кто ближе к заведующему кормушкой и его чаду – тому и вершки. И будьте уверены, всё сделают по закону, вернее, по указу, да просто подпишут нужную бумагу – и всё! А по законам-то кто живёт там? Да они даже по нормальным воровским понятиям не живут, а по каким-то извращённым, ранее невиданным. И это они считают демократией? Корешки – тем, кто мельче и дальше от кормушки. А уж народу-то вечно не хватает.
Вот тебе и фабрики-заводы, принадлежащие народу! Три ха-ха! Как был ты раб на этих фабриках – так им и остался. Ах, купил акцию и стал совладельцем? Да не вешайте лапшу-то на уши. Какой ты там к чёрту совладелец с десятком акций? Радуйся, что дали тебе возможность челноком стать. И восхваляй демократию и вечно её пьяного патриарха. Ах, ты его не любишь, и против него голосовал? Зря, зря. Впрочем, какая разница…
Нет, не хотел бы он, Галимов, быть богатым такой ценой. То есть начинать с челночника. А богатым быть хочется.
В подобных раздумьях он выкурил уже третью сигарету. В дверь шагнула секретарша, но он только резко махнул рукой и та, словно тень, исчезла.
Он встал, походил по кабинету тем же маршрутом, что когда-то ходил и Бобров, остановился у открытой форточки. Как и всегда в неё был слышен гул двигателей взлетающих или рулящих самолётов и они, эти шумы, действовали успокаивающе. Он бы заволновался, если бы вдруг не услышал этого, так привычного для аэропорта шума.
Потушив в пепельнице очередную сигарету, он уже всё решил окончательно. А почему бы действительно нет? Почему? По какому такому праву им там всё можно, что тут нам нельзя? Закон, если он есть должен быть одинаков для всех. Или он, как говорится, есть, или его нет. Вот это было бы, пожалуй, похоже на демократию. А иначе, на какой простите хрен выдумывать все эти законы? Для верящих в справедливость дураков? А есть ли они сейчас? Наверное, есть. Но, чёрт возьми, есть и другая истина на свете: со времён римской империи (не будем лезть глубже) рыба гнила с головы. С головы! Так что ж оставалось бренному телу?
Он подошёл к телефону, снял трубку и набрал номер телефона технического директора. Тот отозвался сразу.
- Дело нельзя затягивать, - сказал в трубку. – Это первое. И второе…
- Мы поговорим об этом завтра после оперативки, - перебил его невидимый собеседник. – Оставьте меня после неё под каким-нибудь благовидным предлогом.
И в трубке раздались гудки отбоя.
Галимов понял: опасается прослушивания. Это здесь-то в аэропорту, где он полновластный хозяин? А впрочем, прослушать их разговор – как два пальца облизать. Вон только в селекторе можно столько жучков наставить, или в том же компьютере. Его, кстати, он даже не включает и не знает, как им пользоваться. Осторожный чёрт. Пожалуй, он прав даже и в кабинете на эту тему больше не стоит говорить. Завтра они пойдут вместе с техническим директором пройдутся по территории. Он уже давно не бывал нигде, кроме аэровокзала и перрона перед ним.
Он вспомнил, что обещал позвонить жене и снова поднял трубку. Вот эти разговоры можно послушать и посторонним. Диалог с женой предстоял на бытовые темы. Интересно, подумал он, набирая номер телефона, а как работал Дунаев? Неужели не воспользовался бы такой вот возможностью? Судя по всему – нет.
Поговорив с женой, положил трубку и снова задумался. Из головы не выходили слова Зимина – надо сокращаться. Легко сказать. Но как это сделать? Тут такое начнётся! Вон даже Дунаев на это не решался. Только издал приказ, чтобы не принимали на работу новых людей.
Снова заглянула в дверь секретарша.
- Что там у тебя? – раздражённо спросил он. Увидев в её руках большую пачку всевозможных бумаг, кивнул на стол. – Оставь здесь.
Девушка молча положила документы и вышла, неслышно прикрыв за собой дверь.
Дунаеву, конечно, было легче. Он не продавал технику, а покупал её. Нет, не Ан-2 и вертолёты, этих было достаточно, и при нём ещё там началась безработица, а вот тяжёлые самолёты все летали. Да и для Ан-28 он как-то умудрялся покупать двигатели и запасные части за валюту, и самолёты приносили хорошую прибыль, особенно на заказных рейсах. Здесь, помнится, неделями жили у них польские представители завода. Но вот последние полгода с приходом новых руководителя АТБ и директора по экономике на эти самолёты, как и на Ан-24 и грузовые Ан-74 перестали обращать внимание. Для последнего просто не было груза, его перестали возить из-за дороговизны, предпочитая поездам, и самолёты стояли, а экипажи болтались без дела. Хотя за границей такие самолёты были востребованы и при Дунаеве они успешно летали в Африке, Индонезии и других странах. Но после одного происшествия, когда экипаж без всяких документов и разрешений чудом взлетел с аэродрома в одной из воюющих стран Африки, полёты в горячие точки мира решили прекратить. А под это дело не заключали и с другими странами новых контрактов. Так легче было всем: АТБ, администрации, коммерческому отделу. Сняли с базировки и Ту-154, летавшие в Пакистане, посчитав эту страну тоже зоной риска, хотя отношение к российским лётчикам там было хорошее и было много работы. А вскоре отозвали экипажи и из Ирана. Приток валюты в компанию стал ощутимо падать, и это сказалось на самолётах Ан-28. Их давно уже просили деловые представители Мозамбика. При Дунаеве были переучены четыре экипажа для международных полётов, и началась подготовка самолётов. Но после происшествия с Ан-74 решили тоже не рисковать, Африка всё же, хотя в стране этой всё было спокойно, и там давно работали самолёты Ан-24 и Ан-32 из кировского предприятия. Но не везде могли садиться эти самолёты, а вот Ан-28, обладая мощной механизацией крыла, практически мог садиться на любой аэродром. В этом и заключалась его ценность.
Последний раз директор лётной фирмы в Бейре господин Марк приезжал четыре месяца назад и с ним пролонгировали заключённое ещё при Дунаеве предварительное соглашение, но на этом дело и кончилось. Договор посчитали мало рентабельным, а авиационно-техническая база в лице нового руководителя всячески тормозила это дело. Налицо было нежелание приобретать лишние хлопоты. И всё покатилось по инерции. С базового аэродрома выполнялись за рубеж только чартерные рейсы.
Позже господин Марк, так и не дождавшись вразумительного ответа, то ли в Туле, то ли ещё где-то нашёл самолёты чешского производства Л-410, экипажи которых в России изнывали без работы и те, одуревшие от безделья, быстро оказались в Бейре. По энерговооружённости и взлётно-посадочным характеристикам они уступали Ан-28, но что же делать?
- Да разве Дунаев такое безобразие допустил бы? – вздыхали лётчики. – Зачем же тогда, чёрт возьми, отвалили немалые деньги за нашу учёбу? Да ещё и за английский язык. Пять месяцев в общей сложности учились. Вот бардак!
- Английский – это хорошо, - хихикал Митрошкин. – Вот остановят ваши самолёты – придёте снова к нам на Ан-2. И на химии будете с колхозными доярками на закордонном языке болтать.
- Где она, твоя химия? – горько вопрошали его. – Сами сидите без работы, а самолёты вон на запасных стоянках гниют.
- Сдаётся мне, что скоро и ваши там будут. Да и не только.
- Да, - соглашались с ним, - похоже, что так и будет. – Галимов был хорош, как лётчик, а руководителем предприятия оказался никудышным.
- Зато вон его депутатом выдвинули в краевую думу.
- Да нам-то что от этого?
- Не раз ещё вспомним Боброва с Дунаевым.
- Ну, Бобров-то в другое время командовал, тогда легче было.
- Он и сейчас бы справился, умный был мужик, многое умел предвидеть. И обладал редким сочетанием дара дипломата, прекрасного лётчика и такого же хозяйственника.
- Эх, сейчас бы его сюда!
Ухудшались дела и на самолётах Ан-24. На местных линиях с закрытием приписных аэродромов они тоже уже не летали, как и Ан-28. Выполнялись несколько рейсов в крупные города и иногда заказные рейсы. Под такой объём хватало три-четыре самолёта, остальные простаивали и лётчики с этого типа тоже роптали.
- Если сейчас такая обстановка, что же будет зимой?
- В отпуск пойдёшь.
- А если их нет? Я ещё летом всё отгулял.
- Ну вот, а раньше бы и не заикнулся летом об отпуске.
- Без содержания пойдёшь на всю зиму.
- А мою семью ты будешь кормить, умник?
- Свою бы прокормить.
- Эх, куда бы сбежать из этой страны! Никто не знает?
- И когда, чёрт возьми, кончится этот бардак?
- Пока Ельцин у руля он не кончится.
- Разве этой страной ещё кто-то рулит? Похоже, её только разворовывают.
------------------------
Инерция не принесла ничего хорошего. Авиакомпания практически перестала развиваться. Объёмы работ падали. Всё было пущено на самотёк.
В конце ноября администрация издала обширный приказ о реорганизации лётных подразделений. Прекращала существование эскадрилья самолётов Ан-28 из 3-го лётного отряда.
- А что я говорил? – с печальной улыбкой вопрошал Митрошкин. – Если так дело дальше пойдёт – то ли ещё будет?
- Да не хочет администрация нашими самолётами заниматься, - возражали ему. – Ей легче их продать, чем поддерживать в рабочем состоянии.
- Всё это с подачи нового директора по экономике делается. Якобы с целью сокращения расходов.
- А не получится так, что и летать не на чем будет?
- Галимов говорит, что взят курс на сокращение разнотипности, которая обременительна для авиакомпании.
- Вот и остались мы без работы, - вздыхали лётчики. – Эх, Дунаева бы обратно.
Экипажам с Ан-28 предлагалось переучиться на Ту-134, Ту-154 и Ан-24. Естественно у кого позволял общий и командирский налёт на освоенном типе. А налёт позволял это сделать не всем и нескольким пилотам предложили вернуться на Ан-2.
- Да они же сами там без работы сидят, - удивились лётчики. – Нет, уж лучше уволимся. Налетались…
И они дружно написали заявления об увольнении, которых уже не боялись, как раньше, особенно молодые лётчики, которым и до пенсии уборщицы надо было трудиться при современном налёте до 60 лет. Смысла летать они не видели. Жалко только было бросать любимую работу. Ну да что ж теперь! Бардак он и есть бардак! Автоматически прекратил существование и третий лётный отряд, в составе которого осталась одна из бывших ранее двух эскадрилий Ан-2. Да и это подразделение порядком сократилось, так как молодые лётчики, не видя перед собой никакой перспективы, увольнялись.
В итоге Трутман и его заместитель остались без работы. Всеми Ан-2 стал руководить Долголетов. Заместитель Трутмана тоже уволился, не желая переучиваться. Не захотел переучиваться и сам Трутман, привыкший работать на командных должностях и после переучивания сразу бы ставший вторым пилотом или помазком, как их в шутку называл Пашка Устюжанин. Он пошёл к Галимову на аудиенцию и тот пообещал ему подыскать соответствующую его должности работу.
Ликвидировали и второй лётный отряд, состоящий из двух эскадрилий Ан-24, объединив их в одну и переподчинив её первому лётному отряду.
- Да чего же это твориться? – чесали затылки лётчики. – Сами без работы сидим, а нам ещё с Ан-28 и Ан-24 людей переводят. Куда же их девать?
Куда их девать никто не знал. В итоге на каждого командира самолёта стало по два вторых пилота и даже кое у кого по три.
- Вот лафа настала, - почёсывая свой обширный живот, говорил командир Палда. – У меня даже три вторых пилота теперь. – Если начальство даст им полетать по 20 часов каждому в месяц, чтобы навыки не растеряли совсем, то я налетаю 60.
- Кто больше пива поставит – того и бери в полёт, - смеясь, советовали ему.
- Тёте своей советы давайте, - отмахивался Палда. – Вопрос в том, где взять такой налёт? С нашим новым директором по экономике скоро совсем остановимся. Вон на каждой оперативке докладывает, что почти все наши рейсы нерентабельны и приносят одни убытки.
- Конечно, если возить по 15 человек. Наши самолёты очень прожорливы. В смысле расхода топлива. А оно растёт в цене постоянно. Так что вполне может быть и прав Зимин.
- Выходит, что лучше вообще не летать?
- Выходит, что так.
- Твою мать!
Подверглись реорганизации и вертолётные подразделения. Из двух отрядов там сделали один. В отделе кадров подсчитали: год назад в компании было 700 человек лётного состава, сейчас осталось около четырёхсот человек. Из этих оставшихся можно бы было спокойно сократить, исходя из объёмов работы, ещё человек сто, особенно вертолётчиков. Но на столь масштабное сокращение лётного состава Галимов не решился. Чёрт знает, что будет в этой стране через год-другой, а уж он–то хорошо знал чего стоит выучить и подготовить нового лётчика. Да и где, чёрт возьми, их взять, если все лётные училища дышат на ладан. Да и не хочет молодёжь учиться на пилотов, не престижно стало. Вот если бы на банкиров! Тьфу!
Но всё же приказ о сокращении личного состава он издал. Такое случилось впервые за всю историю авиакомпании. Сокращению подлежали люди, которым было 55 и более лет, уже получающие свои льготные копеечные пенсии. Как правило, это были опытные, прошедшие большую трудовую школу специалисты. Таковых набралось человек двести. Сократили и некоторые небольшие вспомогательные службы с падением объёмов работ утерявших свою актуальность. Подверглась некоторой деформации служба пассажирских перевозок, где в основном работали женщины. Люди за всю свою жизнь не знавшие, что такое суды вдруг вспомнили о них и побежали писать заявления. Многих решением судов восстановили, посчитав их увольнения не законными. Ну а пенсионерам, что ж, куда деваться? Отработал, брат, своё - будь добр, подвинься, уступи дорогу молодым. И они потянулись к отделу кадров.
В лётный отряд зашёл попрощаться с ребятами Васин.
- О, Герард Всеводолович! – расшаркался перед ним Устюжанин, как раз стоявший со своим экипажем в этот день в наряде на тренажёр. – Рады видеть вас в полном здравии! А мы к вам после обеда придём. Надеюсь, в преддверии Нового года не будете гонять нас в кабине до седьмого пота?
- Не буду, Павел, - улыбнулся Васин. – А до Нового года ещё месяц с вершком.
- Так у нас квартальная тренировка последний раз в этом году. В следующий раз только через год к вам придём.
- Не придёте, Павел,- снова улыбнулся Васин.
- То есть как это? – расплывавшееся в лучезарной улыбке лицо Устюжанина вдруг стало серьёзным. – Неужели тренажёры отменяют? Вот это да!
- Тренажёры не отменяют, а вот нас, так сказать, отменили.
- Не понял?
- Сократил нас Галимов. Мне, говорит, пенсионеры не нужны.
- Оба-на! А кто же нас тренировать будет теперь?
- Ваши пилоты-инструкторы и другие лётные командиры. Так, говорят, выгоднее, чем нам зарплату платить. Может, и правда так лучше.
- А вас, в какую службу перевели?
- На пенсию, Паша, на пенсию.
- Ё – моё! Да как же на неё жить-то?
- Не знаю. Живут же как-то миллионы российских пенсионеров.
- Вот, гады! - воскликнул доселе молчавший штурман Плаксин, профсоюзный деятель эскадрильи. – Вас неправильно уволили, Герард Всеводолович. Не имеют права. Вы в суд подайте. Сокращать людей могут только в связи с ликвидацией предприятия. Таков закон.
- Я пенсионер.
- И пенсионеров нельзя сокращать. Нет, ты посмотри, что делается? – заныл Плаксин. – Сволочи! Какими кадрами разбрасываются! Ну, страна у нас! Да во Франции бы за такое…
- Помолчи, профсоюзный бог! – осадил вечно всем недовольного штурмана Палда. – Где это написано, что нельзя сотрудников сокращать? В нашей стране всё можно. Или не ведаешь, что сейчас демократия? Ха-ха-ха! А скажи, Всевдлыч, какая у тебя пенсия? – повернулся он к Васину.
- Да как у всех, Володя. У тебя точно такая же пенсия.
- Пенсия уборщицы? Но я в два раза меньше тебя пролетал. Это не в счёт?
- Конечно не в счёт. Ельцин же всех уравнял.
- Сволочь он! – снова заныл Плаксин. – Его бы на такую пенсию посадить, дирижёра недоделанного! Нет, вы только подумайте…
- Да помолчи ты! – зарычал Палда.
- Помолчи, Плаксюша, не трави зверя, - посоветовал Пашка.
Палда недружелюбно посмотрел на Устюжанина, ожидая какой-нибудь каверзы, но тот молчал. И он снова повернулся к Васину.
- А скажи, Всевдлыч, сколько дней можно по человечески прожить на эту так называемую пенсию? Кстати ты, сколько лет отлетал?
- Тридцать девять. А прожить на неё более-менее сносно можно неделю.
- Твою мать! – ахнул Палда и повернулся к штурману. – Вот теперь, Плаксин, поливай!
- Так я и говорю, сволочи! - тут же с готовностью начал тот, - если бы мы жили во Франции или в той же Германии…
Договорить ему не дал взрыв смеха. Переждав, Плаксин продолжил:
- Над собой смеётесь, господа пилоты. А ведь не смеяться надо.
- А что же нам остаётся? – спросил Устюжанин.
- Бастовать нужно. Так нас всех поодиночке разгонят. Вон французские лётчики…
- Ша! – бухнул пудовым кулаком по столу Палда.- Хватит нам про французов. Сами видим по телевизору. Про нас что-нибудь скажи.
- Да, у нас-то что будет? – поддержали его.
- Давайте лучше про женщин, - не утерпел Пашка и подвинулся на всякий случай подальше от Павды. Но тот не удостоил его даже взглядом.
- Так я и говорю про нас! – фальцетом выкрикнул Плаксин, - а вы слушать не желаете. Вспомните ещё… Говорю же, что французские лётчики каждый год бастуют. А мы? Куда смотрим? Чего ждём?
- Вы же руководители профсоюза – вот и организуйте забастовку, – говорили Плаксину. – А то, что она запрещена на транспорте – плевать, мы не боимся.
- Храбрые вы все! – сбавлял тон Плаксин. – Как только мы её объявим – половина из вас – в кусты. Каждый в свою норку улизнёт.
- А остальных, кто бастовал, уволят! – хлопнул ладонью по столу Палда, - и правильно сделают, нечего бездельников в компании держать. Ха-ха-ха!
- Хорошо так говорить, когда за спиной пенсия, – возражали ему.
- Это не пенсия, - парировал Палда, - это пособие по безработице. Скажи, Всевдлыч? Так что прошу не путать. Пенсий у нас в стране нет. Вернее, есть, но у обременённых непомерными тяготами по развалу отечества государственных чиновников. Облагодетельствовал их наш президент. Да она им и не нужна, без того наворовали на три поколения, разваливая страну.
- Нашу страну развалить не просто, - возразили ему.
- Ничего развалят, – отмахнулся Палда. – У наших чиновников нет верха цинизма.
- …твою мать! – выругался кто-то. – А я ведь когда-то в начале девяностых ходил за Ельцина голосовать. Ошибочка вышла.
- Не у тебя одного.
- А в девяноста шестом?
- Вот ему! – согнул левую руку в локте, выставил её вперёд, рубанув торцом ладони другой руки по сгибу, изобразил известное движение Палда. - В девяноста шестом дураков уже не было. А выборы ему американцы устроили, чтобы вместе наш народ легче было обирать.
- Каков основной принцип социализма? - вдруг снова спросил не выдержавший безразличия Павды к своей персоне Устюжанин.
- Это ты мне? – повернулся к нему Палда. – У нас давно нет его, социализма.
- Неважно, - махнул рукой Пашка. – При капитализме такой же основной принцип, как и всюду в мире. Суть его: всем не хватит.
- Чего не хватит?
- А всего! Да хоть той же нефти.
Палда некоторое время смотрел на Устюжанина ироническим взглядом, затем поскрёб громадной пятернёй щетину на подбородке, отросшую за сутки сидения в резерве, и произнёс:
- Послушай ты, главное доставало отряда. Когда-то твои связи были востребованы, а сейчас в магазинах есть всё. Иди и бери, были бы деньги. Ха-ха-ха! – громоподобно закатился он. - Так что никому ты уже не нужен.
- Так вот денег-то как раз всем и не хватает. Взять те же пенсии. Говорят, что нет у страны на них средств, на нормальные-то пособия. Ха-ха-ха! – передразнил он, искусно сымитировав громоподобный смех Володи.
- Да нет, это у власти нет совести, - возразил Палда и в свою очередь передразнил Пашку: - Вот тебе и ха-ха-ха! Уйди отсюда!
- Точно, точно! - соглашались с Володей.
Не успели утихнуть страсти по поводу приказа о сокращениях, как администрация издала второй приказ о ликвидации базы отдыха и профилактория, расположенного в живописном месте в лесу на берегу реки недалеко от аэропорта. Прекращал своё существование и детский лагерь отдыха или пионерский, как его называли в советские времена. Всё это должно быть продано, как говорится, с молотка.
- Вот они, отрыжки капитализма! – возмущались работники компании. – Сами когда-то всё строили своими руками, а теперь какому-то дяде толстосуму продадим.
- Вот-вот, и будет он за отдых наших детей в нашем же профилактории три шкуры драть. Ну и страна! Тьфу!
- А может его лучше поджечь? – печально вопрошал кто-то.
- Э-эх, разваливается наша компания! Вон и лучший в городе детский сад городской мэрии передаём. А ведь я лично там бассейн строил.
- Да он полностью нашими руками сделан на наши же деньги.
- Не понимаю, почему он у других будет рентабелен, а у нас нет?
- Будет тебе мэрия наш садик содержать! Сколько их уже в городе закрыли? Им гораздо выгодней их под офисы бизнесменам сдавать, что и делается. А на твоих детей им наплевать.
- Да ладно каркать, переживём.
- Да сколько же ещё переживать-то? Жизнь уходит.
- Люди добрые, куда катимся?
- В капитализм, батюшка, в капитализм. А он, как известно, загнивающая стадия.
- Нет, друзья, России не демократия, ей конституционная монархия нужна. Тогда и порядок будет.
- А что, при этой твоей монархии демократии быть не может? Демократия демократии рознь. Кстати, она у нас сейчас-то есть? Сейчас вообще непонятно что.
- А по мне хоть пусть Пиночет страной правит, лишь бы порядок был. Надоел этот демократический бардак.
- Да разве у нас демократия? У нас просто бардак.
- Пиночет сейчас не у дела, может, пригласим? Он быстро нам сделает демократию.
- Ага, сделает, но какой ценой? Вдруг ты ему не понравишься.
- Да мы уже на всё готовы.
- Только и не хватает нам второй Чили.
Волна возмущений никогда не виданным ранее массовым сокращением прокатилась по всем службам, но скоро про это забыли, успокаивая себя мыслью, что в стране-то, в общем, и в других компаниях в частности обстановка намного хуже. В некоторых предприятиях по полгода заработную плату не дают и людей там не сокращают, сами увольняются. А уж про пенсии и говорить нечего. А президент с косноязычным премьером на пару только лопочут что-то неопределённое. Тьфу! Ну да что с них взять?
А тут ещё впереди рождественские и новогодние праздники и соответственно праздничные хлопоты, за которыми не хотелось думать ни о будущем этой многострадальной страны, ни о будущем авиакомпании. Ведь как раньше-то при незабвенном Леониде Ильиче было? Жили себе и ни о чём не думали и уверены в завтрашнем дне были. Это уж потом демократы страну до ручки довели и о многом задуматься заставили. Ещё бы, в восьмидесятых-то годах уже в коммунизме должны были жить. А вместо этого что стало?
Авиакомпания продолжала жить и работать по инерции, всё двигалось по накатанной когда-то колее. Но колея эта становилась всё уже. До Нового года оставалось меньше двух недель.
Что-то год грядущий ей готовит?
----------------------------------
продолжение следует