Я точно помнил, что у нас был возраст почти одинаковый. Мне было двадцать четыре года. Ему, естественно, столько же. Могли только разницу иметь дни рождения. Он выглядел каким-то уж очень потёртым, если не сказать, старым. Я долго не мог поверить, что это именно он, тот мальчик из пионерского лагеря, с которым мы сдружились,
когда нам было лет по десять. Он тогда выглядел таким юным и таким красивым, что я буквально любовался им, как девушкой. Нежность ему придавали почти бесцветные волосы блондина. Кожа лица его и рук была такой светлой и нежной, что нельзя было даже представить его грязнулей, каким был я.
Конечно, после завершения отдыха в лагере мы с ним до распределения в одну школу в должности учителя ни разу не встречались. Но он, как преподаватель физики, выглядел именно таким, какого ученики если не уважают, то побаиваются. Я как-то в звание учителя совершенно не вписывался. Ученики меня сразу стали называть "Валерик Павлович"! Я тогда ещё задумался, почему одни люди не по возрасту стареют внешне раньше?
Может быть, я бы этот вопрос оставил без внимания, если бы скоро я не заметил, что молодой учитель очень привязан к пожилой учительнице. При этом они вели себя не как муж и жена, а как любовники, забывшие, где они находятся.
Я ведь точно помнил, что это был именно он, тот мальчик из пионерлагеря! Учительнице же было никак не меньше лет тридцать пять или даже больше. Я представил себя рядом с ней, и мне стало, почему-то, нехорошо. Я просто не мог оказаться рядом с этой учительницей! А он выглядел с нею наравне!
Конечно же, я не имел ничего против дружбы этих двух весёлых голубков. Но сама мысль, что я-то никак не мог заработать даже ничтожное уважение учеников, приводила меня в уныние. Получалось, что я был более ущербным со своей неувядаемой юностью, а он, рано постаревший, прекрасно вжился в классные коллективы школы, да ещё и крутил роман с учительницей, которой несколько годов не хватало для роли его мамы?
Я уже жалел, что тайна дня его рождения мне была известна. Не то, я бы думал, что преподавателю физики лет тридцать пять или сорок и здоровался бы с ним без каких-либо мыслей.
Однако я быстро понял, что он меня узнал и стеснялся тоже. Пока я работал в этой школе ровно два месяца, мы ни разу не поздоровались. Я только исподтишка наблюдал за ним, и не знаю, наблюдал ли и он за мной. Получилось так, что разный внешний вид наш нас разъединил настолько, будто мы работали в двух параллельных школах!
Я ещё заметил, что улыбался учитель физики много, что ему совершенно не шло, потому что несколько передних зубов у него отсутствовали, а на лице появлялось множество морщин. Это прибавляло ему ещё пару лет.
Учительница, его друг сердечный, страдала этими же дефектами.
Я в те годы был вынужден уйти из школы, не сумев быстро перевоплотиться в солидного мужчину.
И вот сегодня, когда я несусь на велосипеде в свои семьдесят с лишним лет, мне не уступают дорогу, будто я - молокосос, посмевший кого-то потревожить на тротуаре! Да я и прошу пропустить меня таким голосом, будто я на экзамене и прошу мне не ставить двойку. Иногда уступают, но редко.
Ижевск, 2011 год