Мишка

Лилианна Сашина
..(явление)

Тощий, мелкий, ушастый, оглушённый рычанием трактора за первое своё, неблизкое путешествие — он сидел напротив меня и еле заметно подрагивал. На его передних лапках красовались коротенькие белые носочки, на задних — гольфы, только один был натянут, как полагается, а второй сполз; и на мордочке — аккурат между усов — виднелось крошечное белое пятнышко, как будто не доумылся после завтрака.

 — Нравится зверь? Не нравится — обратно к бабке Тасе отвезу, предупредил её: если что — возврат жди, — папа стоял в дверях, не снимая куртки, шапки, готовый забрать это дрожащее существо, мало похожее на то, другое — пушистое и весёлое, живущее в моих мечтах уже несколько месяцев, и сунуть за пазуху.

Они оба ждали моего вердикта: отец, которому явно не хотелось снова ехать на другой конец села к угрюмой бабушке Таисье, и котёнок, оглядывающийся по сторонам и принюхивающийся к запахам незнакомого места.

 — Мишкой зовут, — сказал папа, и котёнок, услышав своё имя, посмотрел на него.

 — Будет шастать по ящикам с рассадой — может прямо сейчас отправляться на улицу, — в строгом мамином голосе улыбки не было, — и к фиалкам пусть не приближается, — мама говорила так, будто знала, что спустя секунду я уже прижму этого — уж точно не лучшего — представителя кошачьих, пахнущего сигаретным дымом, мазутом, тракторной кабиной и прочими папиными радостями, к себе.

 — Нравится, папа, конечно, нравится!

..(дома)

Вдоль тёплой печной стены, мимо кухонного уголка, табуретов по скользкому линолеуму, двери в ванную, под большую кровать, за кресло, за диван, ещё за кресло — экскурсия затянулась, в маленьком домишке бабки Таси с неуютной кухонькой, единственной комнатой, чей пол был толсто перестелен полосатыми половиками и цветастыми ковриками, — разгуляться было негде, он выбрался из-под софы в моей комнате и громко чихнул от паутинки, повисшей на усах, вспрыгнул на стул, привстал, опираясь передними лапами на стол, и заглянул на окно, где стояли те самые — рассадные ящики, неприкосновенность которых не обсуждалась, обернулся на меня, словно ожидая, что я одёрну, окликну, и, немного подумав, остался сидеть на стуле.

 — Ешь, — мама пододвинула блюдце с парным молоком поближе к котячьей мордочке, его шершавый язычок тут же заторопился, ловко и почти бесшумно подхватывая молоко, — худой какой и несуразный, нескладный, уши торчком и большие такие, — перечисляла мама достоинства уже совсем моего котёнка и насмешливо на него смотрела.

Вернувшись на тот же стул у письменного стола в моей спальне, он долго и тщательно умывался, точно старался отмыть это своё беленькое пятнышко между длинных блестящих усов.

Обойдя все комнаты на четвёртый раз, обнюхав всё, что попалось на пути, и заглянув в самые укромные уголки, наконец, успокоился, свернулся клубком и уснул.
Луна мягко подсвечивала снег за окном, стёкла, стол и стул с жёстким сиденьем, где спал, подёргивая ушком и посапывая, мой новый приятель, софа — в качестве постели — его почему-то не устроила.
От его прерывистого сопения даже с каким-то присвистом, особенно отчётливым в ночной тишине, становилось так тепло и уютно. Я протянула руку, погладила этот маленький шерстяной клубочек и отодвинула стул подальше от лунного света.

Первое, что я увидела, открыв глаза — котёнка, сидящего на третьей полке стеллажа с мамиными цветами — приключения начинались.

..(обознался)

Клетчатые светло-зелёные шторы в кухонном проёме доставали до самого пола, нарядный ламбрекен вверху и кокетливые бантики, прихватывающие по бокам, шевелились то от тёплого печного дыхания, то от сквозняка. Всего-то и делов — спрятаться за одной из них и ждать, неожиданно выпрыгнуть, схватить за ногу меня, проходящую в этот момент мимо, повиснуть на секунду и потом — к нашему с ним удовольствию — весело и шумно улепётывать куда-нибудь подальше от меня, шутливо возмущающейся.
И только однажды игривый Мишка промахнулся — поймал мою маму, сам понял, что обознался и — пристыженный — долго-долго сидел за диваном.

..
Полки с книгами, с альбомами, со статуэтками, с цветочными горшками — Мишка забирался всё выше и выше, исследовал фарфоровые фигурки, салфетки, тёрся мордочкой о толстолистное алоэ и сам восседал, иной раз, не хуже какого-нибудь пастушка со свирелью, лукаво поглядывал на меня сверху, точно зная, что уж кто-кто, а я его — проказника — не выдам.

Запрыгивал на окно и, протиснувшись в просвет между двумя ящиками, где уже зеленела хрупкая рассада помидоров и перцев, смотрел в окно и щурился от мартовского солнца, вздрагивал от снега, стремительно и мощно съезжающего с крыш, разглядывал вёртких синичек на талых ветках вишен, отрывисто и ласково муркал им что-то на своём — котячьем, но двойные рамы, безусловно, были препятствием для учтивого диалога, и синички улетали, так и не расслышав приветствия.

..(подарок)
Он откуда-то знает, что он мой. Ему никогда не приходит в голову запрыгнуть на колени к папе, сидящему у телевизора, хоть тот и приносит Мишке рыбки, приветливо гладит за ушками и зовёт черномазым. Или потереться мордочкой о маму, хоть та и наливает ему каждое утро и каждый вечер свежего молока, подкладывает мясные обрезки.
Всё достаётся мне и только мне — и нежное мурлыкание, и умильное заглядывание в глаза, и легчайшее касание лапой щеки, носа, впрочем, уроненный горшок с только что посаженным цветком и сырой холодной землёй — однажды ночью — тоже достался мне, но дружить, так дружить: утром цветок, как ни в чём не бывало, продолжал расти всё в том же горшке и на той же полке.

..
Переезжаю на веранду, значит, так: пара книг, коммуникатор, любимый плед и — конечно же — котёнок.
На веранде тоже есть полки, но нет вредных пузатых горшков, занимающих всё полочное пространство;
заходит и — в три прыжка немедленно забирается на самую высокую — под потолком, сверкает довольными глазёнками — альпинист.
Старая папина шапка-формовка из кролика, смятая в лепёшку, вполне сошла за тёплую подстилку;
вот так и спит, свесив то лапу, то хвост. А, проснувшись, примеряется и спрыгивает на мою кровать, на подушки, они помягче.

Дергаю за шёрстку, за лапку — Мишка сердится и ловит мою руку, чтобы покусать, а потом вспоминает, что рука — моя, и укусы превращаются в понарошные.

.. (юный натуралист)

Ночная веранда — точно магнит — притягивала разных насекомых,
не увидеть, а ощутить вдруг, как по тебе ползёт некто многолапый неизвестного рода-племени — приятного мало.

Юннату Мишке насекомые нравились, особенно жуки: крошечные — зелёные, быстрые, средние — тускловато-чёрные с длинными усами и большие — блестящие, самого красивого антрацитового оттенка с ужасно цепкими конечностями, — все они исследовались им на предмет способа и скорости передвижения, он обходил осторожно обнаруженные экземпляры со всех сторон и дотошно их рассматривал, некоторым — особенно медленным — тут же придавалось ускорение, правда, потрогав или подтолкнув жука, кот долго тряс лапой и так тщательно её вылизывал, будто только что задел что-то отвратительное — брезговал.

Пауков он тоже не пропускал и, когда какая-нибудь шустрая сенокоска с острыми и хрупкими коленками пыталась измерить ширину ковра, меткая Мишкина лапа немедленно её настигала.

.. (большой плюх)

 — Мишка, нельзя! — прервав излюбленное своё занятие, он перебегал от дивана к софе, но за попытку когтезатачивания о её валики его тоже ругали, как и за кресла, и за пуфики;

тёмно-красный синтетический ковёр на полу веранды был довольно старым и жёстким, казалось, он мог бы вытерпеть когти и побольше; добравшись, дорвавшись,
кот точил когти яростно и быстро, пока никто не застукал, но никто и не собирался его одёргивать;

ковёр, к тому же, приподнимался и возвращался в исходное положение с громким звуком «плюх!».

Вскоре уже нельзя было понять: то ли Мишка точит когти, то ли извлекает этот особенный и нравящийся ему звук, но он несколько раз принимался за точение и прекращал, пока не находил ту самую точку, стоя и затачивая когти на которой, можно было достичь самого громкого и отчётливого плюха.

..(то, что лежит под ковром)

Погоди, достану! — он шарил под ковром, запихнув лапу так далеко, как только у него получалось, точно пытался что-то там такое нащупать, до чего-то дотянуться — во что бы то ни стало! Он ложился рядом с ковром и, прищурившись, старался под него заглянуть то с одной стороны, то с другой, я не выдерживала, загибала уголок: Смотри!.. Но там ничего не было.

Мишка терял всякий интерес и отворачивался, я отпускала уголок,  возвращалась и усаживалась на диван, а через мгновение наблюдала ту же самую картину: засунув лапу под ковёр, кот старательно что-то доставал.

..(хоккеист)

Мелкие предметы: пуговки, конфетки, орбит, даже мой стилос при каждом удобном случае оказывались на полу и исполняли роль шайбы, линолеум же в кухне заменял ледовую площадку — кот плюхался на пузо, в упоении, ничего и никого не замечая, скользил и передними лапами быстро-быстро перебрасывал шайбу — из одной в другую.

Гооол! — шайба на скорости влетала под холодильник и — чаще всего — там и застревала, потому что просвет между нижней его стенкой и полом был слишком узок и лапы не пролезали, но хоккеист не унывал и отправлялся на поиски новой.

..(страсть)

Рыбок было больше, чем лап, — ворча и урча, прикрывая лежащих рядом и ждущих своей очереди карасиков, Мишка вгрызался в их несчастного — не до конца размороженного — собрата, торопился, пошикивал с полным ртом, то и дело оглядывался по сторонам и ещё глубже всаживал когти в свою добычу — он не то что бы был голоден, нет, просто рыба всегда поедалась им именно так.

Довольный, наевшийся, он сидел рядом с крыльцом и долго, и дотошно умывал свою мордашку, загребая облизанными лапами то одно, то другое ушко.

..(не смейся надо мной)

Он давно уже сидел напротив меня, смотрел в глаза и оставался абсолютно неподвижен, сидел с непроницаемой мордой, только забавно водил глазами из стороны в сторону, а мне вдруг вспомнилось, что так же водили глазами громко тикающие часы-ходики в бабушкином домике и ещё моя детская игрушка-неваляшка Валя — она покачивалась, и зелёные пуговки зрачков перекатывались туда-сюда, я не сдержалась и рассмеялась, Мишка отреагировал странно — подскочил, обхватил лапами мою голову и легонько покусал за волосы, а потом — умчался.

Теперь это наша с ним игра: он точно так же усаживается напротив, водит лукавыми глазами из стороны в сторону и ждёт моего смеха, чтоб напасть, но уже не убегает, подбирает лапки, устраивается рядом и довольно улыбается себе в усы.

.. (может быть, продолжу)