"Василия можно цитировать бесконечно, только он умудряется в минимум строк уложить максимум мудрых мыслей".
Наталья Ковалёва 13.09.2011 07:04
«Однажды она сказала: «Найди себе какую-нибудь девку, а меня оставь в покое…»
Так у меня украли всё. Осталось самому стать вором».
«Мы с тобой – не случившийся вариант совместной жизни. Ты об этом? Но тогда – стоит ли плакать? Бог его знает, как бы мы жили. Может, стали врагами через год или два».
«Всю жизнь я мечтал о свободе – независимой жизни вне отвратительной системы, а пришёл к тому, что стал почти идеальной её деталькой».
«Но даже никчемного человека нельзя наказывать голодом. Именно такие, от голода, очень быстро становятся животными».
«…а короткий день занят поиском соболя, капканами, строительством очередной избушки, налаживанием путиков, но вся эта обычная работа не освобождает от давящих мыслей, тишины и полного одиночества».
«Бедная моя женушка, бедный мой сын: иметь в качестве мужа и отца такого идиота – тяжкая участь».
«Дом – это не та хибара, в которой мы живём. Это тёплый угол, где тебя любят и ждут хоть какого: прокопчённого, грязного и обмороженного. Счастлив тот, у кого есть такой угол – и я счастлив.
Тогда я не знал, что всё – ошибка».
«Морг встретил нас застарелой вонью и безобразием смерти. За пятнадцать лет ничего не изменилось: штабеля человеческих тел, теснота и коммунальное бесстыдство – как в жизни».
«Сложное чувство полной зависимости и «свободы вместе». Я шептал ей на ушко волшебные слова, и мы незаметно переходили на рысь, а потом исступленно мчались, пока её спина не становилась влажной. И она замирала в полном изнеможении, целиком отдавшись воле всадника. После очередного курбета и сумасшедшей скачки мы достигли цели и… умерли на мгновение сладкой и древней смертью мужчины и женщины».
«Я думал о сложном раздвоении психики советского человека. С одной стороны, каждый из нас приговорён к неопределённому сроку пребывания на свободе – условно. Живи себе на огромных пространствах жилой зоны, плодись, работай, воюй, умирай. И помни: живой или мёртвый, но ты – на строгом учёте у множества контор, а потому – бойся и не балуй. Ведь на самом деле ты – раб и временно не разоблачённый нарушитель режима. Ты вспоминаешь об этом и днём, случайно заметив пристальный взгляд милиционера, и ночью, когда просыпаешься от резкого стука в дверь…»
С другой стороны – размеры загона таковы, что возникает ошибочное чувство: я – свободен».
«Людская жизнь обыкновенна и пасмурна. И солнечные дни – редки. Но так ли часто мы получаем по-настоящему бескорыстный подарок – роскошный букет зрелой любви?»
«В скором времени мы почувствовали обоюдоострое желание продолжить разговор – иными средствами. И вернулись от страшноватых и тщательно скрываемых мыслей – в постель, к естественно-земному и единственно общему делу мужчин и женщин».
Василий Тихоновец «Часть третья. Деформация» http://proza.ru/2011/01/05/822
Рецензия на «Часть третья. Деформация» (Василий Тихоновец)
«Как охотовед охотоведу скажу, что пишете Вы правду. Я тоже охотился на браконьеров и каждый выстрел в неурочное время был для меня вызовом не только моему личному самолюбию, но и вызовом системе государственных и общечеловеческих ценностей, которой я честно служил. За это мое служение системе, а не отдельным значимым личностям, вся государственная система и ополчилась на меня. Обидно, что родная охотинспекция - вместо того, чтобы помогать - стала руки вязать: мол, лови тех, кого можно, а первых секретарей и председателей райисполкомов - не смей; лови утятников, а не лосятников. И межрайонный инспектор Стариков, сука старая сталинской закваски, на меня досье собирал - авось пригодится мне рот заткнуть. Но я и его поймал. Уволили, блин, его втихушку, а не с треском. Силам деформации я не поддался, но жить хотелось - вот и уволился. И таких бывших охотоведов с неспокойной совестью я знаю много.
Пишите Вы очень хорошо. Здоровья Вам и успехов!»
Виктор Бабинцев 13.02.2011 10:01
Иллюстрация www.statebrief.com