Блеклое июньское солнце пригибало к земле траву на старых курганах, гладило спину Волхова, швырялось бликами в стекла и крыши далекого городка.
Двое стояли на сопке. Оба – молодые парни, но в их словах, жестах и, даже, чертах лица сквозила древность. То, что было их сходством, было же и различием: древность казалась самой сутью первого, а молодое лицо наводило на мысли о том, что призвано лишь служить данью моде. Во втором человеке старина казалась привитой, въевшейся пылью дорог, впитавшейся копотью курных изб, пожаров и походных костров.
- И что у вас опять не получилось? – с усталой издевкой спросил первый.
Второй пожал плечами: Да все получилось. Сторонние люди научились на нас смотреть, а не слепо осуждать. Хорошие люди сплочены в артели, рода и заимки. Мразь выдрана из наших рядов и никто не подаст им руки. И нас больше не путают с ней. Рождаются и воспитываются в старых заветах дети…
- По твоему виду того не скажешь!
Курганник уселся на землю и закончил:
- - У тебя лицо, как будто тебе отца в неволю продавать надо.
Человек поморщился:
- Да как тебе объяснить… Вроде, все мы сделали правильно. Чтобы нас сейчас задавить или развалить – не один год надрываться надо. Меня вот что гнетет… Впрочем, к делу это не относится.
- Все к делу относится! – Курганник как-то зло махнул рукой – думаешь, главное до крови работать? А от своей награды отказываться привык? От рожи твоей, кислой, на обрядах никому не тошно?
- Короче… - человек явно не знал, как объяснить.
- Все у нас правильно. Да вот… Хочу богов среди нас увидеть. Не так, чтобы они исподволь помогали, а жили среди нас. Как в сказках описано…
- Сами гнали, вот они и далеко. Сказали бы еще спасибо, что они вас, как своих детей жалеют. Жалея, вам потаки, да ушли. Жалея же из своей ссылки вам помогают. Вы же без них солнца не сдвинете, хлеба не нарастите, друг друга не полюбите! А ведь как гнали! «Досыта ел-пил, плыви теперь прочь!» Боги недалече ушли, чтоб вас без присмотра не бросать. А поплыли, кстати, именно вы. Как говно весной по Волхову!
Курганник перевел дух и продолжил:
- Теперь имена из книжек понахватали, костры у чурок разожги, баб на Купалу осеменили, так и все – беги к вам, спотыкаясь от радости, да?
Внезапно он сбавил обороты:
- Ладно, твоих-то я знаю. Хорошие люди. Почти как те, кого я помню. К твоим-то и вернуться стоит. Но, сам пойми: вы богов гнали, вы же, без них рядом, жить научились. Та падаль, что в веру играет – разговорвообще отдельный. А твои – жить научились, а выучившись – побеждать начали. Клюдям вообще боги не придут, потому что те их гнали. К падали – тем паче не придут, потому что падаль до сих пор гонит.
Он рассмеялся двусмысленности выражения и закончил:
- А твои в богах не слишком нуждаются. Но если хочешь, чтобы они к вам вернулись – позови их.
- Как? На обрядах же…
- Не по обрядам зови, а от себя. Мне ли тебя учить? Кого боги словом вооружили?
Человек рванулся всем телом к отпрянувшим волнам Волхова, и над курганами грянуло:
- ПЕРУН!
Этот голос зажигал сердца, заставлял людей искать нечто, что они не понимали, но готовы были назвать родным, он внушал уверенность, а когда надо – ужас. Этот голос останавливал щиты ОМОНа, бросал людей в битву… Он выдергивал их из самых темных ям безнадеги… Вот и сейчас – в полутора верстах от сопок люди спрашивали себя: от чего так сердце зашлось?
Но над сопками было тихо.
Курганник покачал головой.
- Позови.
- ПЕРУН!
Охнул в испуге Волховский Змей, волны зашлепали в песчаный берег. В трех верстах разлетелся сияющим крошевом монатсырский витраж. И голос зовущего рассыпался на последнем звуке такими же кровавыми хрусятщими осколками.
- Позови – с нажимом, точно объясняя, повторил Курганник.
- Перун…
Чуть слышный сип не спугнул бы и мошки рядом с лицом. Человек упал на курган, давясь собственной кровью и удивляясь, что истерзанное горло смогло назвать имя…
А над курганами солнечное небо расколол гром…