№4
К А Ч Е Л И
-И когда ж ты закончишь пьянствовать-то, скотина?
Он недоуменно и затравленно посмотрел на нее. Ну, не дурра ли? Ведь две минуты назад сказал ей: дай на опохмелку- и брошу! Брошу, вот те крест! А она опять двадцать пять! И с такой дурой я целых пять лет живу! Сам дураком стал, заначку по- человечески спрятать не могу!.. А ей хоть бы хны! Нажрется с утра пирожков и все ей по боку! Сама себя шире… А здесь, действительно, сдыхай, как скотина- никто не пожалеет! Никто перед смертью стакан с водкой не подаст! Это уж я точно знаю! И детишек так же воспитывает…
-Тань, ну дай!- канючил он. –Ведь помру! Сердце остановится… Тяжко…
У него, и в самом деле, на лбу выступил пот.
Во! Понял?- сунула она ему под нос обсыпанный мукой кулак. –Подыхай!- и снова задубасила скалкой по тесту.
Он подождал немного, вздохнул и ушел, шаркая тапками, в комнату. Подошел к трельяжу. Оглянулся на дверь и так, со свороченной головой, на ощупь начал медленно и неслышно выдвигать верхний ящик. Открыл до половины и зашарил рукой. Схватил первый попавший флакон с духами и сунул его под брюки, в плавки. Затем так же тихо закрыл ящик и повернул голову к зеркалу.
Из зеркала- глаза в глаза!- на него пялилась жена.
Он потерял сознание.
. . .
Очнулся он, когда каталку тряхнуло при въезде в грузовой лифт. Он открыл глаза.
Рядом стояла девушка в голубом халате и в маске. Глаза её смотрели внимательно и с легким отвращением.
-Девушка, где я?
-В больнице.- Она завезла его в палату. –Ложитесь на койку, я сейчас капельницу принесу.
-Он слез с каталки. Почувствовал тяжесть в паху. И все вспомнил! И про духи- тоже.
-Подождите,- хмуро попросил он медсестру. Отвернулся. Пошарил в исподнем. Сунул руку с флаконом в карман и повернулся к девушке.
-Милая, с похмелья это я… С похмелюги- вот и поплохело. Милая, принеси грамм пятьдесят спирта, пожалей меня!.. Вот, возьми, от всей души, в подарок…
Он будто бы из кармана подал ей чуть початые духи.
«Живанши».
-Помоги, милая…
-Ложитесь!- повторила она. А флакончик как-то незаметно очутился в кармане ее халатика.
Он ждал ее минут пять. Сидел на койке, обхватив тяжелую головушку руками.
Медсестра появилась, катя перед собой тележку с капельницей Здесь же стояли несколько мензурок с прозрачными жидкостями.
Она плотно прикрыла за собой дверь. Пальцем указала на нужную мензурку.
-А здесь вода… И ложитесь вы, в конце концов!
Он залпом, обжигая пищевод, проглотил спирт и забил водой. Лег на койку, сложив, как покойник, руки на груди и закрыл глаза. Жгучий комок алкоголя постепенно слабел, опустился в область живота, рассасываясь в кровь. Светлело и легчало в голове. И пальцы рук уже не тряслись.
Звякало перебираемое медсестрой стекло.
-Рубашку снимите. Или рукав закатайте,- услышал он. Открыл трезвые ясные глаза.
Ох, милая, спасибочки!.. Это что, капельница у тебя?.. Нет, не надо, пойду я…
-Куда вы пойдете?!- всполошилась та. –Вам отлеживаться надо, «почиститься»!..
-Да я уже все, оклемался… Спасибо.
Он вышел из палаты. Его никто не окликнул.
-К Димону надо… У него точно осталось после вчерашнего…
Спустился с больничного крыльца- и чуть ли не столкнулся с торопящейся навстречу женой.
-Гриш, ты чего?.. Выпустили?
-Ну…- буркнул он. –Капельницу сделали да уколы… Нельзя, говорят, так резко завязывать… А ты чего сюда?.. Только-только положили, а ты уже прёшься…
Она сунула ему сумку, подхватила под локоть.
-Я, Гриш,- она невольно обернулась на дверь больницы. –«четвертинку» тебе купила. Она там, в сумке, в носки шерстяные завернута…
К О Н Е Ц
№5
А Н Е Б Е С А М О Л Ч А Л И
-…Вот, он ее поцеловал- и она проснулась. Полюбила его, и они поженились. И жили долго и счастливо.
Он гладил дочку по белесым густым волосикам, и голос его становился все тише и тише: дочка засыпала. Глаза медленно- медленно закрывались, пока не сомкнулись совсем. Он еще немного подождал, затем осторожно убрал ладонь.
Наклонился, легко, одним дыханием поцеловал ее в щечку. Хотел тихонько вытащить из- под мышки куклу- пупса, но ладошка дочки, крохотная, как у куклы, инстинктивно сжала подружку, и он не стал ее трогать.
Потянулся, разминая затекшую спину.
-Папка,- раздался сзади шепот сына. –А ласказы пло ссюку и Емелю. А ты только пло любовь ласказываес…
Александр развернулся к сыну.
-Ты чего еще не спишь?..- прошептал он, улыбаясь. –Сестренка спит, а ты лясы точишь… Спи, завтра рано вставать, в парк пойдем…
-Папка, а сто такое «ляса»?
-Спи, говорю!..- Александр подоткнул под сына одеяло. –А то без тебя пойдем!- попытался он сказать строго.
-А у бабуски дылка в заболе. Полвалось, да?- ничуть не испугавшись, печально спросил сын, повернулся на бочок.
-Порвалось, порвалось… Спи.
Поцеловал и его в щечку, потушил свет и вышел.
-Заснули?- спросила жена, погладывая поверх очков. А губы продолжали считать: тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь… Все, закончила считать, воткнула спицы в вязание. –Заснули?
-Катька- уже… И Пашка сейчас заснет. Ну что, ужинать будем?
-Давай! Я тоже- такая голодная!..
Ночью, лежа на его плече, она долго не решалась ему сказать. Водила пальчиком по его груди вдоль окоемки майки- и молчала. Слушала его все еще тяжелое прерывистое дыхание. Господи, как он ее любил! Она готова была раскричаться от этого блаженства, но так стыдно было перед соседями!.. Что завтра сказали бы?.. И так койка визжала, как помешанная…
Дыхание его успокаивалось. Он повернул к ней голову. Она ладошками обняла его лицо и зацеловала быстро-быстро, много-много раз. Ночнушка на ней сбилась куда-то выше талии, давила под ребра, но она продолжала и продолжала целовать его. Затем опять уткнулась в плечо, прижалась крепко и замерла.
-Наташ, ты чего?..- он погладил ее по голому бедру и тоже прижал к себе.
Она не ответила. Так и лежали молча, прижавшись друг к другу.
-Саш, у нас, кажется, третий будет…- невнятно сказала она, но он услышал. И замер. И окаменел. А затем рассмеялся. Тихо и радостно. И прерывисто, будто и смеялся, и плакал одновременно. И так ее сжал руками, что она чуть не задохнулась.
-Натка! Милая ты моя! Милая ты моя!
И не мешала спутанная ночнушка! И скрип койки они не слышали! И на соседей им было наплевать! Неземное Счастье укрыло их от всего мирского и суетного!
…Их даже не хоронили на следующий день. Нечего было хоронить. Бомба попала точно в их дом. И не жаловались на ночной шум соседи. Их тоже уже не было на этом свете.
А кто-то из пока живущих оторвал листочек на численнике:
« 22 июня 1941 года
Воскресенье»
К О Н Е Ц