-Надежда, Танюшка! Ау, где вы?- кричал я, развязывая туфли в прихожей, а на языке обитателей нашей квартиры она называлась предбанником. В моем голосе звучали неподдельные бодрость и энтузиазм. Танюшка влетела в предбанник, и бросилась мне на спину как раз в тот момент, когда я начал распрямляться, справившись, наконец, со шнурками (с этими шнурками вечная история – они завязываются в тугой морской, двойной ткацкий или еще какой там узел как раз тогда, когда я их, наоборот, развязываю). От такого сочетания несогласованных движений двух тел с различной массой Танюшка начала падать на спину, я резко дернулся вперед, подхватил ее руками за спиной, потом взял на руки и прижал к себе.
- Без одного мгновения - автомобильная катастрофа. Держись крепче за руль,- сказал я, и дочь тут же прореагировала, ухватив меня за уши и поворачивая голову (мою, естественно) то в одну, то в другую сторону. В такой связке мы ввалились в комнату, и бухнулись на диван.
- Эй, мебель поломаете, оглашенные,- раздался из кухни голос жены, откуда кроме ее приятного голоса доносился не менее приятный аромат, хорошо прожариваемой картошки, которую я готов есть всегда, даже если предварительно уже чем-нибудь объелся.
- Но-ву-ю ку-пим,- проскандировали мы почти хором и расхохотались.
- Как же, твоей зарплаты, мой милый, хватит только на капроны.
В этот раз тембр голоса дорогой половины показался не таким, уж,
приятным, но я продолжал в бодром духе:
- Надо по аккуратнее носить капроны. И потом, дорогая, все изменится к лучшему,- последние три слова я произнес раздельно, подковырнув дочь под какое-то ребро, после чего мои барабанные перепонки долго вибрировали на высокой ноте.
- Ты не ковыряйся, а лучше говори - принес?
Я с многозначительным видом полез в один карман пиджака – и разочарованно вынул пустые руки. Затем в другой – тот же результат. Дочь следила за моими движениями с замиранием, как зачарованный зритель за индийским факиром, уже предвкушая результат.
Тогда я выставил руки ладонями вперед, изобразил многозначительно-зверскую мину, сделал несколько резких пасов фокусника, и выхватил из внутреннего кармана листки сложенной вдвое бумаги.
-Ура-а-а!- закричала Танюшка, соскакивая с колен и прыгая по комнате.- Принес, принес!
Она прыгала, стараясь вырвать листки, но я не давал, помахивая ими перед ее носиком:
- Пошли к маме.
- Дай я! Дай я!- прыгала Танюшка и, получив, наконец, желаемое, кинулась в кухню.
Глаза жены благодарно блестели, когда я, войдя в кухню, рифмоплетил:
- Тем, кто хочет ехать в горы, лишь три дня дают на сборы.
Это сообщение вызвало новый восторг, жена чмокнула меня в щеку, и коротко взвизгнула, что примерно означало – наконец, умница, браво, или что-то в этом роде. ( Да, ради такого момента стоило побегать, похлопотать - думал я). Дело в том, что мы давно добивались семейной путевки в санаторий и сегодня, как раз нам ее выделили на профкоме. Больше всех, пожалуй, ее ждала Танюшка. В прошлом году я брал ее на короткое время в горы, и ей там так понравилось, что мы пообещали принять все меры, чтобы летом поехать надолго. Но так как моей жене не улыбалась перспектива бродячей жизни, ночевки у костра и, в особенности, необходимость возиться с едой, да еще без элементарных условий по меркам нынешней цивилизации, было решено пробивать путевку в санаторий. На санаторий, собственно говоря, мы не рассчитывали, но вышло так, что сотрудница, которой она была предназначена, заболела, ехать не смогла и путевка перешла в разряд горящих, а я тут, как тут и примазался. Но путевка была только на двух человек, и я теперь мучительно соображал, как же перейти ко второму акту пьесы, ибо предвкушал, что он будет выполнять роль холодного душа после долгого лежания на солнце.
- Прекрасно! Завтра оформляем отпуск и бежим по врачам. Три дня маловато. Хорошо, что с Танюшкой бегать не надо - все тяжкие прошли заранее.
- Отпуска я уже оформил, с твоего позволения (сегодня жены в институте не было, она весь день проторчала на опытном заводе). С Васьпалычем договорился, он разрешил тебе с утра сбегать в поликлинику. Так что действуй.
- Что значит – действуй? А ты, - она мгновение помолчала.- Постой, постой. А как же твоя диссертация?
В ее голосе звучало подозрение. Она уже что-то предчувствовала, но не осознала до конца, подозрение не вылилось в четкую формулу.
- Видишь ли...,- промямлил я.
Танюшка внимательно следила за нашим диалогом, и ее сообразительная мордашка уже была готова выразить разочарование.
- Видишь ли,- повторил я врастяжку.
- Да не мямли, пожалуйста! Чего тянешь кота за хвост? Что ты там надумал?
- Ну, все будет как нельзя лучше, - под натиском жены в моем голосе прорезались бодрые нотки.- Путевка-то на двоих. Так что с диссертацией будет все в порядке. А вы прекрасно отдохнете,- тут я зачастил.- Отдохнете от кухни, жары, от меня, наконец.
- Так,- сказала жена, и стала старательно помешивать картошку без всякой на то надобности. Потом опустила, почти бросила на стол нож, резко повернулась и села на табурет.- Я так и знала,- ее руки упали на колени.
- Ты что, не хочешь с нами ехать?- голос дочери угрожающе звенел.
-Ну что ты, доченька. Я очень бы хотел быть с вами,- я помолчал.- И потом, ты знаешь, как я люблю горы. Но что поделаешь, надо закончить работу, у меня совсем мало осталось времени. И потом путевка ведь только на двоих, не ехать же мне туда зайцем. Ну поймите, вам там будет очень хорошо, а я здесь по хозяйничаю, буду вкалывать, как негр на плантации. Подумайте сами: я буду корпеть над бумагами, а вы рядом. И для меня и для вас – бр-р-р. Что это будет за отдых? И для такой работы совсем ни к чему ехать за тридевять земель, да еще и деньги платить, у нас нет лишних. Ты меня понимаешь?
- Понимаешь, понимаешь. Не понимаешь!- она выскользнула от меня и прислонилась к матери, бровки сдвинуты, губки надуты.- Не хочешь, как хочешь.
- Ну что ж,- жена обняла дочь, и если до сих пор на лице ее можно было прочитать работу мысли, то сейчас оно было полно решимости.- Как говорят – устами младенца глаголет истина. И Танюшка права: не хочешь - как хочешь. Ты хоть и не младенец, но, видимо, прав. Корпи уж. А мы от тебя отдохнем. Вот так, дорогой. Мой руки. И вообще принимай хозяйство, у нас теперь не будет времени.
Я был уверен, что мы договоримся, но не думал, что так быстро. Жена видела, как я упорно шел по задуманному пути, не жалея времени, и хотя я старался ей помогать по дому, но было ясно, что это скорее выражение желания помочь, чем помощь. За последние полгода я заметно устал, осунулся, и она давно подбивала меня отдохнуть, а потом кончать дела. Но она прекрасно видела, что я в цейтноте и сама, по-моему, в душе мечтала, чтоб вся эта канитель скорее закончилась, и можно было бы жить нормальной жизнью. Вероятно, эти размышления и привели ее к быстрому решению. А мне, как только я услышал такое резюме, вдруг страшно захотелось поехать с ними, ругал себя последними словами за напускную бодрость. Мне ведь и вправду хотелось поехать с ними, хотя я больше любил ходить в горы дикарем именно с ночевками у костра, кашей с дымком, рюкзаком за плечами, десятью потами и ветром в лицо на каком-нибудь диком перевале. Но теперь я был согласен на все. Я уселся на пол, прислонившись к косяку двери – моя любимая поза в минуты раздумий – и уставился неизвестно куда. Жена ( умница, не зря называется половиной) сразу все поняла, подошла ко мне, запустила пятерню в волосы и сказала:
- Ну, ну, не раскисай. Ты все правильно решил.
Потом присела рядом, поцеловала ( второй раз за день- это что-то значит) и прошептала на ухо:
- Мне будет тебя не хватать,- и громко - Танюшка, неси папе полотенце, пусть руки моет, будем кушать.
Боже мой! Женщины, женщины! Как вы умеете одним словом, одним жестом убить или воскресить, унизить или возвысить нас - сильных, целеустремленных. Одно слово – слабый пол.
- На уже, кандидат-депутат. А то если не будешь есть – не дотянешь до своей кандидатской.
Увидев, что примирение состоялось, она уже была великодушна.
В доме царили мир и согласие.
_ _ _ _ _ _ _
Три дня пролетели быстро, настолько быстро, что мы и не успели их заметить, так как беготни с оформлением, подготовительных мероприятий типа курсов кройки и шитья, беготни по магазинам и просто предотъездной суеты было предостаточно. В делах время бежит быстро. Не успел оглянуться - а его как не бывало. Зато по прошествии некоторого времени вдруг видишь, что сделал много, есть что вспомнить. Вот в праздном безделье время ползет медленно и отпуск, проведенный на диване, может показаться вечностью, но вспомнить потом будет абсолютно нечего. В нашей истории, начиная со дня приобретения путевки и дальше, время летело стремглав: у меня - в работе, у жены с дочерью - в активном отдыхе, как я выяснил позже, когда их впечатления выплескивались озерами, морями, океанами восторженных впечатлений. Но все это еще будет, а пока мы рас- стались на вокзале, все в предвкушении событий, каждый по своему. Прощаясь, жена не уставала давать последние (?) наставления, подробно объясняя, что я должен делать, и, что я делать не должен. И в десятый, наверно, раз наказали мне заботиться о Муське.
Муська - презабавное существо. Шерсть у нее гладкая, как у всех хорошо откормленных животных, белая с черными пятнами. Пятна эти раскрасили Муську так, что в ней без труда, можно увидеть существо юмористическое. Одна лапа белая - другая черная, одно ухо черное – другое белое и один глаз сверкает среди белой шерсти, а другой – среди черной. Отчего цвет этих всевидящих очей кажется разным, хотя ночью видно, что это не так, потому что в темноте они светятся одинаково.
Муська - существо очень спокойное. Она может часами не подавать признаков жизни, забившись в такую щель, про которую и не сразу вспомнишь. Но проходят эти самые часы, и перед нами возникает совершенно иное существо – хвост вытянут строго параллельно горизонту, спина - дугой, шерсть дыбом, она и подходит и отскакивает как-то боком. Это приглашение к играм и забавам. И не дай бог вам не ответить на этот призыв – тут уж я не поручусь за целость открытых частей вашего тела. Да и закрытых тоже. Заботы с ней элементарны: вовремя накормить, напоить, и убрать горшок – только и всего. Это нам запросто.
Итак, настойчивое: «Товарищи пассажиры, прошу в вагон» прервало наставления, прощание по ускоренному варианту, взаимное - ты смотри там. Вот проплыл Танюшкин приплюснутый к стеклу носик, скрылся за поворотом красноглазый последний вагон,- и мы остались с Муськой вдвоем на хозяйстве. У Муськи были свои, неведомые мне заботы, у меня – свои, с той разницей, что я должен был о ней заботиться, а она нет. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы кто- нибудь ухаживал за мной, но ведь кошке это не втолкуешь – ну и быть по сему. Пусть она меня хотя бы изредка развлекает. Правда, вскоре мы забыли друг о друге. В последнее время я заметил, что Муська стала какая-то медлительная, но не обратил особого внимания, – своих забот хватит, и вообще мне это на руку.
_ _ _ _ _ _
На следующий день я дал себе выспаться. Шутка ли – первый день отпуска. Целых полчаса я уже не сплю, но продолжаю лежать, блаженно улыбаясь никому. В размягченном мозгу бродят фантазии, одна другой невероятнее, о предстоящем месяце. Думать о том, что это всего-навсего фантазии, реальность будет абсолютно иной – совсем не
хочется. Я продолжаю тешить себя, оставаясь в горизонтальном положении, откладывая отправление некоторых надобностей. Наконец приходится встать. Тут уж никуда не денешься. А потом ложиться снова уже не хочется, но и вставать - тоже, во всех суставах какая-то сонная маята. Я начинаю потихоньку разминаться, затем вхожу в раж, ломаю свое тело так, что становлюсь весь мокрый, как бегемот. Сон пропал, все мое существо требует действий, а прохладный душ превращает в гончую, завидевшую дичь и ждущую лишь команды «фас». После завтрака я даю себе команду и выскакиваю на улицу в своем спортивном костюме с лампасами, который мне так идет ( как, впрочем любому, у кого фигура чуть лучше того самого бегемота). Выскочив из подъезда, я вдруг понял, что мне некуда идти: жена с дитем, как ясно из предыдущего изложения, уехали, друзья на работе, магазины меня не интересуют. Остается парк. Там хорошо, зелень, тень, прохлада. Парк окутал меня свежестью, прохладой, щебетом птиц, шелестом листвы и т.п. Я прогуливался по его тенистым дорожкам, потом устал медленно ходить. Меня хватает минут на десять медленного фланирования, затем я устаю. А чтобы снова быть в форме, необходимо снова размяться бегом или быстрой ходьбой, чем я и стал заниматься в дальнем заросшем углу парка. Постепенно мысли мои стали возвращаться к работе. Задача, которую я себе поставил на этот месяц, заключалась в том, чтобы закончить обработку экспериментальных данных и писать, приводя в согласие теорию с экспериментом. Работа, суть которой вряд ли стоит здесь упоминать, была объемной, и требовала внимания и усидчивости.
За размышлениями я не заметил, как подошел к дому. Наскоро перекусив и сунув в муськину плошку чего-то съестного, я уселся за стол. Мало-помалу дело пошло, так что когда я почувствовал, что надо ложиться спать, даже жалко было отрываться.
Теперь я уже не давал себе залеживаться по утрам, быстро вставал, делал гимнастику, бегал, на ходу продумывая последовательность работ на день. Работал, отрываясь для перекусов и редких разминок и прогулок. Дело подвигалось, я чувствовал азарт, и почти не обращал внимания на внешние раздражители. Муська вначале появлялась изредка, потом куда-то исчезла, я решил, что она, существо самодостаточное, гуляет сама по себе, и забыл о ней. А когда она изредка появлялась, я стал досадливо от нее отмахиваться, как от назойливой мухи, делая это, впрочем, больше машинально, чем сознательно. Так прошло что-то больше недели. Однажды наступил момент, когда я понял, что мои поиски зависимости вылились в четкую математическую формулу. Я почти весь день менял вводные и формула давала четкий ответ. Сходимость требуемая. Значит – дело верное, теория и практика пришли в согласие. Эврика! Я потянулся до хруста, бухнулся на диван и, схватив гитару, запел одну из песен, сочиненных в горах:
Нам снятся в городах
Бескрайние просторы ,
Нам снится в городах
Степей лихой разлив,
Нам снятся в городах
Не пройденные горы
И на душе звучит
Дорог простой мотив.
Неожиданно меня потянула за ногу когтистая лапа и я услышал жалобное мяуканье.
- А, гулена, вернулась. Давай поиграем,- сказал я, поворачивая к ней голову и .... обомлел.
Муська сидела у моих ног вся осунувшаяся, с тусклой шерстью, а возле нее, тычась мордочками в брюхо, жалобно попискивали три крохотных котенка, три крохотных существа, которым нужно было молоко, а его-то, видимо, у Муськи не было. Молодая мать просительно мяукала, а из глаз ее ... катились слезы. Да, да – настоящие слезы! Боже! Какой же я осел! Наша Муська принесла потомство, ей нужно было питание, а я и не заметил того, что она готовилась стать матерью, не обращал на нее внимания, да еще и отмахивался от нее, когда она подбегала ко мне, видимо за пищей. И вот теперь она притащила своих детенышей, как бы говоря: «Ну ладно, я тебе безразлична. Но пожалей хоть этих крошек».
Муськины слезы вызвали у меня временное оцепенение с мурашками по спине. Потом я вскочил, и кинулся к холодильнику. Внутренности его выглядели так, как будто его только что принесли из магазина. Оказывается, я подъел все припасы. Когда же я был последний раз в магазине? Черт его знает.
- Сейчас, Мусенька , сейчас, - приговаривал я, лихорадочно соображая, что делать. Магазины уже закрыты. Соседи... Соседи всегда выручат. Я кинулся к двери с кружкой в руке.
- Маргарита Александровна! - Кричал я, выпучив глаза, как будто еле ушел от погони. - Стакан молока, ради бога! Теплого. Скорее!
- Что там у тебя стряслось? Кто у тебя отравился? - мой вид и вопли вызывали явное беспокойство. Да и как ему не быть, если вдруг врывается молодой мужик, кричит караул, и при этом едва не падает в обморок.
- Там Муська, Марсанна!- объясняю нетерпеливо.- Муська, понимаете?
- На, держи, - сказала Марсанна, вновь появляясь в дверях.- Хотя я ничего не понимаю, что там с твоей Муськой. Подыхает, что ли? Ну, пошли, поглядим.
Пока я наливал Муське молоко, Марсанна умильно охала и ахала, обзывая меня последними словами. Мне нечего было возражать. Узнав, что холодильник девственно чист, она принесла еще какой-то еды, и удалилась, обругав напоследок еще раз.
Первое, что я сделал утром, был капитальный поход в магазин. Теперь ни мне, ни Муське, ни ее деткам голодная смерть не угрожала. С этих пор я не упускал из виду молодую семью. Соорудил теплое гнездо, молоко и всякие кошачьи разносолы не переводились.
Теперь и моя работа пошла спокойнее, раздумчивее и размереннее – это событие пошло мне на пользу.
Я стал чаще отрываться от стола, чаще и вдумчивее просматривать сделанное ранее, стал оценивать работу с «пристрастием». Меня уже не несло. И, как ни странно, работа пошла быстрее. Маргарита Александровна часто заглядывала к нам со своими внучатами, и я был рад этим посещениям. Мы с удовольствием наблюдали, как Муська вытаскивала своих малышей на середину комнаты, и подталкивала их лапами, побуждая двигаться. Котята заметно прибавляли, да и мать вновь стала гладкой.
Когда вернулись жена и дочь, я им ничего не сказал на вокзале, и только дома продемонстрировал прибавление с гордостью отца семейства, вызвав бурю восторгов и умиления. Мои женщины были явно довольны и моим видом, и состоянием квартиры, и состоянием своей любимицы Муськи.
А о той истории мы с Муськой рассказывать не стали.
Вот такие пироги... с котятами.