Все яркие воспоминания детства связаны почему-то с едой. Вернее, с лакомствами. Если бы меня спросили, какое мое любимое блюдо в детстве – я не вспомню. Но зато точно помню нелюбимое. Это был суп из макаронов с луком. Когда мама наливала этот суп, он вызывал у меня рвотные реакции. Огромные макаронины плавали в воде. Кроме них в тарелке находилась картошка и вареный лук большими ошметками. Я медленно ложкой вытаскивала эти ошметки на края тарелки, макароны и картошку раздвигала по сторонам и ела одну жижу. Мама, конечно же ругалась. Но я, упертая, все равно отказывалась это потреблять. Как то раз, мама под угрозой ремня, заставила все съесть. Меня тут же вырвало. Больше таких попыток она не повторяла. А я приняла для себя решение: когда вырасту – буду есть только то, что хочу.
Обедали мы за большим круглым столом. Поначалу, как в приличных семьях, над столом висел абажур, который позже сменили на пластиковую люстру с подвесками, необычайно популярную в семидесятых годах. Мебели в комнате было немного: шкаф, кровать, да диван. Этот диван выполнял роль сундука. В него мама прятала разные вкусности. Оттуда она доставала пожелтевшие бананы, конфеты. В основном, эти угощения были к праздникам.
Однажды, я увидела, как она спрятала под диван коробку зефира в шоколаде. Для меня это было самая потрясающая сладость в жизни. Именно на него я копила свои деньги, которые мне давала мама на завтраки. Потом шла в «пятидесятиквартирный» магазин и покупала двести граммов зефира в шоколаде. Ела я его по определенной схеме: сначала объедала шоколад, потом маленькими кусочками сам зефир, подолгу держа его во рту, пока он не таял.
Коробка зефира в шоколаде под диваном не давала мне покоя. Поднять крышку дивана одна, чтобы вытащить коробку, я не могла. Перепробовав все возможные варианты, я поняла, что без помощи сестры мне не обойтись.
- Галка, у мамы под диваном коробка зефира. Хочешь?
- А разве мама разрешила?
- Нет, не разрешила. Но если мы вытащим одну – она не заметит. Коробка то ведь большая!
- Но нам не поднять крышку дивана – она тяжелая.
- Я придумала: сейчас приподниму крышку дивана, а ты подложишь книжку, чтобы она не упала. Потом просунешь руку и вытащишь зефирину.
- А у меня получится?
- Ты зефира хочешь?
-Хочу!
- Тогда, давай.
Все получилось по плану. Галя просунула руку под диван, пошарила.
- Здесь нету ничего.
- А ты в углу пошарь. Теперь в этом. Ну? – с нетерпением спросила я.
- Нашла. Но она не открывается.
- Можешь сюда вытащить?
- Попробую.
Сестра засунула вторую руку под диван и аккуратно вытащила коробку. Она была необычайно красивой и большой. Я выхватила коробку, положила на стол. Повертела её, прицеливаясь, как бы открыть и не повредить. Но вариантов не было.
- Давай так. Я сейчас раздвину коробку, у тебя ручка маленькая, ты залезешь и вытащишь одну штучку.
Мы проделали операцию. На свет появилась источающая ванильный аромат зефиринка. Я разломила её пополам. Одну половину отдала сестре, вторую отложила в сторону, решив не нарушать традицию вкушения. Мы вернули коробку на место, закрыли диван.
- Только маме ничего не говори,- предупредила я,- а то заставлю посуду мыть.
Мы проделывали эту процедуру раз пять. Логически я рассудила, что раз коробка большая, то и зефирин там не меньше двадцати. Пропажу каких-то пяти штук никто не заметит.
Накануне восьмого марта мы решили ещё раз полакомиться. Сестра залезла в коробку, достала зефирину.
- Галь, ты проверь, там ещё много?
- Да есть там ещё,- жуя проговорила сестра.
- Ты рукой-то там раздвинь, чтоб они все пространство заняли, и не было заметно, что мы брали.
- Раздвинула уже.
Я успокоилась.
На праздники к нам всегда приходили мамины подруги. Они выпили вина, ели, разговаривали. Мы с сестрой вертелись рядом.
- Ой, девчонки, у меня же специально на восьмое марта коробка зефира припасена. Сейчас чайку попьем.
Мама подняла крышку дивана, достала коробку, положила на стол.
- Открывайте, а я пока чайник поставлю.
Мы с замиранием сердца смотрели, как подруги открывают коробку. Раздался смех.
- Ирка, иди посмотри на свое угощение.
Мама подошла к столу, мы вытянулись в ожидании.
В коробке лежала одна единственная зефирина.
В честь Восьмого марта мы были прощены.