– Эржи, хотите, я вас развеселю? – поинтересовалась моя молодая помощница, Терике, с озорными глазами и приветливой улыбкой.
– Конечно! – улыбаясь, ответила я.
– Так вот. Сидят два друга. Один спрашивает другого:
– Ты все политические передачи смотришь?
– Да!
– Тебя так интересует политика?
– Нет.
– Тогда зачем смотришь?
– Жду услышать хоть раз в конце спора «да вы правы» или хотя бы «об этом стоит подумать».
– А ты разве смотришь? – поинтересовалась я.
– Политические? Нет, конечно! Я смотрю только «Val; Vil;g», «Csillag sz;letik» и…
В магазин вошли покупатели и, Терике сразу переключилась на их обслуживание. Несмотря на то, что я и Терике работали быстро, собралась небольшая очередь.
Подошла женщина с мальчиком лет десяти и, указывая на место в очереди, сказала: – Стой здесь. Я скоро приду.
Мальчик стоял, не шевелясь, но его живые, любознательные глазки так и впитывали все, что находилось в магазине. Вначале его заинтересовала обстановка цветочного магазина, а когда очередь приблизилась к столу где я составляла букеты, моей работой.
– Как тебя зовут? – обратилась я к мальчику.
– Вообще меня зовут Миклош, – с радостью начал говорить мальчик, – но дома, да и в школе, меня зовут Микки.
– Ты, наверное, с нетерпением ждешь завтрашний день?
– Да я радуюсь, что завтра святой Миклош принесет подарки всем хорошим детям.
– А ты разве не ждешь подарка?
– Нет!
– Почему? – уже с интересом спросила я.
– Мама говорит, что я нехороший…
– А что ты такого натворил?
– Много говорю – звеню как колокольчик.
– А что ты говоришь?
– Когда прихожу домой, рассказываю маме, которая готовит обед, то, что произошло в школе.
– А чем мама недовольна?
– Она обычно говорит: «что она устала меня слушать. Что я ей прожужжал уши».
– Даааа!!! – вырвалось у меня.
Очередь заулыбалась.
– А цветы ты любишь? – почему-то поинтересовалась я.
– Дома нет, но в саду очень…
– А дома, почему не нравятся?
– Вы понимаете, дома, когда они стоят в вазах, к столу близко подойти нельзя. Мама волнуется, как бы я не разбил вазу…
– Ты такой неуклюжий?
– Нет! Но когда я, рассказывая, хожу за мамой, я ничего не вижу, кроме ее спины и бывает…
– Ваза с цветами падает на пол?
– Да! Но я честно не хочу этого, просто так получается, ведь я рассказываю интересные истории….
Некоторые из очереди повернулись лицом к нему, но это Микки не смутило, а как мне показалось, даже подхлестнуло его пыл рассказчика.
– Вот, например, сегодня, – вдохновенно начал свой рассказ Микки, – мой товарищ принес домой плачущего котенка с улицы, а дома…
Вошла мать Микки. Увидев, что он говорит, обратилась ко мне:
– Он и вам уже прожужжал уши?
– Нет, что вы! – искренно сказала я, да и некоторый из очереди за цветами.
***
В магазин вошла женщина, стройная как кипарис, в платье, подчеркивающем ее фигуру, в изящных туфельках на низком каблуке. Узкий овал лица, маленький рот обрамляли чуточку пухлые губы, огромные как у лани глаза, добрые, чуть печальны, так смотрели на вас, что по всему телу разливалась такая умиротворенная нега, что трудно было оторвать от нее взгляд. После приветствия она начала осматривать цветы. Вскоре в магазин влетел молодой человек.
– Всем прекрасным дамам целую ручки – выпалил он, обводя присутствующих взглядом, и обращаясь ко мне, добавил:
– Сделайте мне букет, пожалуйста.
– Простите, а для кого? – поинтересовалась я.
– Для мамы. У нее сегодня день рождения.
– Хорошо! – сказала я и выложила на стол цветы, из которых собиралась собрать букет.
– Простите, а, сколько будет стоить этот букет?
– Приблизительно пять тысяч…
– Сделайте мне букет подороже, тысяч – этак на двадцать. Я хочу обрадовать мою мать.
Молодой человек часто вмешивался советами. Букет вышел аляповатый, мне было стыдно за такой букет перед покупательницей. Когда он ушел, женщина с букетом цветов сказала:
– Я видела, как вы мучаетесь, но что поделать, такова жизнь. Будь я на месте его мамы, я бы предпочла букетик подснежников или веточку пахучей сирени. «Она, наверное, не знает, подумала я, что в Англии сирень считается цветком несчастья для семейной жизни, а на Востоке сирень служит символом грустного расставания…. Вот и хорошо, что не знает это. А для нас сирень это вестник весны. Вот так!»
Илона, так звали эту женщину, протянула букет Eustoma „Charm Picotee Blauw”, заплатила за них и, мило улыбаясь, произнесла:
– Цветы в доме должны успокаивать наши нервы своей неназойливой красотой. Не так ли?
– Конечно!! – мы мило улыбнулись ей на прощание.
– Вот бы мне такой быть! – почти простонала Терике.
– Я бы тоже не отказалась – вырвалось у меня.
Пришло много покупателей. В очереди я заметила женщину, которая часто покупала у нас цветы – седая, ухоженная, полная. В этот раз она была с внуком – мальчиком лет семи-восьми, непоседливый с огромной копной курчавых растрепанных волос на голове и большим ранцем за спиной. Ему явно не стоялось на одном месте, но бабушка держала его за руку, ограничивая радиус его действий.
– Ёжи я вижу, тебе мешают люди, выйди на воздух, – посоветовала бабушка.
– Не хочу.
– Вот и хорошо! Тогда давай вспомним, что сегодня вам задано.
Отвечал он, на вопросы бабушки по разным предметам, довольно правильно, но без всякого удовольствия, лишь бы отделаться от вопросов как от назойливой мухи, ёрзая от нетерпения вырваться из магазина.
Вскоре, он, своим ранцем, создал себе пространство, для свободного перемещения. Взрослые безропотно уступили ему занимаемое ими место.
– Какой чудный ребенок и сколько ему втиснули в голову! – восторженно молвила одна из очереди.
– Мальчик будь любезным и пропусти меня к выходу, – обратилась пожилая женщина, дорогу которой преграждал ранец мальчика.
– Идите, я вам не мешаю, – буркнул он также как и отвечал бабушке на ее вопросы.
– Втиснули все кроме воспитания! – Сказала пожилая женщина, отодвигая ранец мальчика, выходя с цветами из магазина.
Покупатели безмолвствуют. (Покупатели прикинулись глухими).
***
К концу дня в магазин вошла наша старая знакомая, Кларика, молодая медсестра не столько по профессии, сколько по душевным качествам.
– А мы уже соскучились по вашим «Не мешаю ли я вам?» или «Можно я еще полюбуюсь цветами?» – радуясь ее приходу, сказала я. – Но вид у вас очень уставший…
– Ну, это не беда… Просто много работаю.
– Прибавилось много больных? – поинтересовалась Терике.
– Нет. К счастью одна из медсестер сломала ногу, я выполняю и ее работу.
– Надеюсь, за это вы получаете дополнительные деньги!?
– Конечно! Наконец семья, немного, вздохнула. Я первое время ее навещала… а теперь боюсь…
– А чего вы боитесь? – спросила я.
– Увидеть, что нашему благополучию приходит конец…– с горечью молвила Клара.
Наступило тягостное молчание.
***
– Эржи представляете себе, – начала Терике – случай издевательства ученика над учителем, который показывали по ТВ, не единственный…
– К сожалению…
– Я своими ушами слушала, как одна учительница жаловалась своей спутнице, в автобусе, что эта ситуация во многих школах.
– Твоя автобусная информация, не уступает ТВ, по которому выступающие учителя из разных школ жалуются, что в некоторых школах, особенно пожилые учителя боятся входить в некоторые классы, и собираются…
– Эржи, простите, сейчас я вспомнила, что самого главного вам не рассказала – спохватилась Терике
– Вот и расскажи – посоветовала я.
– В автобус поднялись пожилой человек со школьницей. На них нельзя было не обратить внимания. Оба светились радостью. Как выяснилось, они были внучка и дедушка.
Внучка: Деда я же тебя просила не заходить за мной в школу.
Дед: А что в этом плохого?
Внучка: Все смеются надо мной…
Дед: Прости дорогая, к вам я не ходок, из-за нетерпимости твоего отца к чуждым ему взглядам, но я очень соскучился по тебе...
Внучка: И я… Да, кстати, я давно тебя хотела спросить.
Дед: О чем?
Внучка: Наш класс разделилась на два лагеря. Одни утверждают, что русские – освободили нас, другие – русские поработили нас. Я не знаю к кому присоединиться. Что ты скажешь по этому поводу?!
Дед: Я лучше расскажу тебе что было. Когда в Будапешт вошла Советская Армия, она спасла жизнь многим приговоренным к уничтожению, в том числе и мой семье, которая пряталась в подвале разрушенного здания. Нас не только спасли, но и помогали восстановить разрушенный город. Я кончил школу, гимназию, университет, поступил в аспирантуру. Как отличника, меня послали в Москву – это самые светлые годы в моей жизни. Такого творческого, дружеского, уважительного отношения и любви я никогда не испытывал нигде, да и не только я… Москвичи относились к нам как к родним, простили наши ошибки, но помнили свои. Делились с нами всем, что у них было, хотя жили они намного хуже, чем мы.
Внучка: Деда, о каких ошибках ты говоришь?
Дед: Наши войска в составе фашистов дошли до Сталинграда – это наши ошибки, а их – события 1956 года…
– К сожалению, они вышли на остановке и я не знаю, как окончился их разговор…
– И так все понятно…
– Правда? А мне не все…
***
Как-то я пришла, раньше обычного, в магазин. У витрины стояла худая женщина, средних лет с косой заплетенных волос до поясницы. Месяца два она часто появлялась у витрины, но стоило мне или Терике обратить на нее внимание, она, смущаясь, быстро уходила. Вскоре мы привыкли к ее появлению, как к необъяснимому, но неотвратимому явлению.
До закрытия универмага, в котором был мой цветочный магазин, оставались совсем немного. Терике я отпустила домой, не надеясь, что привезут цветы.
А цветы привезли.
Я вышла помогать, хотя бы внести цветы в универмаг, до закрытия основных дверей.
Я и шофер подносили цветы к дверям магазина и быстро направлялись за следующей партией. Когда мы, наконец, внесли последний ящик цветов, перед магазином было пусто.
Я остановилась в растерянности.
В этом огромном универмаге уже не было посетителей, продавцы всех магазинов на первом этаже давно ушли. Эскалаторы не работали. А такое множество цветов исчезло.
Из кладовой вышла знакомая незнакомка, увидев мою растерянность, извиняясь, произнесла:
– Простите, я хотела вам помочь...
– За что вы извиняетесь? – приходя в себя, проговорила я, – вы мне так помогли, что, я… даже не знаю, как вас отблагодарить.
– Об этом можете не беспокоиться, цветы моя слабость.
– Вот и хорошо, – обрадовалась я, – берите те, которые вам нравятся.
– Ну, нет. Спасибо большое. Я помогала вам просто так. Давайте познакомимся. Я – Марта Боробаш, мой книжный магазин на втором этаже.
– Токач Эржи очень рада, что, наконец, мы с вами познакомились. Вы на машине? – поинтересовалась я.
– Нет!
– Тогда разрешите вас подвести домой, только я взгляну в кладовую и, я в вашем распоряжении…
Заглянув в кладовую, я поразилась, как аккуратно и с каким знанием композиции Марти расставила принесенные цветы.
– Вы просто клад! – обратилась я к Марте.
Она смущенно улыбнулась, протягивая мне руку на прощание, сказала:
– Спасибо за приглашение, но я уже давно не езжу в машинах, – и, увидев мое удивленное лицо, добавила, – мне предписан вечерний моцион.
После этого вечера она часто заходила. После обычных приветствий и сетования на погоду она немного постояв, молча любуясь цветами, уходила к себе в магазин.
В первых числах мая, в обеденный перерыв, Марта появилась в дверях нашего магазина. Она выглядела помолодевшей. Волосы были аккуратно причесаны, коса, свитая в кренделек, уложенная на затылке делала ее необычной. Зеленое платье изящно облегало ее фигуру. Стоячий воротник почти касался ушей, а жемчужины в ушах делали ее похожей на ландыш.
Я, инстинктивно достав из вазы ландыш, протянула ей. Она так обрадовалась, как будто я исполнила ее сокровенное желание.
Из кладовой вышла Терике, Марта улыбаясь, обратилась к ней:
– Терике, дорогая, ты, наверное, не будешь возражать, если я на перерыв похищу твою хозяйку?
– Конечно, нет. Тем более что нет посетителей.
– Эржи, вам следует воспользоваться такой возможностью и как можно скорей, – беря меня под руку и, выводя из магазина, проговорила торжественно Марта, – пока не передумала Терике.
Все в Марте было настолько непривычно, что я от растерянности молчала и только когда мы вошли к ней в книжный магазин и, увидев ландыши в вазочке на сервированном маленьком столике, меня осенило:
– Марта сегодня ваш день рождения?
– Нет, дорогая. Просто я одна не привыкла кушать, вот и решила…
– Да… но…
– Не сердитесь. Эти ландыши из моего палисадника… Я знаю, у вас есть все… я, неплохо готовила раньше, вот и решила тряхнуть стариной.
Она действительно превосходно готовила, и так тряхнула стариной, что я чуть не объелась и засиделась, больше чем предполагала.
Ну, как же было не засидеться, когда стоило мне намекнуть о том, что она сегодня напоминает мне ландыш, как она стала мне рассказывать:
– Вы, наверное, знаете, что ландыш сравнивают со слезами и, старая легенда гласит, что этот чудный цветок вырос из упавших на землю слёз. Я надеюсь, что все мои слезы позади. А сегодня я хочу отметить как во французских деревнях, в которых и по сей день первое майское воскресенье отмечается как праздник ландышей. Они ландышами украшают жилище. Застолье не обходится без песен, посвященных посланцу весны. Когда начинаются танцы, девушки прикалывают букеты ландышей к платьям, парни вставляют в петлицы пиджаков. Если танцующая пара обменялась букетами – молодые люди понравились друг другу. А совсем в давние времена их уже считали бы помолвленными. Отказ от букета – отказ от дружбы, бросить ландыш под ноги – не иначе как выказать крайнюю степень презрения. Им посвящена поэтическая легенда: когда-то, давным-давно, Ландыш полюбил красавицу Весну и, когда она ушла, оплакивал ее такими горючими слезами, что кровь выступила у него из сердца и окрасила слезы. Влюбленный ландыш так же безмолвно перенес свое горе, как нес и радость любви. В связи с этим языческим преданием, возможно, возникло христианское сказание о происхождении ландыша из горючих слез Пресвятой Богородицы у Креста Ее распятого Сына. Существует поверье, что в светлые лунные ночи, когда вся земля объята глубоким сном, Пресвятая Дева, окруженная венцом из серебристых ландышей, появляется иногда тем из счастливых смертных, которым готовит нечаянную радость. – И чуть помедлив, добавила, – а вот древние германцы в конце праздника увядшие ландыши торжественно сжигали, как бы принося в жертву Остаре – богине зари, вестнице тепла.
Стало чуть грустно.
Я вдруг вспомнила, что пора работать, а чтобы праздник продолжался у Марты, процитировала ее же: Я надеюсь, что сегодня, ночью Пресвятая Дева, окруженная венцом из ландышей, появится у вас.
После перерыва проведенного с Мартой, я медленно направилась к своему магазину. Терике, вышла мне на встречу.
– Мне так много нужно вам рассказать, что я просто лопаюсь от услышанного… – обнимая меня, пролепетала Терике.
– И мне не хватало твоих рассказов.
– Так вот сижу я в автобусе и слышу разговор двух женщин. Одна пожилая, другая помоложе:
Пожилая: Как раньше было хорошо. На каждом углу маленькие кафе и люди, люди сидят и задушевно разговаривают…
Моложе: И чего об этом жалеть? У бедных людей не было квартир, и эти кафе были единственным местом отдыха для них…
Пожилая: Ну положим, это не совеем так. А теперь они имеют безлюдные хоромы.
Моложе: Почему безлюдные?
Пожилая: Да потому, что они потеряли общность интересов.
Моложе: Каких интересов?
Пожилая: Да всяких, начиная от покупок туалетов, любовных интриг и сплетней, до обсуждения спектаклей или нашумевших книг…
– К сожалению, она права… – чуть слышно проговорила я
– Да чуть не забыла, – спохватилась Терике. – Больницу, где работала Клара, приватизировали, а ее сократили.
– Бедная… она и так ели-ели сводила концы с концами…
– Первые дни, пока она не устроилась на курсы переквалификации, ходила как опущенная в воду
– А что за курсы? – поинтересовалась я
– Ассенизаторов!
– Бедняжка, она такая чувствительная к запахам…
– Она с этим смирилась. Говорит, что там меньше работы и больше платят.
– Бедняжка… – почти простонала я. После небольшой паузы, видя, что Тери не терпится продолжить изложить свои наблюдения, обратилась к ней:
– Тери я чувствую, что ты чего-то ещё не договариваешь.
– Да! Сплошной кошмар! Ужас!
– Тери, что случилось?
– Представляете. Еду в автобусе. Впереди меня сидит старушка, согнутая в три погибели. Поднимается «петушиный хохолок»
– Кто?
– Молодой человек с выбритой висками, а в середине головы как у петуха топором торчат волосы…
– Аааа! Теперь понятно.
– Этот «петушиный хохолок» в майке чтобы устрашить всех, своими накаченными бицепсами увидев старушку, говорит ей: ”Бабуся вы не туда едите. Вам нужен другой автобус” Бедная старушка заторопилась выйти, потом остановилась, подняла на него изумленные глаза и спрашивает: «Разве я еду не туда?» «Конечно! Этот автобус не в Аушвиц едет...»
– Мерзавец! и никто ему ничего не сказал?
– К сожалению нет! Все прикинулись глухими.
– А ты?!
– А что я одна, когда в автобусе столько мужчин сидело молча…
– Впрочем, ты…
Не дав договорить мне, Терике тронула меня за локоть и восторженно прошептала:
– Посмотрите, какая пава к нам идет…
К нам приближалась высокая, стройная женщина в черных кожаных брюках и такой же куртке. Красная блузка, застегнутая на одну пуговицу в области пупка, раскрывала белоснежную кожу и грудь, а высокий воротник блузки подчеркивал ее длинную шею. Туфли на высоченных каблуках удлиняли и без того длинные ноги, волосы, выкрашенные в разный цвет, были взлохмачены как после бурной ночи. Глаза раскосые как у лани сияли восторженно-победоносно. Я смотрела на нее, не веря своим глазам.
– А ты не изменилась, дорогая Эржи – с незнакомой мне интонацией проговорила она, то ли упрекала меня, то ли издевалась, то ли надсмехалась – Не узнаешь меня?
– Пока нет, что-то знакомое, но… – проговорила, я, мучительно вспоминая
– Да, меня трудно узнать. Даже я иногда себя не узнаю. Я – Илона – удивлена? Но… так требует жизнь! Если не хочешь быть раздавленной! – В ее тоне, не терпящем возражений, вдруг мелькнуло что-то знакомое, но, тут же исчезло. – У тебя я вижу все по старому, даже выбор цветов…
– А у вас, все по-новому… и хорошо? – поинтересовалась я.
– Со старым все покончено! Так лучше. Что я хотела купить?.. Не помню. Зачем я заехала сюда?.. Ведь встреча у меня назначена совсем в другом направлении…. Вот это да! Эржи, дорогая, сделай мне по старой дружбе букетик из Eustoma „Charm Picotee Blauw”.
Собирая букет, невольно подумала: «Жаль, что под рукой нет сирени, хотя мы не в Англии и не на Востоке, а все же…»
– Хотя сегодня мне лучше было бы иметь жасмин!
– А почему жасмин? – заинтересовалась Терике
– Ученые заметили, – нравоучительно начала вещать Илона – ты разве не знаешь? Что жасминовый запах тонизирует функции головного мозга, стимулирует творчество, рождает оригинальные идеи. Запах жасмина укрепляет чувство собственного достоинства, ощущение благополучия, помогает адаптироваться к незнакомой обстановке.
Выслушав тираду Илоны, я поинтересовалась:
– Так что же, жасмин или Eustoma „Charm Picotee Blauw”?
– Eustoma „Charm Picotee Blauw”.
Завернув цветы в целлофан с рисунком, который раньше нравился Илоне, я протянула его ей. Она бегло взглянула на цену, приклеенную к сосуду с цветами. Протянув пятитысячную купюру, стоящей за кассой завороженной Терике, изрекла:
– А у вас даже цены почти не изменились, как вы… – и, увидев протянутую ей сдачу, добавила. – Детка оставь это себе!
Взяв цветы и попрощавшись с нами, она направилась к выходу. Вдруг остановившись, обратилась к Терике:
– Терике, хочешь прокатиться на спортивном Фиате, конечно, если не возражает Эржи.
Терике с такой мольбой посмотрела на меня, что я не раздумывая, сказала:
– Иди!
– Спасибо! – радостно воскликнула Терике.
Илона шла величавой походкой, да так стуча каблуками по мраморному полу, что совершенно неслышны были шаги Терике, которая спешила догнать уходящую Илону.
Я невольно посмотрела на пол, подумав: – К счастью, следов на нем не осталось, за это я могу ручаться, а вот за душу Терике… говорят: «Чужая душа потемки». Я бы добавила, а своя еще темнее.
Универмаг опустел. Сторож, обходя универмаг, проверяя, все ли ушли, подошел ко мне, подавленной новостями дня.
– Добрый вечер! Я должен закрыть парадную дверь. Вы еще долго собираетесь работать? – Поинтересовался он. – Если да! то я для вас оставлю черный ход…
– Да. Да! – с трудом приходя в себя, проговорила я. – Я сейчас…
Встав и, направляясь к дверям, вынув из кармана ключи, почему-то начала читать любимое четверостишие Марты.
И у самого порога, где кончается дорога,
веселился и кружился и плясал
хмельной немного
лист осенний,
лист багряный,
лист с нелепою резьбой...
В час, когда печальный ястреб вылетает
на разбой.
Увидев, как сторож удивленно смотрел на меня, извиняясь, ляпнула:
– Простите мне, почему-то вспомнились строки одного поэта – Булата Окуджаву, которые читала мне Марта. Вы ее помните?
– Аааа! – Простите, а кто она?
– Вы разве… – и, не договорив, вставив ключ в замочную скважину, повернула его.
***
Как-то вечером, когда мы с Мартой уходили домой, она предложила немного подышать свежим воздухом. Я согласилась с условием, если она расскажет мне о себе. Марта не возражала, но о себе рассказала весьма скупо. Родилась она после войны в бедной, но образованной семье. Блестяще кончила школу, университет, защитила диссертацию. После защиты на одной конференции встретила человека, в которого влюбилась на всю жизнь. От этого брака у них дочь и сын. Дочь вылитая – она, сын – он. Дочь живет во Франции, у нее семья. Когда она родила сына, Марта с мужем поехали навестить ее, а когда возвращались, попали в аварию. В больнице она узнала, что лишилась мужа. Дети, чтобы вывести ее из депрессии, сложились и открыли ей этот магазин. Закончила она свой рассказ фразой: «И вот я кажется, ожила».
***
В городе свирепствовал грипп. Я пролежала в постели больше двух недель. А когда появилась в универмаге, к концу рабочего дня, удивилась. Большое свободное пространство перед магазинами оккупировал теперь большой книжный магазин. Я подумала, что Марта перебралась ко мне поближе, но…
У входа меня встретили два молодых человека и любезно предложили свои услуги. Беглый осмотр книг убедил меня, что Мартой здесь и не пахнет.
– А не боитесь вы конкуренции? – обратилась я к одному из продавцов – В одном здании сразу два книжных магазина?
– Почему два? – улыбаясь, поинтересовался продавец – Того уже нет!
– Как нет?
– Просто! Нет и всё! – улыбаясь победоносно, молвил он.
– Стало быть… Вы ее убили!
– Никого мы не убивали, она просто ушла.