31. Мой первый в жизни гонорар и превратности судь

Александр Летенко
                А.В.Летенко

                МОЙ ПЕРВЫЙ В ЖИЗНИ ГОНОРАР
                И ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ
                (Из воспоминаний)

     В самом начале 1960-х гг. я уже во всю учился в институте на экономиста, а мой отец (светлая ему память и громадное спасибо!) исподволь пытался привить мне начальные навыки научной работы. Он давал мне разные мелкие поручения, в том числе заказывал рефераты и обзоры, купил пишущую машинку и приучал печатать на ней. При этом моя работа оплачивалась отцом без особой щедрости, а просто по действовавшим тогда государственным ставкам. Таким образом, убивалось сразу три зайца: отец имел домашнего помощника, который всегда был под рукой; я осваивал азы научной работы, которые мне впоследствии очень пригодились; да и в моём кармане стали позванивать кое-какие честно заработанные, а не выклянченные  денежки.
    
     Однажды отец обратился ко мне с вопросом, а не возьмусь ли я написать так называемую «внешнюю» рецензию на статью, присланную ему  на отзыв. Он сказал, что не хочет ею заниматься и отослал бы её обратно, однако ему  интересно, справлюсь ли я с такой работой. Он гарантировал мне помощь, а гонорар обещал  «пропить» вместе со мной.

     Я, недолго думая, согласился. Конечно, эта работа была намного выше уровнем, чем мои прежние задания, поскольку требовала не только способности пересказывать и обобщать. Здесь уже требовались  другие инструменты: сопоставление, анализ и умение делать выводы. Но поскольку отец обещал помочь, то я без особых опасений взялся за дело, применяя на практике принцип «глаза боятся, а руки делают».

     Мне предстояло оценить работу доцента Высшей Партийной Школы при ЦК КПСС Л.Касицкого под названием «Промышленная целина», что я  в конце концов и сделал. Взяв в руки моё творение, отец спросил, уверен ли я в своём выводе, что статью в таком виде печатать не следует. Я сказал, что уверен, хотя бы из-за нелепости главной мысли автора: ведь  в промышленности целины не бывает и, если в журналистике такие формулировки допустимы, то для научного журнала это не годится. Согласившись с моими доводами, отец взялся за правку и, якобы   «помогая»,  практически переписал сотворённые мною две страницы. Впрочем, пару моих мыслей и формулировок он оставил нетронутыми, чем я был чрезвычайно доволен.

     Через какое-то время почтовым переводом подоспел и гонорар с «гигантской» суммой 10 рублей  49 копеек. Я недолго думал, как его потратить, и израсходовал его «копейка в копеечку» без малейшего остатка. Я купил себе на память китайскую авторучку с золотым пером за 6 рублей, торт «Сказка» за 1 рубль 49 копеек и бутылку «Российского Полусладкого», стоившую ровно 3 рубля, достигнув, таким образом, нулевого баланса (желающие могут провести проверочный расчёт). И вот, когда мы с батей сели за стол обмывать рецензию, он поведал мне следующую историю, которая меня поразила и кое-что объяснила в его отношении к этой работе. Передаю батькин рассказ.

      Как-то в самом конце сороковых – начале пятидесятых годов в полуночный час  в нашей коммуналке зазвонил телефон. Выбравшись из под одеяла и взяв трубку, отец услышал в ней голос своего друга Семёна Хейнмана, попросившего его немедленно приехать к нему без объяснений, поскольку «разговор не телефонный». Зная, что Семён Аронович не любитель дурацких шуток, отец быстро оделся, поймал такси и через 20 минут был уже у него.  Тот встретил отца на улице и сообщил, что сегодня им был получен «внешний отзыв» на рукопись его статьи «Проблемы организации производства на машиностроительных предприятиях», которую он предложил для публикации в журнале «Вопросы экономики». Отзыв был не просто отрицательный, а представлял собой по сути дела политический донос на моего отца, якобы рабски преклоняющегося перед западными буржуазными лжетеоретиками типа Тейлора и Файоля и тому подобное. Рецензент делал вывод, что Летенко – ярый антисоветчик и заслуживает разбирательства.
    
     «Виктор, пойми». - сказал Семён Аронович, - «завтра утром я должен доложить это дело на заседании редакционного совета журнала. Ясно, что поступить так я не могу, поскольку за этим для тебя вполне вероятно  могут последовать, как минимум, «10 лет без права переписки», если не хуже. Теперь ты понял, почему я позвонил тебе ночью и не зову домой для разговора? На мой взгляд, выход из этой ситуации один: мы бесследно уничтожаем оба документа – и рукопись, и отзыв, и делаем вид, что ничего такого никогда  и не было. Виктор, ты сознаёшь, что и в этом варианте я тоже рискую?».

     Отец согласился с Семёном Ароновичем, по сути дела с риском для себя спасшим его от вполне вероятных  тяжёлых испытаний, горячо поблагодарил за настоящую дружескую помощь и выручку, обещал ответить взаимностью, и под конец разговора спросил, а не мог бы он назвать ему фамилию  этого «внешнего» рецензента. Хейнман долго отказывался, поскольку в издательской практике это не принято. Потом он махнул рукой и сказал: «Ладно, и так уж я нарушил все правила, а случай здесь особый. Скажу: это Л.Касицкий из ВПШ».
 
     Слова отца мне всё разъяснили. Л.Касицкого я включил в свой «монтекристовский список». В этом списке есть ещё несколько человек, о которых я когда-нибудь ещё расскажу. В заключение добавлю, что несколько лет назад в процессе совместной работы над одной книгой я подружился с двумя ученицами Семёна Ароновича – Нелли Гловацкой и Серафимой Лазуренко, буквально обожавшими своего учителя и всегда отзывавшимися о нём с искренним восторгом. Когда я рассказал им эту историю, они восприняли её как  ещё одно подтверждение тому, что Хейнман был действительно замечательным человеком.