“Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.” Борис Гребенщиков
Лет пять назад, в Стамбуле на набережной Босфора я случайно познакомился с Ергюном. Он - курд. Небольшого роста, плотный, усатый муж пятидесяти с хвостиком лет. С тележкой и совковой лопатой он собирал мусор, который усердно швыряли себе под ноги проходящие туристы и пестрый местный люд.
Говорили по-немецки, Ергюн прожил десять лет в Германии. Немецкий его был вполне сносный настолько, чтобы без напряжения и не подбирая слова, можно было свободно беседовать обо всем.
В Германии он работал водителем такси, и зарабатывал по его словам в три-четыре раза больше, чем зарабатывает сейчас в Турции. Вернулся он, чтобы помочь своей семье, небогатой, но очень дружной, выдать замуж двух младших сестер и купить в деревне дом двоюродному брату.
На мой вопрос доволен ли он своей сегодняшней жизнью, Ергюн засмеялся и сказал, что живет уже при жизни в раю. Он женат, у него двое детей - сын десяти лет и годовалая дочь. Живут они вчетвером в более чем скромной двухкомнатой квартире, которую ему вскладчину купила родня, когда он вернулся из ФРГ.
Жена по его словам на двадцать лет его моложе. Красавица и души в нем не чает. Она не работает, воспитывает детей и ведет домашнее хозяйство. Он приходит домой, моется и идет в мечеть. После они все ужинают, после ужина он пьет чай, смотрит телевизор, играет с соседом в нарды или читает Коран. Он тяжело работает с раннего утра, зарабатывает немного, но он говорит, что им всего хватает. Чем могут помогают родственники.
Ергюн смеется: “Хамдулилля! Gott sei Dank!” У него очень спокойная, открытая улыбка. Я и не заметил, как пролетели пол-часа. На прощание обмениваемся адресами и телефонами. Завтра он ждет меня к себе в гости.
Вечером я лежал в темноте в номере гостиницы. Внизу сигналили автомобили, лаяли собаки, вопили торговцы, гудел и светился огромный человеческий муравейник... А я вспоминал некоторых друзей, их рваные судьбы, отцов, которые их оставили еще в детстве, изношенных жизнью матерей.
Почему-то я вспомнил самураев, их мужественное самоубийство - сеппукку (разрушение жизненного центра “хара”), чтобы не запятнать свой род позором поражения или неудачи. Их благоговение перед предками и почтение к еще не родившимся потомкам.
Я курил сигарету за сигаретой, и перед моим мысленным взором поднялся целый мир с его корневой системой. Когда город внизу затих, в синих сумерках утра я докурил последнюю сигарету, постоял несколько минут под теплыми струями душа и провалился в прохладную свежесть постели.
В ту ночь я осознал главные причины бед, суицидов, пьянства и неприкаянности очень многих близких мне людей.
Я уверен, что жить по-настоящему счастливо и спокойно способны только люди укорененные в своем роде, и через него во всем народе. Индивидуализм (превратившийся в эгоманию) того извода, который всем навязала гибнущая европейская цивилизация, привел к тому, что люди забыли о том, откуда они пришли, и не желают даже задумываться, что будет с их детьми и внуками после их смерти, которую они считают концом всего. Оторванные от своей земли, от Бога (или Мира Духовного) и от ствола своего рода, очень многие люди в Европе, США, Канаде и России раздавлены одиночеством и покинутостью. Женщины смотрят с недоверием и горечью на мужчин, мужчины голодными и жаждущими любви глазами смотрят на женщин. Случайно рождаются дети, которых никто не хотел и не ждал. Из-за ничтожных причин разваливаются семьи и прерываются древние линии родов.
В традиционных обществах человека надежно удерживали слева родня по материнской линии и справа по отцовской. Всегда помнили об ушедших, особенно о предках рода и не забывали о тех, кто еще не родился. Их ждали, и к их приходу готовились даже в самые голодные и суровые времена, отдавая им самое лучшее.
Фундаментальной и главной опорой людей, всегда была и останется их Родина, Отечество. Земля их рода. Неспроста во всех русских сказках она зовется Мать Сыра Земля. Она - действительно Мать. Не просто так неслись в бой Т-34 с двумя только словами на броне:“За родину!”. Смерть за Родину - наверное самая лучшая, самая благородная смерть из всех возможных. Родина - это архетипический символ, живой в каждом неотравленном ядом эгоизма и потребительства сознании. И корень Родины - “род”, тоже я думаю неспроста. Язык сам подсказывает нам глубинные смыслы бытия.
Все эти шумные тетки и дядьки, двоюродные братья и сестры, конечно же отец, мать, братья и сестры, и прочие, даже самые отдаленные ветви нашего рода - все они несут в себе частичку нас самих.
Получается, что только когда человек имеет справа и слева поддержку от своего рода со стороны отца и матери, сзади - помнит и чтит своих предков, а спереди - не забывает, что и за ним идут его потомки, не разрушает мир, в который они будут рождены, укоренен в своей Земле и не рвет связь рода с Богом - только тогда он обретет мир в душе и непреходящую радость существования.
Вечером следующего дня я сидел на крыше дома Ергюна. Мы пили настоящий яблочный чай и курили. Огромное византийское солнце опускалось все ниже, прорезая город черными трещинами теней. Жена Ергюна - Наргиза, действительно очень милая и красивая женщина, принесла бахлаву и нечто вроде торта с апельсиновой цедрой, который называется - ревани. Лениво уползало в никуда время.
Той ночью я улетел домой. В самолете я что-то писал в блокноте, пока не погасили свет. Проснулся, когда объвили, что самолет заходит на посадку...