Сказать, что я это люблю - будет слишком сильно. Ведь скрипя зубами, подавляя тихие стоны, извлекаю себя из теплого одеяла и швыряю в утренний колючий сумрак. Как все болит, как колет щепка в левой кроссовке, как невыносимо голодно и холодно. А ветер так и рвет с тебя бумажную курточку..... Мой товарищ по несчастью бормочет, что я поздно его разбудила - А куда позже? Шесть тридцать. Перед крыльцом огромная мрачная и видимо глубокая лужа. Перелезаем через перила и вперед. Машин на улице никаких. "Ломбард" спит, салон "Колготки" спит, телекомпания спит, только вверху вахтер не спит, его дежурка горит как окно в иной мир... А в пиццерии уличной, затканной виноградом, играет музыка, ах вот кто не давал полночи спать...Забыли выключить? Улица спит и потому сама похожа на сон. Все дома, окна, наличники яркие, четкие, а зелень движется, смазана от ветра. Около "Деловой книги" дворник метет мусор, который тут же летит по сторонам. Дворник вздыхает и начинаетвсе сначала.
Воздух со свистом врывается в легкие, он густой и пьянящий, как мятный ликер. Навстречу от моста уже бежит голый по пояс и седой. Десятков восемь человеку, а бодрее намного. Ноги мои не гнутся, в поясницу стреляет... Дыхание перехватывает...И вот мы у цели. Пора!
Надо делать попытки.
Людей еще нет, но опять чернущая туча пала на поле. Это галдят в тумане галки и грачи на своей утренней конференции. Накануне сторож-старичок спрашивал, что им тут надо. Я ответила, что не только жучки в траве, а скорее всего общение, у них явно сообщество. Старичок засмеялся… Сегодня грачиная конференция похожа на кипящий асфальт. Они лениво упархивают с беговой дорожки. И как же удивительна плотность нашего мира.
Кусты и деревья смутно подрагивают и качаются, пепельная земля с мелькающими кустиками травы приближаясь, хочет в лицо ударить... И ударит, когда упадешь. Но падать не стоит, надо замедлить бег... Меня обгоняет рычащий пес. Это еще что! За ним его хозяин с наушниками, глухой ко всему, деревянная улыбка на лице, нарочно в черном и с капюшоном, чтобы, значит, жарче было. Это я уже знаю, почему. Этот бежит пять кругов без остановки , а я три с перерывами... Это называется бегом от инсульта. Товарищ мой уже делает отжимы и махи, а я... Мне если честно, пора в ящик, а я рву тут связки и сердце, глупо это конечно, но... Что-то гонит меня, словно ветродуй пачку от чипсов, что-то гудит в ухо, что еще не поздно догнать себя лучшую...
Так вис не получается опять, а руки не могут удержать камни. Нужно заводить камни за спину, качать ими над головой, при этом меня инерция срывает и несет за камнями. А если глянуть, как я пытаюсь одолеть трехметровую лесенку, так можно упасть от смеха. Потому что голова кружится. Мой дружок смотрит на меня сочувственно. У него-то махи прекрасно идут и ножницы на брусьях. - Уменьши нагрузку, еще упадешь тут.- Если уменьшу, толку нет.- Дойди живая, - бормочет он, усмехаясь.
В разгоряченное лицо дует подобревший ветер. По улице взревывают цепи автомобилей, невдалеке разбирают трубы для палаток и яростно визжит газонокосилка. Начинается. Ребята, я почти свободна! Еще пару улиц и я нырну в теплый душ. Меня ждет блаженство чая и с сухариком. Тело измученное поет и требует прыгать, озорничать. Но это так обманчиво.
Тот раз сторож Вера подходит и жалеюще спрашивает, как отзанималась.
-Да так себе, не выходит пока.
-А у меня глянь руки, перебирала резину на дорожке.
Руки у Веры распухли, такая работа. И она, видя мое сочувствие, говорит про ее близняшек, которым год.
-Дочка как родила их, я думала -кончимся. Папки нет, и она у меня без папки выхожена...Но вот дорастили до года, представь. Погоню дочку квартиру просить. Мы четверо на пятнадцати метрах! Мыслимо?
Нет, немыслимо! Жарко сочувствуя ей,я киваю ободряюще. Мы идем прочь с моим товарищем. Нам навстречу тянутся те, кто сегодня пропал. А еще целый поток чопорных чиновниц в казначейство. Все они так невыносимо хорошо одеты, но мне все равно. Моя радость выше их шпилек.