Искусство

               

Деревенька у речки четко разломилась надвое: один конец – несколько  почерневших и осевших от старости домишек, которые толкни – и от них останется труха, а в другом конце деревни - ряд особняков новых русских за высокими заборами.

          В  одной из избушек жил дед за сто лет да его правнучка лет пятидесяти. Дед был - чисто высохшие мощи. Он был отполирован временем. Волосяная растительность покинула его на всем теле. И только шесть седых волосков вились у него на макушке. Он их холил и берег. Едва проснувшись, сразу к зеркалу, и,  осторожно перебирая их, пересчитывал. Если все были на месте, дед сразу веселел, начинал  напевать и просить чаю тонюсеньким голоском, который тоже истончился от времени до писка. Выцветшая и многократно латаная рубаха висела на нем так же, как в огороде на пугале.
         Правнучка была крупной, ядреной женщиной с накачанными на ногах и руках  от постоянной работы мышцами. Она хоть и не была хороша собой, но зато была самой молодой среди всех обитателей ветхих избушек. И все ее звали дочкой и внучкой, красавицей нашей. А как не быть сплошной мышцей, если на ней не только дом с ее дедом, а почитай все старое население древнего конца деревни.  И всем продуктов купить, и всем воды натаскать. Но ее дед, кичась родством, демонстративно и небрежно звал ее Люськой.
Иногда он пищал с полатей, куда его закидывала правнучка, чтоб не мерз:
         - Люська, куда провалилась, чертова девка?
         Чертова девка появлялась в избе то с лопатой, то с граблями, а то и с вилами, так как всегда была занята. Она прислоняла инвентарь к косяку, подходила к своему пищащему повелителю:
         - Чего тебе, дедуня? Испить? 
         Голос у нее был низкий, негромкий.
         А дед, лежа на полатях, плотно прижав старенький походный приемник к уху, слушал, как живет мир, хоть и не все уже мог расслышать, и все меньше улавливал знакомых слов.
         Сегодня дедуня радиопередачами был возбужден и без конца звал Люську,  поделиться впечатлениями.
          -  Люська, ты мне скажи-ка,  иськюсьтво – это чавой-то такое? Из яды али носильное?
         Люська задумчиво смотрела в окно и тихо гудела:
         - Это ближе к носильному, дедуня.
         Дед великодушно отпустил нерадивую правнучку:
         - Ну, тода иди. Иди, не мешай, твое дело бабье глупое.
          Люська  спокойно поворачивалась и уходила продолжать начатые дела: огород вскопать, да дров нарубить, да козу подоить, а потом забор починить с крылечком.
         Дед  снова настойчиво пищал:
         - Люська! Чертова девка, небось опять дрыхнет где!
         Появилась Люська с чугунком:
         - Чего тебе, дедуня?
         Дед строгим тоном задал внучке вопрос:
          - Люська, по радиву цельный день про какой-то зекс гутарят или сеськ…Нет, зеськ, точно сеськ. Это колбаса такая? 
         Люська тихо покорно прогудела:
         - Дедуня, сисиски! Я их по телику видела у Марьи Ивановны, да как-то у дачников, они у реки праздновали чой-то. Тоненькие  сисиски они совали в булки и поливали томатной пастой.
         Дед оживленно:
         - Чой-то я тоже зексу, тьфу, сиськи захотел.
         Люська покорно отвечала:
         - Вот ужо пензию получу, съезжу в район, куплю.
         - Ладново, иди ужо, ишь разговорилась, да не бездельничай, гли-ко, каку  задницу-то належала! Найди занятие како!
Вдруг он блаженно улыбнулся и раздался странный писк. Люська оглянулась от порога. Дед нетерпеливо махнул рукой:
         - Иди ужо,  иди, песню хорошую поют, я подпеваю.
         Люська пошла готовить дрова – печь топить. Вернулась, а дед уже осип ее звать:
         - Люська, чертова бездельница, дрыхла небось на сеновале! Про Чичню все гутарят? Опять чё ли миру не хватат?
         Люська, устало опустив ведра с водой, тихо пояснила:
        - Это политика, дедуня.
          Дед внимательно поглядел на правнучку, решил, что политика - вопрос не для девки, до обсуждения не снизошел.
         За окном загудела машина. Дед встрепенулся. Люська пояснила:
         - Дедуня, не пужайся,  дачники в город возвращаются.
         Дед, успокаиваясь:
         - Председатель колхозу, что ли?
          Люська устало отвечала:
         - Дедуня, нет никаких колхозов давно!
         - Как это нет? Пензию носят, а колхозов нет? Куды мы без колхозу, чай мы не отщепенцы какие! Пензия –то небось не с неба падает! Сыми меня!
           Правнучка обтерла руки об фартук и, как пушинку, сняла деда с полатей и посадила к окну:
         - Дедуня, есть будешь? 
           Дед недовольно:
         - Ентово…рано ишшо, кишки утрешняе не переработали, сама поешь, твое дело молодое! Люська, а ежели я помру, тебе пензию будут давать? А про иськюсьтво ты мне тогдась неправду сказывала…баба …она и есть глупое существо, волос длинен, да ум короток! А если колхозу нет…
          Люська, не дождавшись продолжения, позвала:
        - Дедуня!
          Но было тихо. Люська подошла к нему и коснулась плеча. И он, маленький и легкий, как перышко, лег на ее сильные большие руки.  Закрывая глаза, он прошептал:
        - Иськюсьтво, сказывали…Люська… это … -  и он  испустил дух.
  Могучая  Люська,  прижав его к груди, заколыхалась от рыданий.