Нерусский расизм.
А то вот, как сейчас помню… Это ещё до того было, как на окраине нашей Задуваевки построили завод с загадочным для нас, сопляков, названием «Почтовый ящик». Завод как завод. Ни на ящик не походил, ни на почту. До сих пор не пойму, чего это его так называли? Но это сыграло, как пишут в газетах, судьбоносную роль в истории нашей Задуваевки. Как раз в это время волюнтаристский лидер нашей необъятной тогда родины затеял сровнять город с деревней. И с 1961 года стала Задуваевка называться Задуваевском. Да и сам я на том заводе работал. Транспортировщиком.
А чем, скажете вы, отличается Задуваевка от Задуваевска? Ну… судите сами…
Бывало, говаривал дед Евсей: «Девки, сопля ты этакая, гордятся тем, что они ещё девки. А женщины, сопля ты этакая, гордятся тем, что они уже женщины!».
Да, так о чём это я?..
Дед Евсей, я уже, кажись, говорил… или не говорил… имел образования четыре класса церковноприходской школы. Это, как бы объяснить, по нынешним меркам, конечно, не магистр, но на бакалавра потянет. Тут надобно подчеркнуть, что именно церковноприходской. И вот почему.
Было у деда Евсея два закадычных друга. Керимка да Лёвка. Ну, это, конечно, для деда они были Керимкой да Лёвкой. А для нас, сопливых, Керим Ахметыч и Лев Семёныч.
Так вот, Керим Ахметыч, по-дедевсеевски, Керимка, имел один класс образования. А Лев Семёныч, по-дедевсеевски, Лёвка, сказывал нам, несмышлёнышам, помнится, дед Евсей, фершальские курсы. А мы, надо сказать, на слух с трудом отличали фельдшера от фельдмаршала, а ветеринара от ветерана. А дед Евсей хорошо отличал:
" - Фершал, сопли вы этакие, он людей лечит. А завтехник, сопли вы неразумные, он поросят подкладывает".
А надобно заметить, что дед Евсей поросят подкладывал не хуже завтехника. Да что там, завтехника, не хуже самого ветеринара. Оттого лучше сала, чем у деда Евсея, ну, за всю планету не скажу, а во всей округе было не сыскать.
И оба дедовых друга были неверующими, а Керимка-то, сказывал нам, несмышлёнышам, дед Евсей, и закона божьего не изучал даже. А Керим Ахметыч так вовсе был членом. Этой, как её… единой КПСС.
А вот Лев Семёныча в единую не приняли. Потому что не успел заявление подать вовремя. То приём у него, видите ли, то на вызов в лесную деревню уехал. Некогда ему всё, видите ли. Уже и завтехника приняли, и библиотекаря, и директора школы, и директора вечерней школы, и булгахтера и даже киномеханика. А он запоздал, некогда ему, видите ли было к партсекретарю заявление занести. Вот и остался Лев Семёныч беспартийным. Потому что если ещё фершала в партячейку принять, то баланс нарушится. Интеллигентов в партячейке будет больше, чем механизаторов. Это в рабоче-крестьянской-то партии! Где гегемония пролетариата! Это же, согласитесь, ни в какие ворота не лезет. А за нарушение баланса партсекретаря враз турнут. В сторожа. А куда же ему ещё? Портфелем косить несподручно. А он уж годов двадцать кроме портфеля в руках и не держал никакого инструмента. А вы говорите, коса!.. Кто же ему косу доверит?
Оставалось Льву Семёнычу ждать, когда кто-нибудь из интеллигентов помрёт. Тогда уж его на освободившуюся партвакансию и примут. А куда деваться? В ту пору негусто было с КПССами-то. Ни тебе справедливой КПСС, ни тебе либерально-демократической КПСС. Ни даже, стыдно сказать, яблочной. Оставалось ждать. Но, несмотря на свою беспартийность, Лев Семёныч был не менее сознательный, чем Керим Ахметыч.
Да, так о чём это я?...
Ах да!
А раз оба друга были неверующими, то охотно закусывали дедевсеевский самогон дедевсеевским же салом. Ну, беседы, конечно, как говорится, беседовали. Сознательные, скажу я вам, беседы. О перспективных посевах кукурузы в Архангельской области. О вожде всех афроафриканцев Патрисе Лумумбе. И о загнивающем, ясное дело, капитализме.
Ох, и смердит этот капитализм, скажу я вам, до сих пор смердит… Ну, никакого спасу нету…
Да, так о чём это я?
Ах да, тут как раз расисты злобные Патриса Лумумбу-то убили. Помните, песня ещё была такая:
«Ай-яй-яй-яй, убили негра! Ай-яй-яй-яй, низа что, ни про что!»
Хотя, нет, это позже было. Это было даже позже, чем когда и дед Евсей, и Керим Ахметыч, и Лев Семёныч заступались за Анджелу Девис. Вместе со всей державой, ясное дело, заступались. Одни бы не справились, нет, не справились, точно вам говорю. Такое дело, оно только всей державе по силам. А втроём бы они не осилили. Да точно вам говорю, не осилили бы!
Да не, Анджела эта не наша, не задуваевская. Она вообще, афроамериканской национальности. Неужто не слыхали? Ну этот ещё, Гарикову песню ещё поёт про Анджелу. Здоровый такой. Кучерявый тоже иногда, почти как сама Анджела. По телевизору показывают. Певец такой. Но не афроамериканец. Хотя, как знать... Который, как женщину какую изобьёт, так психом прикидывается.
Слыхали, точно вам говорю, слыхали. По телевизору: "Свободу Анджеле Девис! Дайте, говорит, свободу, суки!" Да нет, не ему, не ему. Кто же его посадит? Он же памятник. Анджеле этой, дескать, дайте свободу. И дали ведь свободу! Не враз, правда, но дали. Вот что значит, всем миром заступиться!
А та песня была, вспомнил, такая:
«Убили, гады, бедного Лумумбу,
Убили черножопого вождя».
И вот, беседуя сознательную беседу под дедевсеевский знатный самогон, возмущённо махал газетой Керим Ахметыч:
«И откуда только эти злобные расисты берутся! Такого знатного Патриса убили, негодяи!»
На что дед Евсей отвечал:
«Ты, Керимка, закон божий не изучал, потому и не знаешь, откуда. Бог создал на земле одного человека, Адама, а значит, одну расу, еврейскую, знамо дело. Лёва, ты-то, поди, знаешь».
Лев Семёныч, как и положено атеисту, решительно возражал:
«А как же быть с известным тебе, Евсей, фактом, что на земле три расы: белая, чёрная и жёлтая? Противоречие, однако. Три составных части марксизма-ленинизма утверждают совершенно обратное ».
«Никакого противоречия, - отвечал подкованный в церковноприходской школе дед. – Было у праведника Ноя три сына. Хам, Сим, и Иосиф. От них и пошли три расы. И каждый расист считает, что уж его-то раса произошла не от Хама. Вот отсюда и расизм».
«Теория твоя сомнительна и не отвечает программе партии», - горячился Керим Ахметыч. И Лев Семёныч поддакивал, хрустя малосольным огурчиком.
«Я вам не буду про вавилонскую башню рассказывать, - спокойно отвечал им беспартийный и верующий, но обалденно, скажу я вам, мудрый дед Евсей, - но сами судите. Какой бы нации и расы ни было дитё, а лет до семи букву Р не выговаривает! Как и прародитель Адам! А, Лёва? А, Керим? А вы мне про программу партии… А эти расисты проклятые, как их там, логопеды, что ли, над дитями издеваются. А природа, братцы, она своё берёт!».