8.Цепь
Он поразил меня в правах таким простым, таким грубым способом, на который способен только человек - посадил на цепь. И в это первое своё лето я понял, что не люблю самое теплое земное время года. Слишком всё ярко, выпукло, безвкусно, безобразно и напыщенно. Каждая незначительная мелочь лезет в глаза, в нос, уши, и нет от этой несносной назойливости спасения ни в дневной жаре, ни в ночной духоте. Хорошо ещё, что я полинял весной, а то бы в зимней шкуре запарился вусмерть.
Особенно мучают запахи. Если уж что-то начинает «источать аромат», то сразу стремится вытеснить, выпихнуть из окружающего воздушного пространства всех остальных соперников, всех до одного. Помню, было несколько дней, когда задыхался от приторного аромата липы - не было спасения от медовых струй, протекающих по двору в разных направлениях. Я весь измучился, пока липа не угомонилась. Но когда это случилось, легче не стало - началась удушающая агрессия донника, потом вторглась целая банда, начиная с цикория и кончая пыльным придорожным лопухом, и так постоянно. Я начал мечтать о прозрачной чистоте осени.
Если бы докучали одни запахи, я бы это пережил. Но случилась новая напасть - с каждым днем мимо дома стало проходить все больше и больше двуногих. Естественно, я не мог их не «приветствовать». Может, я слишком похож на волка – злейшего врага человека, возможно, их пугает слишком пристальный взгляд янтарных глаз за забором, читающий их пустые душонки насквозь, но при встрече со мной все они, как один, начинают источать смердящий запах страха, который я терпеть не могу.
Этот запах, признак преклонения низшего существа перед высшим, запах его готовности совершить подлость, сделать шаг на ещё одну ступеньку развития ниже, может быть и нравится волкам, а мне обидно, стыдно и досадно за двуногих. Особенно отчетливо я чувствую страх, когда они появляются у забора по одиночке. В такие минуты, когда рядом нет никого, перед кем двуногое обязано держать уровень своей порядочности на должной высоте, оно трусит не на шутку.
Когда рядом с решеткой забора появляются люди, у меня возникает только одно желание – чтобы они поскорее убрались восвояси. Даже страх их не так противен по сравнению с тем, как колются острые мысли, направленные в мою сторону. Я не в силах защититься от них незаметным для двуногих способом, поэтому мне ничего не остается, кроме как бросаться на забор, обнажая белые клыки и оглушая окрестности ревущим лаем.
Многие пытаются хитрить - проходя мимо, несут кто что может: кто кус колбасы притащит, кто кости, кто остатки вчерашних шашлыков. Одна бабушка каждое утро появлялась с теплыми паровые котлетками, ммм… объедение! Подношения я, конечно, принимаю, но меня так просто не купишь. Хозяин долго думал, отчего я стал плохо есть противные, невкусные каши, потом до него дошло – «Джексон, бродяга ты этакий, что же это ты тут мне рэкет развёл!» А я что? Я никого не заставляю – кто хочет, тот несет. Рэкет - это когда бритые ребята с битами, а я, волосатый и за забором, сижу тихо, никого не трогаю. Слежу только внимательно за проходимцами, рычу и лаю. Ну, лаю, конечно, как ещё их прогнать прочь. А хозяин не понял и посадил на цепь в глубине двора, подальше от забора.
А, не страшно. Цепь, забор, свобода – ерунда, понятия философские, то есть отвлеченные, а значит, по большому счету, лишенные всякого реального смысла.
На самом деле, мне стало лучше. Когда мир не мельтешит перед носом, не мечется туда-сюда между лап, он останавливается и разворачивается вглубь. Нужно только всмотреться, внюхаться, всем существом войти в один из маленьких кусочков мироздания, лежащего под носом. И в крохотном осколке ты увидишь столько же как в целом пейзаже вокруг. Нет, ты увидишь больше, гораздо больше. Поскольку ты не будешь спешить и отвлекаться на бесконечное количество малоговорящих деталей и событий. Вы, люди, этого не понимаете, вы всегда смотрите даже не вокруг, а туда куда смотреть не имеет никакого смысла - внутрь себя. Копаетесь там, где нет ничего настоящего, где всё - иллюзорный продукт жизнедеятельности вашего беспокойного мозга. И исправить это невозможно.
(От автора: Я дал твердое обещание записать всё, что надумает этот сукин сын, без изменений и редакторских правок. Но подчас его высказывания в сторону людей становятся несносными и даже оскорбительными. Вне всякого сомнения, мы венец эволюции и нет никого «круче» нас во вселенной. Как смеет эта псина высказываться о совершеннейшем создании столь непочтительно(особенно когда речь идет о его хозяине). Главное, я хочу ответственно заявить, что ни в малейшей мере не разделяю мизантропическую позицию моего пса).
Того, что жизнь на цепи может быть интереснее, чем без неё, тебе, хозяин, не понять. Да и потом, в сущности, разве ты сам не на цепи? У тебя что, есть свобода? Ну и куда ты с ней пойдешь? Отправишься прочь за забор? А дальше? За околицу? Уедешь в город? Потом в другой город? В другую страну? Ну так иди, лети, катись! Почему так не делаешь?
Ты сам сидишь на невидимой цепи. Да какое там! На поводке, на коротком поводке и в строгом ошейнике, в котором острые шипы направлены внутрь и вонзаются прямо в глотку, только дернись, только подумай дернуться! И она, та, в чьей руке поводок, хозяйка твоя, и скопище условностей под названием «обстоятельства», они так дернут, что взвоешь и заскулишь хуже распоследнего пса.
Куда ты уедешь? Да никуда. И не потому, что не можешь, а потому, что нет на карте города или населенного пункта с названием Свобода. Если бы ты был чуть умнее, ты бы понял, что это место может находиться только в тебе. Географически ему негде располагаться кроме как только внутри человека, прямо посерёдке, там, где обитает неугомонное человечье нечто. Но мало кто из вас умеет понять это, еще меньше тех, кто может туда отправиться. Нет, хозяин, ты не умеешь, ты не уедешь. Сиди уж и не скули.