Дикий сад

Йен Галам
Красивое белое кимоно с красными маками, и носит его воин. Его имя неизвестно, но оно ему и не нужно. Не так сильно, как другим. А нужен ему меч. Вернее, его рукам. Ведь меч - их продолжение. Он длинный, сделанный из добротной стали, отлично закаленный. Почти невесомый. Хотя это, наверное, из-за привычки уже. Ногам нужен этот сад. Тот самый, в котором так обольстительно цветут вишни, несмотря на то, что им бы рано еще это делать. Но им тоже наплевать.
Есть другой воин, менее крепкий. Белое кимоно с красными кровавыми петухами. Ему нужна победа. Просто для того, чтобы сухие губы и дальше ловили этот воздух, наполненный ароматом диких цветов. Чтобы гибкая фигура и дальше несла красивую смерть, а холодный взгляд голубых глаз был бы последним, что увидел бы враг. Но не в этот раз. В этот раз рваные ошметки наряда висят на сухих ветках неофициальным флагом.
Звон, звон, перебежки по земле, деревьям, высокие прыжки, снова звон, когда мечи встречаются. Хотя меч второго воина давно вонзился в старое крепкое дерево, и вместо него теперь карманный нож. Вторая рука наполовину прорублена в зоне предплечья, ей теперь особо не подвигаешь. Но стоит ли сдаваться, когда довлеют пока что мелочи? Нет, не стоит.
А если красные маки не дадут ему умереть, он, пожалуй, оставит кровавый след на губах и уйдет, обнажая клыки. Просто чтобы пить зеленый чай и дальше, давясь горькими чаинками.
Но в бою не стоит много думать, ибо чревато. Нож свистит в воздухе, пока меч только лишь издает вечерний звон, сталкиваясь лезвием. На активной руке появляются царапины, воздвигаются новые бело-красные флаги, пока кровь смешивается с редкой слезой боли. А адреналина давно нет, как нет и сил. В чёрных волосах путаются душистые цветы, пока длинный меч старается рассечь карманный нож. Но что-то все-таки удается, и это что-то - удар по лицу, ногой, да так, что сабо спадает. Теперь придется босиком по траве. Осуществлять полив в еще более романтичной обстановке, пока холодное лезвие не пристанет к горлу и пульс не затихнет мёртвой синицей.
И сказать уже ничего нет сил, разве что распахнуть это кимоно, упасть на траву и греться под солнцем, открыв душу.
Скажи, как долго продолжится бой? Около трех лет, или пока кто-нибудь не устанет. В каждом воине заложено изначальное, и кто-то преуменьшает, кто-то преувеличивает. Обстановка меняется на большое поле, на нем растут колючие цветы с шипами. И противник никуда не делся. Можно, конечно, просить пощады, но не по-самурайски это.
Пожалуйста, бей жестче.
И он бьет. Но плашмя. Когда и нож выбивается из руки, можно только уворачиваться, пока вверх не взметнется пара черных прядей, которые потом смешаются с зеленой травой и станут частью цветочного поля.
И кто-то назовет моё имя только, когда выпьет полбутылки саке. А другие будут звать при жизни.
Снова жёсткий удар плашмя, а пальцы противника бьют по болевым точкам, когда ошметки кожи летят прочь.
Жалость? Что это?
Воины, подобно воронам, отлетают в стороны. Противник вонзает меч в землю, мол, по-честному.
И тогда уже свистят руки, отмечая прошедшие мимо удары. Сердце бьется сильнее, заставляя кровь вытекать с большей скоростью.
Красные фейрверки, прекрасные наряды и музыка.
Но каждый спектакль окончится, потому что театр только для одного актера.
Для того, кому в плечо вонзился запасной нож?
Или для того, в чрево которого вонзился меч?
Чьи глаза красивее, а улыбка очаровательнее?
Чья хватка рук крепче, а чьи слезы горче?