Рейд русской кавалерии под Алленштайн. ч. 8

Сергей Дроздов
Рейд кавалерийской дивизии Гурко под Алленштайн.

Наша кавалерия, имея подавляющее превосходство над немцами, могла бы стать «козырной картой» русской армии в начальном периоде Первой мировой, много сделать для разведки и нарушения вражеских коммуникаций, ударов по тылам врага. Тем более что против австро-венгерской армии русская кавалерия воевала довольно успешно. А против 8-й немецкой Армии в Восточной Пруссии действовали не какие-нибудь второочередные  дивизии, а лучшие кадровые дивизии, вся блестящая русская гвардейская кавалерия.
Чего стоят только одни названия русских гвардейских полков в Восточной Пруссии:

1-я Гвардейская кавалерийская дивизия:

1-я бригада: Кавалергардский Ее Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны полк, Лейб-гвардии Конный полк.

2-я бригада: Лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк, Лейб-гвардии Кирасирский Ее Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны полк.

3-я бригада: Лейб-гвардии Казачий Его Величества полк, Лейб-гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк, Лейб-гвардии Сводно-Казачий полк.

При дивизии — 1-й дивизион Лейб-гвардии Конной артиллерии: 1-я Его Величества батарея, 4-я батарея; Лейб-гвардии 6-я Донская казачья Его Величества батарея.

2-я Гвардейская кавалерийская дивизия:

1-я бригада: Лейб-гвардии Конно-Гренадерский полк, Лейб-гвардии Уланский Ее Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полк.

2-я бригада: Лейб-гвардии Драгунский полк, Лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк.

При дивизии — дивизион Лейб-гвардии Конной артиллерии.

Отдельная Гвардейская кавалерийская бригада:

Лейб-гвардии Уланский Его Величества полк, Лейб-гвардии Гродненский гусарский полк.

Какая музыка имён!!! Славой веков и доблестью легендарных предков веет от этих гордых наименований…
Казалось бы, уж они-то должны были легко порвать второсортный германский ландвер "на британский флаг"...
Однако действовала наша кавалерия в Восточной Пруссии, после первых не слишком удачных стычек,  довольно  пассивно. Даже известный (и в целом успешный)  рейд кавалерийской дивизии В.И. Гурко на Алленштайн, про который вспоминал генерал Ю.Н. Данилов, предпринятый с целью разведки положения погибавших корпусов 2-й Армии, не принёс нашей кавалерии большой славы и никак не повлиял на ход сражений.
По мемуарам  генерала В.И. Гурко (как раз и командовавшего этим рейдом) никаких реальных результатов он не принёс.
Вот что он САМ пишет об этом:
«Кавалерийским дивизиям предписывалось, проникнув в расположение противника на участке фронта, занимаемого армией Ренненкампфа, по сходящимся маршрутам стараться продвинуться к городу Алленштейн для получения ясных и достоверных сведений о местонахождении и состоянии армии Самсонова, от которой уже в течение двух суток штаб генерала Жилинского не имел никаких известий».
Цель этого рейда (единственной относительно успешной, за всё время восточно-прусской операции, крупной акции русской кавалерии, к слову) была СОВЕРШЕННО НЕПОНЯТНА даже самому Гурко:
«Днем раньше мои части имели довольно продолжительное столкновение с германской кавалерией, пользовавшейся поддержкой пехоты; на следующий день разведка установила, что вся населенная местность в направлении позиций противника занята германскими войсками...
Наша дивизия в составе трех кавалерийских полков и одной конноартиллерийской батареи должна сняться с лагеря в полночь. Маршрут следования ей сообщат, когда дивизия соберется и будет готова к выступлению.
Пока начальник штаба занимался необходимой подготовкой, я воспользовался случаем и расспросил прибывшего из штаба армии штабс-капитана Малеванова. Меня интересовало, не сможет ли он разъяснить, в чем заключается главная мысль этого достаточно странного приказа и что стало причиной его издания. Удовлетворительного ответа мне получить не удалось. Штабс-капитан мог только сообщить, что вот уже несколько суток штаб Ренненкампфа не получал из армии Самсонова никаких вестей. В соответствии с последней имеющейся в штабе информацией, Самсонов двинулся вперед с намерением обогнуть фронт Мазурских озер. Первые сообщения о начале этого маневра свидетельствовали скорее об успешном развитии операции, однако вслед за получением этих сведений всякая связь со штабом генерала Самсонова прервалась. Как видно, главнокомандующий фронтом захотел употребить имевшуюся у Ренненкампфа многочисленную кавалерию для восстановления контакта с Самсоновым и для налаживания связи...»
Иначе говоря, командование фронта бросало целую кавалерийскую дивизию (!!!) в тыл неприятеля ТОЛЬКО для того, чтобы установить хоть какую-то связь с «пропавшей» 2-й Армией Самсонова и разведать её местоположение и судьбу.
Использовать для этого нашу авиацию можно (и нужно) было ранее, но никому это в голову не пришло.

О том, насколько слабым было насыщение переднего края войсками у немцев, тогда, говорит тот факт, что целая кавалерийская ДИВИЗИЯ Гурко сумела ночью пересечь «линию фронта» и углубиться в тыл противника:
«Около полуночи дивизия, имея в авангарде полк петроградских улан, двинулась вперед через германские передовые линии и пересекла их, не вызвав, к счастью, ни единого выстрела со стороны неприятеля. Успех объяснялся главным образом тем, что кавалеристы воспользовались незаметной лесной дорогой, которую неприятель по каким-то причинам оставил без охраны».
3 полка с артиллерией НЕЗАМЕЧЕННЫМИ (!!!) пересекли германские передовые линии.
«Приблизительно к трем часам пополудни мы успели покрыть, если верить карте, более пятидесяти километров, участвовали в нескольких небольших стычках при пересечении железных дорог и в одном более серьезном бою перед самим городом Алленштейном, а также определили принадлежность некоторых германских частей, защищавших Алленштейн. За все время движения мы не обнаружили никаких признаков присутствия русских войск, поэтому я чувствовал, что сделал все возможное с имевшимися в моем распоряжении силами».
О самом бое под Алленштайном Гурко написал коротко: «...дома и казармы Алленштейна были уже видны невооруженным глазом. Подвезли нашу батарею, и она немедленно открыла огонь по германским резервам и по их отступающим цепям. Мне доложили, что обнаружено несколько убитых германских солдат и по их снаряжению установлено, что мы столкнулись именно с пехотой. Открыла огонь германская батарея, по всей видимости – гаубичная; вскоре к ней присоединилась еще одна, и обе стали уделять особое внимание нашим конным артиллеристам.
... Казаков я отрядил на фланги. От разведчиков поступило донесение, что поезд, полный, должно быть, неприятельскими солдатами, остановился перед разрушенным участком железнодорожного полотна и пытается отъехать назад. Это тем не менее не помешало германцам выгрузиться в каком-то другом пункте и двинуться на наши фланги с одновременным охватом тыла. Тем временем отступавшие перед нашими уланами германские цепи получили подкрепление, и мы в любую минуту ожидали начала их контратаки. Во всяком случае, было ясно, что методичные германцы дожидаются результатов обходного маневра своих частей, прибывших на поезде, и, возможно, других войск, до сих пор нами не обнаруженных. В этот момент мимо меня провезли на санитарной двуколке тело одного из наших уланских полковников – Панкратьева, а вскоре после этого был еще убит командир первого эскадрона улан».
Как видим, немцы верны себе: первым делом они занялись контрбатарейной борьбой с русской артиллерией и постарались охватить фланги дивизии Гурко, действуя по всем правилам военной науки. Русские военачальники традиционно демонстрировали ЛИЧНУЮ ХРАБРОСТЬ и несли ненужные потери. В первой же стычке были убиты командиры полка улан и его первого эскадрона...»
Затем пришлось отступать.
«За все время движения мы не обнаружили никаких признаков присутствия русских войск, поэтому я чувствовал, что сделал все возможное с имевшимися в моем распоряжении силами. При данных обстоятельствах я посчитал своим долгом вывести войска из боя и найти способ соединиться с главными силами нашей армии, что теперь являлось для нас самой сложной проблемой. Кроме того, я должен был каким-то образом оторваться от противника».
Это оказалось не таким простым делом:
«Я поставил во главе колонны генерала Нилова – брата известного адмирала, который повсюду сопровождал покойного императора, а сам остался в арьергарде...
Из-за темноты уланы сбились с пути, причем эта незадача была обнаружена штабс-ротмистром Новиковым из штаба дивизии, который ехал во главе первого эскадрона вместе с командиром бригады генералом Львовым и с эскадронным командиром, только когда они при свете электрических фонариков прочитали установленный на перекрестке дорожный указатель. Свернув в нужном направлении, они не сообразили, что в результате остались без передового охранения. Беда случилась в селении, которое казалось совершенно вымершим. Вокруг не было слышно ни звука; в окнах не мерцало ни огонька. Доехав до центра поселка, передовые ряды конников были в упор расстреляны залпом десятка винтовок. Стреляли с такого близкого расстояния, что штабс-ротмистр Шевцов был убит наповал. Он стал третьим по счету погибшим командиром 3-го уланского эскадрона и приступил к исполнению этих обязанностей только в полдень того дня...
...мне доложили, что найден конь генерала Львова, но самого генерала никто не видел. Вначале я подумал, что во время неразберихи, последовавшей за залпом, его захватили в плен, возможно – раненым, либо сидевшие в засаде германцы, либо местные жители, которые могли запереть его где-нибудь в поселке. Поэтому я решил обыскать селение, как бы трудно ни было выполнить это в темноте и невзирая на неизбежную в таком случае задержку. Однако раньше, чем казаки и уланы успели прочесать все дома, передо мной собственной персоной явился генерал Львов. Он объяснил, что, свалившись с коня, предпочел спрятаться. В конце концов, услышав голоса и стук колес артиллерии, он решил выбраться из своего укрытия.

Я приказал дивизии продолжать движение. Дальше мы приблизительно до полудня ехали без особых происшествий, не встретив в окрестностях и следа германских частей. Я решил, что мы находимся уже вне пределов досягаемости неприятеля...
Полтора или два часа спустя мы вышли к передовым заставам наших главных сил и только тогда по-настоящему осознали, что нам удалось выбраться с вражеской территории, сделав все возможное для выполнения данного нам приказа...
Несколько дней спустя я узнал, что на рассвете 17-го (30-го) числа в деревню, откуда мы начали свой рейд к Алленштейну и где оставалась часть наших повозок с боеприпасами, прибыл приказ генерала Жилинского, отменяющий полученные нами предписания. Этот приказ отправили мне вдогонку, но, разумеется, при свете дня небольшой разъезд, который вез пакет, не смог пробраться через германскую передовую линию. Другая кавалерийская дивизия успела получить этот приказ и не двинулась с места. Получается, что нам удалось совершить этот «прорыв» и вернуться целыми только благодаря исключительной удаче».

И это – был единственный успешный рейд русской кавалерии в авгесте 1914 года в Восточной Пруссии… Большое счастье дивизии Гурко, что почти все силы немцев были заняты ликвидацией корпусов самсоновской армии,  и ему удалось «выскочить» из тыловых районов германцев без особых потерь…
Судите сами, была ли особая НЕОБХОДИМОСТЬ в проведении этого рейда, насколько он был успешным и оправданным с военной точки зрения.
Очень интересно, что в описании действий русской кавалерии в этом рейде разными нашими военачальниками, встречаются прямо противоположные оценки. 
Так, генерал Ю.Н. Данилов живописует: «Что касается действий нашей кавалерии, то надо отметить, что главным врагом ее в Восточной Пруссии явились вооруженные броневые автомобили, впервые появившиеся на полях сражений, и отряды немецких мотоциклистов и самокатчиков, кои, пользуясь густо развитою сетью шоссейных дорог, значительно стесняли свободу действий наших конных отрядов».
Так и представляются многочисленные «броневые автомобили», терроризирующие своими пулемётами наших кавалеристов. НО это скорее всего только лишь фантазии,  отражение того, что Данилов читал в донесениях и реляциях из войск.

Вот, например, что ЕДИНСТВЕННЫЙ РАЗ вспоминает Гурко о германских бронеавтомобилях: «Ночную тишину иногда нарушал звук, производимый германским бронированным автомобилем, который подкатывал к баррикадам, которыми мы перегородили щебеночные шоссе, чтобы выпустить из своей маленькой пушечки несколько снарядов и снова убраться в темноту. Вероятно, они старались нащупать наши бивуаки, но нанести нам действительный урон им удавалось редко».
Как видим, Гурко откровенно иронизирует над этим  немецким бронеавтомобилем и его «маленькой пушечкой»   
Да и эпизод этот произошел за несколько дней ДО начала рейда Гурко.
А вот немцы охотно совершали рейды по тылам 1-й русской Армии. Об этом прямо указывает В.И Гурко:
«Вне зависимости от выполнения этих задач конница должна была отражать многочисленные внезапные удары, которые германцы обожали наносить по нашим тылам, причем иногда – достаточно крупными силами».


Завершая перечисление бед русской армии, генерал Ю.Н. Данилов достаточно самокритично отмечает:
«Надо отметить вообще крайне плохую работу службы связи в описанную операцию. Не только Ставка и штаб С.-З. фронта по 1-2 дня не знали, что происходит в армиях, но даже корпуса одной и той же армии не были ориентируемы в том, что делается у их соседей».

Закончим разговор о действиях русской кавалерии её оценкой нашим историком Н. Евсеевым:
«Стратегическая конница русских была использована неправильно (вплоть до этапной службы). Конницу следовало свести в два сильных корпуса (со штабами корпусов во главе), вести на заходящих флангах, а с завязкой сражения бросить ее на пути отхода немцев. Немцы же распылили свою многочисленную кавалерию по одному полку на каждую пехотную дивизию, что отняло у них в общей сложности 12 ка-
валерийских полков (хороший корпус), которые существенной пользы в операции не принесли, если не считать двух кавалерийских полков корпуса Франсуа, усиленных артиллерией и пулеметами: эти полки вышли первыми на пути отхода русских.
Отсутствие резервов у русских лишало их последнего шанса на благополучный отход, а фланговые корпуса, превратившиеся в фронтовые резервы, опоздали подать своевременную помощь окруженным, что и явилось последним звеном в общей цепи оперативных промахов 2-й русской армии северо-западного фронта».
Мнение Н. Евсеева  о нашей кавалерии представляется вполне взвешенным и точным, а вот с его оценкой немецкой конницы согласиться сложно. Результат сражения в Восточной Пруссии говорит сам за себя…
Перед тем как перейти к описанию непосредственного хода боёв 1-й Армии, кратко остановимся на «козырной карте» карте германской армии Первой мировой войны: её тяжёлой артиллерии.


На фото: кавалерия перед атакой

Продолжение: http://www.proza.ru/2011/09/07/283