На пороге

         
        Мы любим эту претенциозную игру - жонглировать именами, как разноцветными шарами, подхватывая на лету один, подбрасывая вверх другой. Иногда нам кажется, что имена дают нам власть над обозначенными предметами, прикрепляя их к намеченному для них месту, как булавки - засушенных жуков. Смешная иллюзия, самонадеянная глупость. Суть вещей не зависит от наших игр.
        Это приземистое сооружение из белого кирпича, для чего-то покрашенное белой же краской, нынче зовется "Супермаркет". Я еще застал его под прежним именем "Гастроном". Раньше он назывался сельпо, еще раньше, быть может, крама. Жители нашей деревни приходили сюда за солью и спичками, керосином и сушками, за дешевыми "чернилами", за свежими сплетнями и вчерашними газетами. За важными покупками ездили в близкий город, в белом кирпичном магазине прихватывали лишь мелочи повседневного быта. Покупки служили поводом оторваться от трудной и однообразной рутины, поболтать со знакомыми, разузнать что почем, да где что происходит. Безответственная молодежь с этой же целью курила у входа в клуб, люди посолиднее ходили до крамы.

          Вот и мы с Полканом как-то под вечер выбрались из дому, подгоняемые моей странной блажью. Мне вдруг захотелось конфет. Причем без всякого швейцарского декадентства, простых карамелек или леденцов, а еще лучше - ирисок, из тех, что прилипают к оберткам и цепляются за зубы. А если в процессе приобретения этого незатейливого лакомства  мне удастся перекинуться словом с живой душой, впервые за всю неделю, я не откажусь и от этого угощения, в разумных дозах, естественно. Шли мы с Полканом по широкой  посыпанной гравием обочине просторной шоссейной дороги, тоже проложенной уже на моей памяти. Мы не спешили. Осенний поздний полдень дышал свежим предчувствием дождя и низкое солнце мягко просвечивало белесую дымку и стелился над землей сизый дымок и нес запах горелой листвы и теплой печки и тихой беспричинной грусти. Полкан неторопливо шуршал гравием, подозрительно принюхиваясь к сухой траве у обочины и время от времени церемонно задирая лапу. Делал он это, мне кажется, намерянно, чтобы найти предлог для очередной передышки, и я пожурил его немного:
        - Ну, что, старая ты развалина? Совсем уже форму потерял, смотри, два шага прошли, а у тебя уже язык на плече!
          Он поднял на меня свои удивительные глаза, золотые в черном ободе, слишком мудрые, чтобы походить на человеческие, и, пристыдившись, я попытался оправдаться:
        - Ты пойми, Полкаша, я же волнуюсь за тебя. Вот околеешь ты, я тогда совсем один останусь в своем курятнике. Что мне тогда прикажешь делать?
          Полкан ответил печальным вздохом и, опустив седую морду к серой гравейной крошке, послушно потрусил вперед. Я поплелся следом. Мы прошли  автобусную остановку, новое деревянное строение с лавками под низкой крышей. Последний автобус в город уже ушел и тесная клеть остановки пустовала. 
          - Только старики пользуются автобусом, - обратился я к Полкану. - Новые жители разъезжают на джипах. Вчера презервативами в ларьках торговали, а нынче - хозяева жизни.
          Полкан поглядел на меня с неодобрением. Вцелом он был со мной согласен, но при этом ему удавалось избегать несправедливых обобщений.
        Так, в приятной достойной беседе двух старинных товарищей, мы подошли к кирпичному магазину.

          На скамейке у входа расположились две тетушки в пестрых платках, с приветливыми безвременными лицами. Я вежливо поздоровался, они охотно кивнули в ответ. В магазине было пусто, лишь один незнакомый мне мужчина городского вида расплачивался за “Агдам”, путаясь в обилии мелких купюр.
          - Здравствуй, Валентина! - я поприветствовал хозяйку. Магазинщица ласково улыбнулась, показав золотую фиксу и ямочки на круглых щеках.
          - День добрый, Владик!
          Она зашелестела бумагой и, перегнувшись через прилавок, ловко бросила Полкану сосиску. Он поймал ее на лету. Я покорно уставился в глубокий вырез ее кофты и привычное тепло заворочалось в животе. Я, конечно, понимал приемы ее нехитрого обольщения, но что-то подсказывало мне, что простого романа у нас не получится, а значит лучше мне не заглядываться на Валины роскошные прелести.          Я отошел к прилавку с бледными пряниками и пакетами дешевых сладостей.
        Мне еще здесь жить.
         - Ты мне его разбалуешь, - пожаловался я, разглядывая конфеты. - Он и так у меня ест не очень.
          - Дрянью этой покупной кормишь, - пожурила Валентина. - Вот если б ему супчику с потрошком сварить, он бы и миску вылизал.
          Мне тоже супчик никто не варит, а вот живу же как-то. Я взял пакет сливочных ирисок и случайно обнаруженную упаковку благословенной "Коровки", понес к прилавку.
          - А у меня и шоколадные есть. Сникерсы, - поглядела с сомнением на мой скромный выбор.
          - Нет, хочу простых, - пояснил я.
          - А может тебе творогу или сметаны?
          Валентина, одна из последних в деревне, еще держала корову, и я иногда покупал у нее домашний творог и густые сливки, называемые здесь сметаной. Содержание жира в этих продуктах приближается к ста процентам и Светлана приходила в ужас от их деревенской непастеризованной сущности. Я прищурился в предвкушении серьезного сердечно-сосудистого удовольствия:
       - Неси, волшебница.
       - Посторожи тут за меня, - улыбнулась мне хозяйка, снимая передник. - Я быстро.
         
       Жила она недалеко и я присел на прилавок и уставился в окно, на темный асфальт шоссе и желтые кусты, на пригорок, накрытый абсурдным лоскутным одеялом нашей деревни. Грузовик с прицепом проехал мимо и, повернув к деревне, медленно пополз в гору и остановился у недостроенного помпезного сооружения - председателю фонда ветеранов подвезли боеприпасы. Я с неприязнью покосился на пузатые угловые башни очередного феодального замка. Отчего-то мне казалось, что председателю благотворительной организации не положено быть богатым человеком, по крайней мере он не должен столь откровенно демонстрировать свое богатство. Не в состоянии обосновать свое мнение логически, я обратился к Полкану с расплывчатым:
      - Вот так, Полкан, кто что охраняет, тот то и имеет.
      Полкан взглянул на меня укоризненно. Он не спешил с выводами.
      Маленький деревенский домик рядом с благотворительным замком казался убогим сараем. Когда я купил здесь участок, почти вся деревня состояла из таких вот домиков с верандой, крыльцом и тюлевыми занавесками на окнах, с печной трубой, огородом и сараем. Стадо проходило по деревне каждое утро и каждый вечер, и в воздухе пахло самогонкой и сеном, и вместо нынешнего хорошего шоссе от городской магистрали вела гравейка. Прельстившись красотой этого места, светлым березовым лесом, чистой ручушкой, удачной близостью к городу, я построил здесь свой дом по проекту прибалтийских коттеджей, скромное жилье с белыми стенами и высокой остроконечной крышей под красной черепицей. Я остался вполне доволен результатом, и в дополнение к узорным решеткам на окнах заказал себе флюгер - веселого петушка в чугунных завитках. Из-за этого петушка наш дом прозвали курятником и Светлана возмущалась, очаровательно розовея и блестя глазами:
       - Чему ты радуешься? Тебе нравится, когда тебя называют курицей?
       - Ну уж нет, дорогая, - смеялся я в ответ. - Курицей называют тебя. Я - петух!
       Вскоре наш курятник окончательно потерялся в дебрях громоздких вилл и дворцов, сменивших деревенские избушки. Острая на слово Светлана называла новые дома павлиньими хвостами.
       - Какая нелепая жажда внимания! - восклицала она, прищурившись на очередной шедевр пригородного зодчества. - Какая тщеславная безвкусица!

       Не без оснований, я подозревал ее в зависти. Мне не было дела до творческих полетов соседей. Мне нравился мой курятник. У нас был погреб, чердак с круглым окном и две спальни на втором этаже, одна для нас, другая для моего кабинета, который я надеялся со временем обклеить обоями с диснеевскими персонажами и завалить мягкими игрушками и прочими причудами серьезно избалованного наследника. Вторая спальня так и осталась кабинетом и это, несомненно, к лучшему. Хотя и кабинет мне нужен был так же, как моему чугунному петуху. Я остался один. Как давно? Я забыл.
        - Сколько времени прошло с нашего развода? - обратился я к Полкану. - Три года? Нет, больше. Так, подожди. На десятилетие окончания школы мы еще были вместе...

       Огромный черный джип резко затормозил на повороте шоссе и пассажирская дверь распахнулась. Поразительное создание выпрыгнуло на шоссе, взлетели волной длинные русые волосы, распахнулся белый плащик, и решительно замелькали по асфальту белые же короткие ботинки на немыслимо высоком каблуке. Из покинутой машины высунулась массивная морда, проорала что-то неслышимое вслед убегающей незнакомке, дверь захлопнулась и джип с воем рванулся с места.
        - Да, дела, - кивнул я Полкану. - Такая драма, а тебе и не видно с пола. Хреновая у тебя жизненная позиция, еще хуже моей.

       Валино появление отвлекло меня от философских мыслей. Я заметил ее новую нежно-розовую блузку, стратегически обтягивающую, и запах сладковатых духов, и отчего-то мне стало грустно. Улыбаясь, она протянула мне две пол-литровые банки, с творогом и со сметаной.
      - Вот спасибо, Валентина, - отозвался я с улыбкой, вкладывая свои покупки в прочный пластиковый пакет. - Сколько я тебе должен?
       Она игриво махнула рукой:
       - В конце месяца рассчитаемся. А вот банки принеси мне обратно.
      - Хорошо, завтра же принесу.
      - Мне сегодня нужно, - проговорила она с заметным напряжением. - Я сейчас уже закрываю, а ты иди, разложи все по мискам и принеси мне банки, домой. А я  тебе и супчика для Полкаши дам, да и самому чего найдется.
      Я видел ее стеснение и решительность, смелое желание довести дело до конца, румянец внезапной робости. Я очень хотел отказаться, но что-то толкнуло меня под ребра и я ответил ей с поразительным спокойствием:
      - Хорошо. Жди, через пол-часа буду.
      Она пожала плечами нарочито небрежно и я сдержанно кивнул ей на прощание и вышел на улицу, в прохладный синий вечер.

          Это было неправильно. Это напрашивалось на неприятность. Я не должен был идти к Валентине. Я знал, что пойду.

          Проходя мимо автобусной остановки я мельком увидел девушку в белом плаще, изящно присевшую на самый край деревянной скамейки. По этому поводу я хотел что-то сказать Полкану, но не нашел слов.

          В курятнике царил относительный порядок. Я уже знал, что жизнь нуждается в жестких границах, подъем не позже восьми, душ, зубы, застелить постель, позавтракать, помыть посуду. Потом можно начинать свой день. Чем его заполнить - это другой вопрос. В смятении я опустился на стул в передней. Нужно было принять душ и переодеться. Взять бутылку хорошего вина. Что у меня еще есть, для нее? Ничего. Ничего хорошего.
     Прежде всего мне нужно было выпить.

     На кухне я достал из шкафа початую бутылку коньяка, налил себе в стакан на два пальца, выпил залпом. Мое возбуждение приобрело вполне ощутимый характер с долей дискомфорта. Мне представлялась Валентина, с большой грудью, белой кожей и широкими бедрами. Любит ли она стонать? Это от тебя зависит, в какой-то мере. Сделай так, чтобы любила. Я налил еще.
         - Мне не следует этого делать, - сказал я Полкану. - Сам посуди, она не по****ушка какая-нибудь городская. Она - магазинщица, видное лицо деревенского света. Причем, заметь, я не слышал о ней никаких сплетен. Вот ты слышал? Так-то!
          Глупости, ответил мне Полкан. Вы взрослые люди, свободные, ничем не связаные. Если между вами возникло понятное влечение...
      - Извини, ты рассуждаешь как кобель, - перебил я друга. - Ведь это будет бесчестно. Я ее не люблю.
          Серьезно? Что это у тебя за пионерские представления о взаимоотношении полов? С каких это пор у тебя такие высокие требования к сексу? Полкан поглядел на меня насмешливо.
     За окном зашуршало, зашумело и я заглянул в темноту за холодным стеклом.
     - Вон, смотри, дождь какой пошел. Куда теперь идти? В такую погоду хозяин тебя не выгонит...
      Давай, быстро. Ты обещал. Она ждет. Представляешь как ей будет обидно, если ты не придешь?
      Я допил коньяк, сунул бутылку вина в карман и быстро, почти бегом, вышел под дождь. Главное - идти быстро, чтобы не возникли сомнения, чтобы не остыла решимость. Последний раз знаешь когда был? Вот именно, лучше не спрашивать.  Заперся, как старый дед в своем курятнике. Скажи спасибо, что кто-то еще покусился на такой сомнительный подарок. Главное - быстро.

          Возле автобусной остановки я чертыхнулся, вспомнив о треклятых банках, оставленных, конечно, дома. Вернуться? Я знал, что вернувшись домой, я уже никуда не пойду.
          - Извините, - послышалось тихое. - Извините, а вы не скажете когда будет следующий автобус?
          Та самая девушка, в белом плаще, стояла у остановки. Ее волосы вымокли и повисли вдоль щек тяжелыми прядями. В остальном она была совершенна. Умело подкрашенные ресницы, блестящие губы, темно-красные, в цвет платья;  молодая, красивая, ухоженная. Растерянная и немного испуганная. Мокрая и замерзшая.
          - Следующий автобус, девушка, будет в шесть тридцать утра. -
Она смешно открыла круглый рот. - Вот, можете воспользоваться моим телефоном, вызвать такси. Деревня Вешковичи, Городейского района.
          Она в сомнении уставилась на мобильник в моей руке, вздохнула, покачала головой.
          - У меня нет денег на такси. Я оставила свою сумку в машине. - Она крепко сжала зубы и отвернулась. Сейчас она заплачет.
          - Девушка, в другое время я не отказался бы вас подвезти. Но я только что выпил пол-бутылки коньяка. И потом у меня на сегодня планы.
          - Да, конечно, - пробормотала она невнятно.
        Мимо нас по дороге проехала машина, обдав нас водопадом брызг. Кто-то заорал из открытого окна, послышался пьяный смех. Ее заметно передернуло.
     - Послушайте, у вас есть кому позвонить? Кто-нибудь сможет за вами приехать?
        Она покачала опущенной головой.
     - Ладно, - сдался я окончательно. В конце концов, мне с самого начала не хотелось идти к Валентине. Да и банки эти треклятые я забыл. - У меня нет с собой денег. Пойдемте ко мне, я живу недалеко, вон, на пригорке. Я вызову вам такси и оплачу проезд. Если сочтете нужным, вернете мне деньги по почте. Я дам вам адрес.
        Она нерешительно переступила своими деликатными ботинками, напомнив мне нервную лошадь.
       - Решайтесь, - произнес я, уже теряя терпенние. - Дома я могу показать вам документы, вы можете позвонить своей маме, или кому угодно, сообщить мои данные. Другой вариант - голосовать на дороге, но вас почти наверняка неверно поймут.
     Она поборола свой страх, перевала дыхание и пристально взглянула мне в лицо, пробежалась цепким взглядом вдоль моего подмокшего тела. Я улыбнулся про себя. Что она могла увидеть? Светлые волосы, порядком отросшие, длинное костлявое лицо, очки, - среднего роста и не первой молодости ничем не примечательная личность. Как метко выразилась моя бывшая жена: десяток таких как ты поставь у белой стены и никто не отличит где кончается стена и начинается десяток. Отличная внешность для серийного убийцы, иными словами.
     Девушка кивнула:
     - Хорошо, спасибо. Пойдемте к вам.

     Мы направились к дому. Я забавлялся трусливой радостью по поводу моего неудавшегося визита к Валентине: вот, не по своей воле, так распорядилась судьба. Идти пришлось медленно, ее каблуки не располагали к прогулкам под дождем. Она оступилась, тихо вскрикнув схватила меня за локоть, и отпустила уже у самых ворот моего двора.
      - Подождите здесь, - сказал я, набирая код замка, - Я сейчас вынесу вам мои права.
     - Нет, не надо, - отозвалась она решительно.
     - Вы уверены? Впрочем, как угодно. Прошу, - я распахнул ворота.
     Мы прошли по дорожке к дому, поднялись на крыльцо. Отпирая входную дверь, я взгянул на нее тайком. Молодая, лет, наверное, двадцати, глазастая, белая...
     Полкан встретил нас у порога и не упрекнул меня ни словом.
     - Ой, какая хорошенькая! - воскликнула девушка, присаживаясь и запуская пальцы в собачью шерсть на шее. - А как ее зовут?
    - Его зовут Полкан. Позвольте ваш плащ. Вот тапочки, если хотите переобуться. А меня - Влад.
    - Влад? - она распахнула на меня большие карие глаза, снизу вверх, очень выразительно.
    - С учетом разницы в возрасте можно Владислав Андреевич.
    - Что вы, какой возраст, - засмеялась она непринужденно, освоившись поразительно быстро. - У мужчин возраста не бывает. - Ах, как она это сказала, с задорным блеском смеющихся глаз, с милой улыбкой. Кокетство для таких девушек рефлекторно, как мурлыканье для кошки. Оно не значит ничего. - А меня зовут Илона. - Конечно, не Лена же. Хорошо хоть не Эсмеральда.
     - Очень приятно, проходите. Вот сюда, на кухню. Здесь теплее и уютнее, как-то.

     Она выглянула в окно, провела пальцами по столешнице. В домашних тапках она оказалась не слишком высокой.
    - Чай будете? - не дождавшись ответа я включил чайник. Она деликатно присела у стола. Я набрал номер вызова такси. Оператор, услышав загородный адрес, назвала срок прибытия. - Час? А поскорее нельзя? Хорошо, я понимаю. Да, спасибо. До свидания.
     Я обратился к своей гостье, уже чувствуя себя немного виноватым:
   - Приедут через час.
   - Я вас стесняю, - она заметила довольно правильно. - Если хотите, я подожду на улице.
    - Глупости какие. На улице дождь и холодно. Да, пока не забыл, вот деньги.  Должно хватить.
     - Я верну, - она кивнула мне с благодарностью.
     - Не сомневаюсь. Положите сразу в карман плаща.
     Когда она вернулась на кухню, я уже разливал чай в большие керамические кружки. Я никогда не признавал фарфоровых глупых наперстков. Чай должен быть горячим и крепким и его должно быть много. Все остальное - павлиньи хвосты.
     Она зажала кружку в ладонях и негромко спросила:
     - А коньяка больше нет? Холодно, согреться не могу.
     Со мной так нельзя. Я сразу превращаюсь в Полкана, живущего, чтобы служить и защищать, виляя при этом хвостом.
   - Илона, - предложил я спокойно и убедительно. - У нас целый час, если не больше. Пойдите примите горячий душ, там мой банный халат висит, очень теплый, можете надеть. А я пока поищу какой-нибудь еды и выпивки.
     Мне не пришлось ее уговаривать. Я показал ей где находится душ и бросился накрывать на стол.

     Ее не было довольно долго, я успел разложить по тарелкам мои скромные запасы, открыть новую бутылку коньяка (старую- то я, конечно, прикончил) и снять с нее пробу. Я заподозрил, что она, возможно, решила отсидеться в душе до появления ее такси, когда она появилась на кухне, румяная, довольная, сияющая. С утомленным вздохом села за стол, пропела с приданием: О-о, да тут целый пир!  и я ощутил где-то под ребрами сладкую дрожь полу-забытого чувства: не желания даже, а робкого благодарного восторга. Так я смотрел на Светлану на заре нашего романа: боже мой, такая женщина - со мной, чем я заслужил? Я разлил коньяк по рюмкам, тепло улыбнулся: Ваше здорвье! И ваше!  Коньяк приятно прокатился по горлу медвяным теплом.
     Моя гостья с одобрением оглядела кухню, спросила тоном вежливой светской беседы:
       - Вы живете здесь постоянно?
       - Да, мы с Полканом. Вот уже пять лет. Или шесть, Полкан?
       - И что же, ездите в город на работу?
       Я про себя улыбнулся: вот оно умение вести допрос.
       - Я не работаю. - Я поспешил перхватить инициативу: - А вы, чем вы занимаетесь?
         Она вздохнула и легкая морщина на мгновение пересекла ее безупречный лоб.
       - У меня обычный случай. Закончила университет, факультет географии. Знаете как трудно было поступить? Конкурс - пять человек на место. Ветер дальних странствий и все такое. Получила диплом, отработала год в школе учительницей географии, сбежала в ужасе. Вот... Тогда-то я и поняла, что ездят на Фиджи и на Каймановы Острова вовсе не те, кто могут показать их на карте.
     Она замолчала и я снова наполнил рюмки.
       - За ветер дальних странствий? - спросил я осторожно.
       - За него, чтоб ему пусто было!
       - Ну, а что было потом?
       - Потом нашла работу ассистентом. Секретаршей, стало быть. Сегодня я ее, похоже, потеряла.
       Я постарался ее утешить оптимистичным:
      - Хорошая секретарша важнее иного менеджера. - Я когда-то переманил к себе секретаршу одного нефтяного магната. Она говорила на четырех языках, владела компьютером не хуже меня, имела массу связей и никогда ничего не забывала.
      - Так то же хорошая, - вздохнула Илона по-детски. Ее взгляд скользнул по моему красному свитеру, остановился на надписи на груди. - А что, вы бывали в Стэнфорде?
   - Я там учился.
   - Вот как? - оживилась она. - По какой специальности?
   - Химия и биология. - Я улыбнулся в ответ на ее удивление. - Ну, да, почти ботаник, о чем вы, вероятно, догадывались.
   - Нет, что вы! - она разыграла очаровательное смущение. - И что же, с таким образованием вы не нашли работы?
     Я почувствовал себя обязанным. В конце концов, она была со мной откровенна. Почему бы мне не последовать ее примеру? Вот-вот за ней приедет такси и я никогда не увижу ее. Что мне терять, чего мне бояться?
    - Я сделал лучше. Вернувшись, я открыл свою компанию.
    - В самом деле? Как здорово! - обрадовалась она.
    - Ну нет, не совсем так. Видите ли, еще в университете я познакомился с двумя земляками. Один из них учился в школе бизнеса, другой специализировался на финансах. Мы сблизились, трое своих, в чужой стране, есть с кем поговорить о футболе, о пионерских лагерях и прочих ностальгических моментах. Потом мне повезло наткнуться на хорошую тему и добиться в ней определенных успехов, подать на патенты. Мои друзья предложили создать общий бизнес, с нами тремя как равноправными партнерами. По возвращении мы так и сделали, организовали компанию, небольшую, но прибыльную. Четыре года работали, как мне казалось, душа в душу. Я не лез в бизнес, они не вмешивались в технологию. Но вот однажды они предложили начать проект, который мне показался, скажем так, слишком рискованным. Я отказался. Они, вроде бы, приняли мое решение. Но вскоре заявили о необходимости дополнительных инвестиций, в размере полу-миллиона. У меня таких денег не было, но я даже в течении какого-то времени думал. Прикидывал за сколько я могу продать этот курятник, где и под какой процент можно занять... Думал, пока не понял, что мои партнеры намеренно запросили сумму, мне недоступную. Если бы я нашел пол-миллиона, сумма необходимого взноса возросла бы вдвое. В результате я вышел из фирмы, получив причитавшуюся мне долю нашего общего бизнеса, и избавив бывших товарищей от своей черезмерно консервативной позиции. - Я заключил рассказ трагическим:  - Вот так я оказался безработным!

     Илона сочувственно покивала и я немного отвлекся, вспоминая разрыв с партнерами. Это было трудное время, но каким теплом и пониманием окружила меня жена! Сколько раз было сказано, что чистая совесть дороже денег! Какие дифирамбы пелись спокойному сну по ночам! Сколько яда выливалось на головы бездарных личностей, сколотивших состояние на моем таланте! С каким желанием строились планы нашей дальнейшей жизни, не занятой работой! Мы поехали в путешествие, провели всю зиму у берега теплого моря, а потом жена поняла, что милионера из меня не получится и все покатилсь к чертовой матери. Она сочла себя обманутой и под конец возненавидела меня всерьез. Если бы только мне удалось ответить ей взаимностью! Развод стал облегчением для нас обоих. Мне достался курятник, ей - определенная сумма денег, и как интеллигентные люди мы расстались без скандала. Теперь она живет с одним из моих бывших партнеров. Поговаривают о свадьбе. Меня это не должно касаться, но до Полкановой снисходительной мудрости мне еще далеко. Мне вдруг захотелось, чтобы Светлана нагрянула прямо сейчас и застала на кухне эту юную красавицу в моем банном халате!

          Илона прервала молчание:
        - И что же вы делаете сейчас?
        - Пишу роман. - ляпнул я неожиданно. - Действие происходит в крепости Динас, во времена Романо-британской цивилизации.
      - А можно мне почитать? - ахнула моя гостья и я ответил ей твердым: - Нет. Нет, он еще не закончен.
       Честно говоря, он не будет закончен никогда и никто кроме Полкана его не прочитает.

    - Может быть снова позвонить, - нерешительно предложила Илона. - уже полтора часа прошло.
     Я набрал номер. После короткого разговора обратился к своей собеседнице:
     - Они говорят еще минимум час. У них нет свободных машин.
     Я ожидал насмешливо прищуренных глаз, резких слов, поджатых губ, всей демонстрации презрения, на которое не скупилась Светлана в случаях моей неспособности справиться с такими досадными бытовыми мелочами, но моя гостья лишь покорно вздохнула:
    -  Ну, час так час. Не на улице же сидим.
    -  Давайте еще выпьем. За все хорошее. За знакомство.
    -  Да, спасибо.

     Она подняла рюмку и ворот ее, а вернее моего халата немного оттопырился, обнажив плавную выпуклость, многообещающее предгорье ее заоблачных вершин. Нужно было срочно оторвать взгляд от ее матово-розовой кожи и я сказал первое попавшееся:
        - Вы еще так молоды, Илона. Вам совсем не поздно снова пойти учиться, приобрести другую специальность. Вот например что вам хочется делать для себя, не за деньги?
        Она мечтательно улыбнулась.
       - Знаете, я очень люблю рисовать. Поэтому и на геофак пошла, чтобы ходить в экспедиции и делать зарисовки - фантазии времен Британской Империи. Теперь самой смешно.
      - Нет, отчего же, - проговорил я ободряюще, про себя соглашаясь с наивностью ее представлений о несбывшейся профессии. - Я даже читал об этом где-то...
     Она ответила мне улыбкой, немного грустной и понимающей.
    - А еще я люблю интерьеры! - она оглядела мою симпатичную кухню с одобрением. - Вот, например, у вас все очень стильно и в то же время практично. Видите, темные дубовые балки под потолком, светильники с чугунными решетками, стол вот тоже темного дерева, некрашенный, даже сантехника подходящая.
   - Вот видите, - обрадовался я. - можете работать дизайнером интерьеров. Люди платят за это приличные деньги.
    - Вы тоже платили? Видна работа профессионала.   
     Почему бы нет? Моя откровенность ничего не будет мне стоить...
    - Нет, этим занималась моя бывшая жена. У нее был превосходный вкус. По крайней мере ей самой так казалось.
    - Бывшая? - переспросила Илона и тут же добавила, спохватившись: - Извините, меня это не касается. Вам, наверное, неприятно это обсуждать.
  - Нет, отчего же? - заявил я небрежно. - Мне все равно. К тому же прошло уже больше трех лет.
     Я встретился взглядом с Полканом, растянувшимся на полу у плиты. Довольный собой, я подмигнул другу: ты слышал как я это сказал? Очень хорошо получилось. Полкан шумно вздохнул.
    - А сколько вы прожили вместе?
    - Почти пять лет. Но мы с самого начала не слишком друг другу подходили. Светлана была очень эффектной женщиной, яркой, броской. В ее жизни все должно было поражать, кричать, зашкаливать. Я же - прямая противоположенность. Чем проще, тем лучше. Не все то золото, что блестит. Умерянность и аккуратность. И прочая мудрость в том же духе. Она ошиблась во мне, в какой-то степени. Впрочем, мы остались друзьями.

      Илона подавила зевок. Я взглянул на часы.
    - Послушайте, а оставайтесь у меня ночевать? - я предложил ей просто. - У меня есть гостевая спальня, можете запереть дверь изнутри. А утром я вас отвезу, как просплюсь. Уверяю вас, я совершенно безопасен.
     Она вздохнула и в сомнении поджала губы.
     - А давайте позвоним еще раз? Может такси уже в пути.
     Я набрал номер и протянул ей телефон. Пусть она знает, что я не пытаюсь заманить ее обманом. После короткого разговора она обратилась ко мне растерянно:
    - Они сказали - через час...
    Не выдержав, я заржал, зашелся безудержным коньячным смехом. Она взглянула на меня с опаской, прыснула в ладошку, рассемялась, расхохоталась звонко. Полкан глядел на нас с изумлением, а мы смеялись до слез, стонали и всхлипывали, будто не было ничего смешнее, чем предложение ждать такси в течении часа.
   Наконец, отсмеявшись и вытерев слезы, она вздохнула:
   - Боюсь, что я вынуждена воспользоваться вашим гостеприимством. Автобус в шесть тридцать приедет раньше, чем это обещанное такси.

        Она вызвалась убрать со стола пока я стелил ей постель, изо всех стараясь обуздать свое воображение. Тщетно, я ясно видел ее растянувшейся на простыне, ее белую кожу, россыпь русых волос на подушке... С учетом выпитого коньяка, мне предстояла трудная ночь. Я положил на ее подушку мою новую, еще с этикеткой, майку с забавной картинкой ежика в тумане. Я купил ее из-за этой картинки, и из-за нее же никогда не рискнул ее надеть.
        Позже, лежа в своей постели, я представлял, как она снимает халат, как свет фонаря в окне ложится на ее кожу, как она поднимает руки, натягивая мою майку, как идет волнами пьяный ежик на ее груди...
          
          Мне снилась Светлана. Мне всегда снилась только она. Будто она приходит ко мне ночью и открывает дверь своим ключом и тихонько забирается ко мне в кровать. Она любила кусать меня за мочку уха, иногда довольно ощутимо, и я хрипел от боли и желания и ее прикосновения сводили меня с ума. Горячими и мягкими ладонями она гладила мою шею, грудь, живот, опасно приближаясь к нему и снова удаляясь, зажав мое ухо между зубами, дыша шумно и жарко, и полу-безумный от желания, я хватал ее ладонь и прижимал ее туда...
        Нет, я не спал, это происходило наяву. Она лежала за моей спиной и я чувствовал ее мягкие пальцы, крепко и нежно обхватившие его ствол. Я перевернулся на спину, оборачиваясь к ней, пытаясь освободиться, но она ловко скользнула мне на грудь и крепко сжала мои бедра коленями, по-кошачьи выгнув спину. Ей не нужно было стесняться. В тусклом свете уличного фонаря, она была прекрасна. Я положил руки ей на бедра, останавливая, удерживая ее на немыслимо близком расстоянии.
        - Илона, не нужно, - я прохрипел, не в силах пошевелиться. - Ты ничего мне не должна.
       Она тихо ахнула:
      - Ты думаешь я расплачиваюсь с тобой?
      Я молча кивнул. Пожалуйста, скажи что я не прав. Скажи, что мне можно прямо сейчас... Я чувствовал пушистое прикосновение ее волос там, где, казалось, с меня сняли кожу.
      Она тихо рассмеялась:
     - Глупый... Милый....

     Она наклонилась к моему лицу и мягко взяла мои губы своими. Ее ладони уперлись в подушку и волосы упали как шелковые шторы, скрывая мир. Она двинула бедрами, округлым, пластичным движением, поместив себя точно так, точно там, и мне не оставалось ничего иного, как только прижать ее к себе, войти в ее мягкое, нежное, влажное... Она резко втянула в себя воздух, выдохнула прерывисто и, раздвинув колени, села на меня еще глубже, еще теснее... Легкий танец молодого сильного тела, жаркий танец обнаженного желания, мои руки на ее бедрах подхватывали ее и притягивали, и мир исчезал, тонул в упругих волнах дрожавшего в животе восторга... Я понял, что долго не выдержу, ни единой минуты, ни одного движения, и крепко, до крови прикусил губу, но поздно, тщетно, - я взорвался со стоном, все же успев почувствовать резкую судорогу ее тела под моими ладонями. С коротким криком она упала мне на грудь и ее ладони на подушке сжались в кулаки.

    Мы долго лежали, недвижимые. Жизнь медленно возвращалась ко мне, теплом ее дыхания на щеке, шумом дождя за окном, дрожью какой-то ее мелкой мышцы под моей ладонью. Наши тела оказались в совершенной, полной гармонии; лицом к лицу, щекой к щеке, ее ладони на моих плечах, ее бедра между моими. Она подняла голову и заглянула мне в лицо. Я улыбнулся ей, по-немногy приходя в себя. Мимоходом, я отметил отсутствие какого-то ни было дискомфорта, физического или душевного. Она коснулась моих губ легким поцелуем и мягко взяла мое лицо в свои ладони.
   -  Смотри, - прошептала она с улыбкой в голосе, - Мы одного роста.
Она прижалась ко мне лоб в лоб, нос к носу. Я усмехнулся:
   - Это пока мы лежим. Стоя я выше тебя на метр.
   - Хвастун, - засмеялась она тихо и запустила пальцы в мои волосы, приятно провела ногтями по скальпу. - У тебя такие мягкие волосы... И такие густые...
   - Пора стричься.
   - Нет, не нужно. Мне нравится так.
  Тонким пальцем она прочертила дугу моей брови. - У тебя такие красивые глаза... Темные... Синие...
   - Не ври, - пробормотал я, не скрывая идиотской улыбки. - Никто и никогда не называл меня красивым.
  - Так ведь и я не называю! - поспешила оправдаться она и мы засмеялись вместе. - Ты не красивый. Ты лучше. Ты - теплый. - Прикосновение ее губ к кончику моего носа. - Ты - хороший. - влажный поцелуй в левый глаз.
   - Спасибо, милая, - только и смог промолвить. - Спасибо тебе...
    
        Моя ладонь скатилась с ее крутой ягодицы, скользнула вниз, пальцы коснулись пушистых легких волос, раздвинули мягкие влажные складки... Она потянулась с тихим вздохом и сдвинулась вниз, медленно надевая, насаживая себя на мои пальцы. Я осторожно перевернул ее на спину. Мне больше некуда было спешить. Я мог целовать ее до утра.
        Нежные жадные жаркие губы, острый язык, сладкий вкус желания... Я прижался губами к ее шее и почувствовал дрожь ее беззвучного стона. Когда я прикусил мочку ее уха она слегка отшатнулась, вздрогнув - так, это не нравится, хорошо, милая, не надо. Я ведь только узнаю тебя. Я ведь только пробую тебя на вкус. У тебя такая гладкая кожа, атласная, бархатная. У тебя такая нежная грудь, сочная лесная ягода, и мягкая, и упругая... "Вла-а-ад..." - тихо простонала она и не было на свете лучшей музыки, чем мое имя, сказанное так, сказанное тогда. Потянувшись, она крепко обхватила мои ягодицы и я приблизился, и замер в едва ощутимом прикосновении, на пороге сладкого, жаркого, тесного плена. Она коротко ахнула и ее ногти впились в мою кожу и я позволил ей взять меня в свое плотное скользкое объятие. Зараженный ее нетерпением я подчинился ее ритму, ее маленьким крепким рукам, движениям ее бедер; все быстрее, все жарче, все труднее дышать, все гуще перед глазами тугая пелена, и немеют бедра, и вот уже сладкая дрожь проходит по ее животу и, задыхаясь, она запрокидывает голову и я ловлю губами ее изогнутую шею и падаю, взлетаю, нет, падаю...
   
        Она заснула в моих руках, повернувшись ко мне спиной. Изнеможденный предельным, почти болезненным наслаждением, я медленно погружался в пустоту и легкость, в запах ее волос, в тепло ее кожи, в темноту осенней ночи. В полу-сне я взглянул на светящийся циферблат будильника: 4:12, еще полно времени, наша ночь еще не кончилась. Я впадал в странное блаженное состояние тепла и покоя, так прочно забытое, что я даже не сразу узнал его, а узнав, поразился, - я чувствовал себя счастливым. Подленькая циничная часть моей натуры попыталась возмутиться: посмотрите на этого утонченного интеллектуала, оказывается все, что ему нужно для полного счастья это молоденькая девочка с круглой попкой, которая согласилась распить с ним бутылку и лечь с ним в постель! И что же? -не обиделся я. Прошлым вечером я был кому-то нужен, этой ночью я был кому-то мил, чего еще желать? Мне хорошо. Ее сердце мерно билось в моей ладони, теплое дыхание приятно щекотало руку. Мои пальцы сами собой нашли ее удивительно маленький нежный чуть припухший сосок, который так приятно было трогать, разглаживать, несильно сжимать... Тонкие ребра под гладкой кожей, мягкий живот, шелковые короткие завитки и под ними - маленькая упругая горошинка... Очень осторожно, едва касаясь, я стал ласкать ее и любить, и пробуждать к жизни нежными поцелуями бережных чутких пальцев... Во сне она глубоко и протяжно вздохнула и выгнула спину и поджала колени и то, что произошло с нами дальше не было ни победой, ни милость. Никто никому ничего не дал и никто никем не овладел, просто наши тела слились воедино, так легко и естественно и радостно, как волна накатывается на песок, как подсолнух поворачивается к свету, как с листа скатывается роса. И стало невозможным отличить явь ото сна и мечту от любви, и по тонкой грани между былью и небылью нас вела осторожная и взрослая нежность.

     Ослепительный осенний день заглянул в окно и прогнал сон. Внезапно, почти физическим ударом, обрушились воспоминания: Илона, поздний ужин, безумная ночь... Я удержал себя в постели: спокойно, спешить некуда, бежать незачем. Сладко потянулся, наслаждаясь стоном натруженных мышц и приятной легкостью в животе, бросил взгляд на часы, почти десять, уже поздно. Она уехала первым же автобусом, ты дал ей деньги, помнишь? Все хорошо. Обычный день. Позавтракаешь, возьмешь Полкана... Но звякнула внизу, на кухне, чашка и прошелестели мягкие шаги и тихий голос пропел что-то с улыбкой, и я вскочил с постели, пораженный внезапной острой радостью. Душ, бриться, зубы, одеться, быстрее, быстрее! А вдруг она уйдет пока я тут плещусь!
        Я сбежал по лестнице, находу застегивая джинсы, и увидел ее накрывающей стол к завтраку. Она надела свое красное платье и стянула волосы в хвост.
      
      - Доброе утро! - Я взглянул в ее спокойное вежливое лицо и наткнулся на стену. Эта стена не была ни холодной, ни высокой. Она просто была.
      - Доброе утро, Влад, - ответила Илона приветливо.- Я сварила кофе. Как тебе подать?
      - Черный, пожалуйста, без сахара.
      Я смешал Полкановой еды, поставил в кормушку, почесал его рыжий с проседью загривок, вернулся к столу. Она поставила передо мной чашку.
     - Спасибо.
     - Знаешь, я подумала, что не стоит тебя беспокоить. Автобусы уже ходят.
     - Мне нужно в город все равно, - соврал я легко. - Коньяк кончился. Холодильник пустой.
      Бутерброды с сыром и с ветчиной, красиво выложенные на тарелке, напомнили мне о вчерашнем лакомстве.
      - Кстати, кое-что у меня все же осталось.
      Я положил творог в две хрустальные мороженицы, облил сметаной, подал с хитрым: - Угощайся.
     Она попробовала и отозвалась церемонной похвалой:
      - Потрясающе! Где тебе удалось раздобыть такой деликатес?
      - Одна очень милая женщина в нашей деревне делает творог на продажу. И сметану.
     Илона вежливо кивнула. Молча, мы закончили завтрак.
     - Ну что, пойдем? - я спросил, вставая из-за стола.
     - Давай я помою посуду, - предложила она нерешительно.
     - Не нужно, - мне вдруг захотелось, чтобы все поскорее закончилось. Захотелось отвезти ее и забыть, чтобы вернуться к своей нормальной привычной жизни. Я подал ей плащ, старательно избегая ненужного контакта. Мы вышли на крыльцо. Полкан увязался за нами и я обратился к нему:
    - Придется тебе порезвиться во дворе пока я не вернусь. А вечером в лес пойдем гулять, может и грибов найдем, пожарим на ужин с картошкой. А я тебе из города костей привезу, хочешь?
     Я чувствовал на себе ее взгляд. Какая мне разница сочтет ли она меня сумасшедшим?
     Я вывел из гаража машину, она ловко впорхнула на переднее сидение, не дав мне возможности открыть ей дверь. Выехали на шоссе, оставили позади деревню и автобусную остановку и "Супермаркет" с открытой дверью. День выдался ярким и чистым, с золотом пробегавших мимо берез, с нестерпимой небесной синевой.
    - Будь добра, там, в бардачке, очки. Да, эти. Спасибо.
     Мы въехали в город, в утреннюю суету многоэтажек.
     - И вправду, совсем близко,- заметила она. - Сколько, минут двадцать?
    - Да, до окраины. А потом уже от городских пробок зависит. Кстати, я не спросил, куда тебя везти?
    После короткой паузы она назвала адрес, откликнувшийся во мне несправедливой досадой. Она направлялась в район, называемый в народе Потемкинской деревней, обнесенный забором остров роскошных особняков в городской черте.
    Очень скоро я затормозил у закрытых раздвижных ворот с камерами и важным охранником. Она обернулась ко мне с улыбкой:
   - Ну что, будем прощаться?
   - Будем, - ответил я так же спокойно. - Всего тебе доброго, Илона. Не поминай лихом.
   - Большое тебе спасибо, Влад. Не знаю что бы я делала без тебя. Не каждый так, среди ночи, впустит в дом незнакомку...
     -  Да, я - героическая личность! - перебил я, смеясь. Вышел из машины, открыл ей дверцу, она ступила на асфальт красивым кошачьим движением, грациозно распрямляясь, поворачиваясь ко мне. Глаза в глаза, мы снова стали одного роста.
    - Но ты все-таки будь осторожнее, хорошо? - попросил я тихо. - А то вместо ботаника попадется тебе в следующий раз какой-нибудь Чикатилло.
    - Спасибо, - ответила она серьезно.
    - Счастливо, - отозвался я. - Иди.
     Она послушно подошла к воротам, вступила в тихий разговор с мордатым охранником. Не буду стоять тут как брошенный щенок и глядеть ей вслед, решил я, поворачивая машину прочь, но все же не удержался, глянул в зеркало заднего вида, и увидел ее легко шагающей по тротуару, мимо цветников современных вельмож, по ту сторону ворот. Ее немыслимые каблуки уверенно впивались в асфальт и длинный хвост на спине мерно колебался, влево-вправо, точным, гипнотизирующим движением.

    Я сделал покупки, набил багажник едой и выпивкой. Зашел в салон, постригся покороче. Подавил в себе желание съездить посмотреть на дом, где мы со Светланой жили до курятника. Вкусно пообедал в уютном ресторане. На скамейке в сквере у Оперного Театра съел шоколадное мороженое в вафельном стаканчике. Обилие детей, мамаш и праздношатающейся публики в сквере напомнило о выходных, конечно, я давно потерял счет таким вещам. Для меня все дни одинаковы. Но этот, с синевой в осенней позолоте, с прохладным ветром и с запахом костра, все же был особенным. Все же это был приятный день.

    Я вернулся в деревню, как и обещал взял Полкана в лес, радуясь поводу сбежать от шума и суеты вечного строительства. В лесу мы бродили до темноты, но грибов отыскать не удалось, не хватало тихой отрешенности, необходимой для этого занятия, все мелькал перед глазами длинный русый хвост, да, закрываясь, холодно поскрипывали ворота Потемкинской деревни. Только вернувшись домой я понял как выбился из сил после бессоной ночи, после скитания по городу, да по лесу. Ни о каком ужине и думать не хотелось, поэтому мы с Полканом поделили палку колбасы и бутылку коньяка, причем ел, в основном, он, а пил исключительно я. Пил и говорил. Удивительная разговорчивость напала на меня в тот вечер. Полкан вел себя странно, подбегал, поскуливая, к двери, клал голову мне на колени и всячески демонстрировал свою поддержку. Я не поддавался на его упадническое настроение и был безжалостно правдив:
    - А что ты думал, Полкан? Что она сейчас сядет у телевизора вязать тебе носки? Забудь! Вот, залетела к тебе в курятник певчая птичка с яркими перышками, посидела, поклевала, переждала дождик, да и упорхнула себе. И все правильно, все хорошо. Так и должно быть, в жизни, старик, а не в Диснеевских мультиках.
     Мой друг моргнул своими удивительными золотыми глазами и я открыл ему тайну:
     - Ты понимаешь, Полкаша, мечту нельзя хватать за хвост и сажать в клетку, как какого-нибудь драного попугая. Она от этого чахнет и вырождается черт-те во что. У нас уже так было однажды, помнишь? Верные друзья, прекрасная работа, любимая жена. Помнишь ведь? И незачем злиться на нее, и обижаться не нужно. Она ничего мне не обещала и в любви не признавалась. Она назвала меня теплым и хорошим. Как свитер, например, или тот же банный халат. Теплый, хороший банный халат. Полезная вещь.
     Полкан жалобно заскулил и я на него обиделся.
     - Какого черта, Полкан! Что тебе еще надо? Крыша над головой есть? - я указал пальцем на дубовую балку, одобренную моей ночной гостьей. - Есть! Деньги есть, какие-никакие? Есть! Ройялти за патенты идут? Идут, родимые! Ну так какого хрена этот скулеж? Радоваться надо! У других и этого нет. А одиночество, старик, это так... Каждый человек одинок, просто некоторые слишком заняты, чтобы это понять. Но это тоже поправимо. Я могу, например, читать лекции в институте. Еще могу переводить, с русского на английский, с английского на русский, туда-сюда... Могу, конечно и не переводить, вот какая проблема...

    Полкан слушал меня внимательно, но без особого доверия. Он знал, что скоро хлынут на наш курятник холодные дожди, а вслед за дождями придет зима и может так случится, что снег заметет наши ворота и они простоят закрытыми много-много дней, пока последний деревенский тракторист не расчистит их в смутной надежде на опохмел. Для того, чтобы делать дело, нужно собраться, а чтобы собраться, нужно дело, и в черную дыру этого замкнутого круга летят, летят пустые дни и сливаются в пустые годы...

    Следующим утром мне стало по-настоящему стыдно. Перед Полканом, но и перед собой тоже. В последние два дня я позволил своей жизни развалиться на куски. Пришла пора собрать их снова, вставить в рамки привычной рутины. Я начал с ликвидации последствий двухдневного запоя, с мытья посуды, с хорошего завтрака для нас обоих. Я содрал со своей постели мятое белье со следами события, которому я все еще не решался подобрать имя. Попутно я зашел во вторую спальню. Ее кровать была аккуратно застелена, белье сложено на покрывале ровной стопкой. Моя майка с ежиком лежала отдельно, все еще с этикеткой, очевидно ненадеванная. Правильно, зачем ей всякие дешевые смешные ежики? Я оторвал этикетку и натянул майку на себя. Пусть смеются, мне какое дело! Э, нет, дружок, чтобы над тобою посмеялись, тебя сначала должны заметить. Это тебе, как мы уже говорили, не грозит. По нашему мнению, ты можешь ходить по деревне голым, никто и слова не скажет.

    Прихватив вымытые банки, мы направились в "Супермаркет". Такой был сегодня день, раздать все долги. Там было довольно многолюдно и мне пришлось подождать, рассматривая простые продукты, читая газету, глядя в окно, чтобы остаться с Валентиной наедине.
    - Вот, принес твои банки. Извини, что раньше не получилось.
   Она ответила мне грустной улыбкой. На ней была все та же розовая блузка.
    - Ничего. Я как увидела дождь, так и поняла, что не придешь.
    Да, правильно. Пусть думает, что виноват дождь.
    - В следующий раз приду неприменно.
    - Ладно. Творог-то понравился?
    - Еще и как. Видишь как банку вылизал, и мыть не надо.
    Мы посмеялись с некоторой неловкостью, но, на мою радость, вошла в магазин компания строителей, и я ловко улизнул.
   
        Холодный ветер пригладил мои коротко стриженные волосы, забрался за шиворот, хлестнул по щеке. Я шел домой, а утомленный прогулкой старый пес с поддельным интересом исследовал придорожные сорняки. Каменьщики трудились над стенами ветеранского замка и где-то надсадно звенела пила и лаяла ей в ответ собака. Я шел домой, где ждал меня чугунный петушок и дубовые балки и недописанный роман. Там выдающиеся, сильные, красивые люди воевали за жизнь и свободу, и теряли друзей, и хоронили возлюбленных. Там происходили исторические события, там жизнь била через край, хмельным искристым вином. И я был мастером этого мира и вершителем его судеб. Все правильно. Если в чужом мире мне не нашлось места, я могу создать свой собственный и быть там воином или магом, королем или драконом.

       Мелкий дождь застал нас у ворот. Механически набрав код, я натянул капюшон и достал из кармана ключи, и зашагал по тропинке к дому, уставившись на темные крупинки влаги на камнях. Полкан с лаем бросился вперед и я остановился, удивленный его неожиданной щенячьей прытью.

         Она стояла на крыльце. В простых джинсах, в куртке и кроссовках, она изменилась до неузнаваемости.
          - Я запомнила твой код от ворот.
         Нет, самая большая перемена произошла с ее лицом. Она больше не напоминала дорогую и ухоженную игрушку, яркую певчую птичку. Очень юная и милая, грустная и немного испуганная, она походила на Васнецовскую Аленушку.
          - Прости, мне не следовало входить.  Я хотела подождать у ворот.
 Но люди мимо ходили, смотрели.
         Я не понимал ее слов. Чего она боялась? Не меня же. Что-то странное происходило со мной, земля ощутимо плыла под моими ногами я не мог пошевелиться и не мог отвести от нее глаз.
         Полкан встал на задние лапы и положил передние ей на колени. Она склонилась к нему с ласковым:
          - Полканчик, хороший. Рыжик ты мой, пушистик... Маленький...
          Я уставился на ее русую макушку с ровным белым пробором и внезапно задохнулся от острой, обжигающей жалости - к Валентине в ее тесной розовой блузке, к себе вчерашнему, ко всем прочим, к кому этим удивительным утром не пришла их невозможная мечта.

      Она подхватила с пола большую спортивную сумку, легко сбежала по ступенькам крыльца, бросилась к воротам, и я едва успел поймать ее, грубовато схватив за локоть. Она подняла ко мне лицо и я увидел прозрачную блестящую слезу, собравшуюся в угу ее глаза, покатившуюся по бледной щеке... Как это им удается? Я услышал свой собственный голос:
      - Я буду звать тебя Аленушкой.
      Она уткнулась лбом в мое плечо и проговорила невнятно:
      - Ты можешь звать меня как хочешь.

       Одной рукой, не занятой ключами, я обнял ее за плечи. Ее рука крепко схватилась за куртку у меня на спине.

       Мы замерли в неловком одноруком объятии, на пороге нашего дома.

       На пороге первого дня нашей оставшейся жизни.