В консерваторию я пришёл раньше назначенного времени и потому репетиционный класс ещё был пуст; раскрыл футляр и быстро собрал фагот; пробежался онемевшими от осеннего холода пальцами по скользким никелированным клапанам фагота, вдохнул в себя воздух, прищемил трость губами и заиграл, - мелодия хрипло и неохотно вырвалась из озябшего инструмента, от резкого внезапного напряжения застучало в висках.
В класс вошёл Антон Андреевич, снял пальто и, довольно потирая руки, уселся на стул.
- Наташа сегодня задержится. Она звонила. У неё больной ребёнок. Ну ничего, мы пока без неё. Ита-ак, что сегодня у нас?
- Концерт Баха, - сдержанно сказал я, так как был раздосадован тем, что Наталья Петровна – мой концертмейстер – не придёт сегодня вовремя; по разным причинам она всегда опаздывала, а если и приходила, то, как правило, к концу репетиций и аккомпанировала как попало, не доучив, играла партию с листа, неряшливо и вызывающе громко.
Концерт Иоганна Кристиана Баха – до-минорное переложение альтового концерта для фагота и фортепиано – я любил, но он надоел мне ещё год назад, за время подготовки его к всероссийскому конкурсу. Сейчас же, с лёгкой руки Антона Андреевича, я опять готовил этот концерт, но уже к весеннему выпускному госэкзамену.
Я заиграл начало концерта и, удобно развалившийся на мягком дерматиновом стуле, Антон Андреевич закивал головой, отмечая кивками такты звучащего концерта.
Я увлёкся звучанием Баховской темы – её ностальгический гибкий мелос! – закрыл глаза и открыл их лишь к концу третьей заключительной части концерта, - неожиданным антимелодическим сюрпризом в бешено-виртуозное Molto piu vivo финала вплелись чужеродные немузыкальные звуки – а именно – громкие – почти fortissimo! – бесстыдные откровенные педагогические всхрапы.
Антон Андреевич безнадёжно спал. Он сидел на стуле в неудобной танцующей позе.
В класс неслышно вошла молодая маленькая женщина.
- А-а, Наташенька!.. – хлопоча заспанным лицом, Антон Андреевич вскочил со стула, услужливо, привычно-ловко снял с неё пальто. – Ну, дорогой, - он радостно вздохнул, - сейчас давай-ка соберись – и весь концерт. Помни – это Бах. Не нервничай. Дыхание бери ровно и, пожалуйста, не увлекайся, слушай Наташу, она всё понимает и, если что, поможет.
Наталья Петровна – на моё удивление! – весьма удачно сыграла концертное вступление, я же вступил через несколько тактов, - сыграл восходяще-нисходящий хроматический пассаж и резко сбросил воздух, - фагот неприятно – не по-Баховски! – взвизгнул и выдал – на прощанье – вереницу неприличных хриплых звуков.
- Эт-то что ещё такое? – Антон Андреевич привстал со стула.
Наталья Петровна покорно сложила руки на клавиатуру рояля.
- Что ещё за фокусы?.. И начал прилично…Вот что, дорогой, давай-ка соберись и весь концертик, от и до…
- Странный вы человек, Антон Андреевич, - сказал я, - ей-богу, странный.
- Да?.. - Антон Андреевич посмотрел на Наталью Петровну, - уткнувшись с головой в рояль, та, словно мышь, шуршала нотными листками. – И в чём же моя, так сказать, странность?
- Да хотя бы в том, что вы со всеми ладите.
- Спасибо за оказанную честь. Но я не понимаю, что стоит за твоими словами – праздное любопытство или… - Антон Андреевич вежливо улыбнулся, - или желание поскандалить?
- Возможно, то и другое, - ответил я.
- Вот как!..
Антон Андреевич закурил и стал ходить по классу.
Я прислонил фагот к стене и присел на стул.
- Мне неинтересно быть музыкантом. Сначала музыка дала мне счастье, но что такое музыка вообще?..
- Ты меня, старика, извини, но мне кажется, что ты не совсем своевременно затеял весь этот разговор. Самая главная цель для тебя в данный момент – с хорошими результатами закончить консерваторию.
- Антон Андреевич прав, - бесцветным голосом сказала Наталья Петровна, - всё это мы могли бы обговорить в другой раз и в другом месте.
- Почему вы, Наталья Петровна, прятались с Маратом-аспирантом от меня?.. Год назад, во время подготовки к всероссийскому конкурсу, вы с Маратом-аспирантом бегали от меня, скрывались в каких-то таинственных классах, я же, по-вашему, был обречён…
Я встал со стула и подошёл к роялю.
- Вы же не играли на рояле, а бренчали…Вот всё время учите меня: где, как и что играть…
Поджав тонкие бескровные губы, Наталья Петровна бесстрастно смотрела перед собой и механически перебирала худыми бледными пальцами растрёпанные ноты.
- Я понимаю, вас раздражало то, что вы должны были размениваться ещё и на меня. Думайте, что хотите, но во мне живёт большой музыкант. Я занимался по ночам, пугал соседей, устроился на стройку сторожем и занимался там. А вы считали, что для меня достаточно простого вашего музицирования.
- Да как ты смеешь, паршивая ты лиса! – хрипло сказал Антон Андреевич. – Сам облажался на первом же туре, а туда же, в правдоискатели, в ученики Христа полез!
- Да нет, почему же. Он всё правильно говорит, - сказала Наталья Петровна.
- Но ведь всё это – внешнее, примитивное, всё… - я собрал фагот и уложил его в футляр. – До смешного убого и просто… Изловчившись, можно легко научиться имитировать своё отношение к музыке.
- Чего же ты, в конце концов, хочешь? – выдохнул Антон Андреевич.
- Возможно славы, - я пожал плечами, - пока ещё не знаю…Из вашего класса не вышел ни один лауреат… И даже ваш любимчик Марат… Тусуется в Москве… И про Казань свою забыл.
- Давай, давай, обличай, паршивая ты лиса! – Антон Андреевич вытер взмокшую лысину носовым платком. – Накиксовал на конкурсе, мерзавец! Турусы тут разводит! Я заслуженный музыкант – каков подлец! – Я сорок лет отдал фаготу, играл в лучших оркестрах страны! Ты спроси у старых музыкантов, какой я был фаготист!..
- Да что вы всё заладили, Антон Андреевич, паршивая да паршивая! – я был уязвлён. – Вы губите людей!.. Вы Юру Клёцкина в консерваторию взяли, а он фальшивит!.. Конечно, вы его пожалели…
- Я и тебя пожалел, мерзавец, с-сукин сын!.. – Антон Андреевич закурил и присел на стул. – Я тебе приказываю не трогать Юру! Он – детдомовец, сирота с рождения. Ну, негодяй, если ты ещё что-нибудь такое скажешь…Ты знаешь, Наташенька, я, видимо, пойду.
Антон Андреевич потушил сигарету, надел пальто, за ним захлопнулась дверь, со стены просыпалась штукатурка
- Ты беспардонно поступил с Антоном Андреевичем.
Наталья Петровна закрыла рояль, сложила ноты и убрала их в портфель.
- Объясни, зачем ты это сделал?.. Ты вот к Педерсену в класс просился, у него-то в классе все лауреаты. Это называется – идти на запах. Через неделю Педерсен выгнал тебя за профнепригодность и ты блудным сыном вернулся к Антону. Каково!
- Да это было-то на первом курсе, - я не сдавался.
- Это ничего не меняет, - твёрдо сказала Наталья Петровна.
- Но он калечит людей! Вы что, не видите?.. И дело здесь не только в темпо-ритме, поймите!..
- Извини, я должна идти. Время репетиции закончилось.
Наталья Петровна надела пальто и вышла из класса.