Одна кровать на двоих

 
1.

   Всякие мысли приходят, в основном пустые.
   Вот, к примеру: почему я не купил ей очки?
- Да когда же ты мне купишь очки?!- кричала она.- Всё время я должна сидеть в первых рядах на лекциях, чтобы слайды видеть!
Мы мучились вместе в университете.
- Да кто ты такой, что подруге очки купить не в состоянии!
- Да в том то и дело, что этого я до сих пор не понял; а слайдов вообще не видно?
- Да уж скоро и вообще!
- Тогда попробуй запоминать чутьём, главные детали….
   Теперь она профессор, состоятельный человек, жена крупного специалиста, мать, живёт в Европе. Я наоборот. Очки, такая мелочь, но почему же я не купил их для неё? Может они казались мне лишними на Эльвире, с её крупным восточным лицом,- не знаю. И почему она сама не их купила? Пытаюсь понять….


 2.

   Иногда дело делаешь или в безделье, - вдруг приходят воспоминания.
   Отправляясь с моей спутницей жизни в археологическую экспедицию, я имел самые серьёзные виды на семейную жизнь. Я уже работал в хакасской экспедиции несколько сезонов, но сейчас не заладилось – начальник решила быть со мной особенно строгой и, несмотря на мои прошлогодние заслуги, я был уволен. Свобода сия означала полную неопределённость.               

  Мне заплатили немного денег – в Хакассию я приехал на платформе с машиной, помогал ставить лагерь, обновлял контакты с местным населением. Но денег этих было недостаточно для покупки двух билетов домой. Я не помню, чтобы кого-либо ещё так сразу выгоняли и за большие провинности, даже воровство прощали до поры до времени, а тут – небольшое разногласие ….
   Интриговала замначальника,- стервозная женщина и карьеристка судьбы не менее страшной, чем её внешность. Она ревновала – начальник назначила меня старшим на объекте в прошлом сезоне; назначение произошло из-за отъезда специалиста, покинувшего экспедицию по причине болезни жены, с которой он приехал на раскопки: молодая женщина стала подвигаться рассудком,- такое иногда случается в полевых условиях. Итак, я стал старшим, и замначальника тоже стала сходить с ума: я могу подсидеть,- не соображая, что у меня нет даже высшего образования.
   
   Я и моя подруга оказались на улице, точнее в полях, без крыши над головой, почти без денег, без перспектив. Однако у меня оставались знакомые в близлежащем городке, раскинувшимся на берегу Енисея в предгорьях Западных Саян. Чего мне бояться: я молод и здоров, у меня за плечами армия, побеги, путешествия, Азия. Я бы мог договориться с проводниками и сесть на поезд со скидкой или передвигаться автостопом: я был открыт, и люди часто отвечали взаимностью, - мне помогали. Это теперь я повзрослел, помудрел, проникся страхами-ужасами, и люди в ответ тоже стали меня бояться, разрушилась некая связь. Тогда же страх ещё не проник в мою душу.
   Захотелось остаться в Саянах, в Сибири; я рассуждал здраво: если мне здесь нравится, то зачем уезжать? Ведь даже привёз с собой масляные краски! «Никуда мы не поедем!» - решил я, а она безразлично согласилась.

   Для начала я навестил своего знакомого партийного босса и договорился, что буду помогать ему по хозяйству за еду и кров. Они планировали уехать в круиз всей семьёй и оставить на нас дом, баранов, уток, гусей и кур, заплатив нам, чтобы потом хватило на билеты. Но начальница экспедиции, общая знакомая, кинула подлянку: оповестила жену босса, что мы не зарегистрированы в ЗАГСе, не венчаны в храме и аморальны.
   Жена начальника взбесилась: где мораль, у нас дочка ещё студентка!
Дочка училась в техникуме и жила в общежитии в Абакане.
  Но бывший партиец в беде не оставил. Он устроил нас к своему другу, строительному подрядчику; строили школу; я представился как художник  -  мне предложили выдумывать и печатать узоры по трафаретам. Так они надеялись замаскировать кривые стены и балки. Работа пошла – подрядчик платил щедро,    по-русски. 
  Обладая свободным временем, мы много гуляли в горах. Горы не очень высокие – главный хребет Борус достигает двух с половиной тысяч метров, но есть все атрибуты высокогорья: курумы, горные озёра, кедровые леса, скальные лабиринты; летом можно увидеть снег. Леса там просторные, не то, что наши буераки; всевозможные ягоды и грибы в изобилии. На перевалах стояли чудесные избушки -  отдохнуть или переждать непогоду; в них собирались люди со всего Союза, по выходным приходили местные, начиналось веселье. Раньше много путешествовали, запросто, без помпы, с одним рюкзаком; люди думали не только о деньгах и карьере, им ещё не вдолбили в головы: чтобы иметь необходимые вещи, немножко стеклянных бус для обмена, нужно много-много работать! За все посещения этих стоянок не помню ни одной драки или стычки, хотя крутые ребята водку пили изрядно, а девчонки участвовали в фестивалях. Недавно я навещал те места. Все избушки, построенные в высокогорье с таким трудом, простоявшие не один десяток лет, были сожжены или развалены; говорили, что последнее время там ошивались какие-то ублюдки – пили водку и жрали собак…
  Люди в Хакасии очень красивы, деликатны, лёгкого характера; население состоит из хакасов – те похожи на китайцев, живут в степных посёлках; европейцы же селятся по Енисею – это население замешано из всех возможных народов: покорителей сибирских пространств и ссыльных, - людей схожей судьбы. Если перейдёшь великую реку по плотине ГЭС – уже Красноярский край,- там всё по-другому: деревни огромные, но нет городов, люди активнее, но злее, словно пьянее. Девушки же в Хакассии самые красивые в мире.

   Как я говорил, за работу нам платили хорошо, но на еду не хватало. Она, еда эта, то исчезала, то дорожала немерено.  Даже на хлебе экономили! Однако мы легко покупали какие-то вещи, ездили по городам…. Кроме даров леса, питались консервами из рыбы – в основном килькой в томате и тем, что прибирали на местных огородах; гигантские огороды, лучше сказать поля местных жителей, обработанные тракторами, не охранялись, не огораживались. По библейской традиции или по широте сибирской души, поля не убирались до конца, часто можно было найти полмешка картошки – не  влез в прицеп; знакомые сами предлагали наведываться на свои плантации. С ужасом прочли мы в газетах о ребёнке, забитом досками насмерть где-то на Украине за то, что залез в чужой огород. Такой исторический момент….
   В те времена государство давало землю на прокорм, а в Сибири с землёй проблем не было и, несмотря на трудности с едой, настроение у людей не падало: трезвые ожидали скорого процветания от свободы-демократии, прикладывающиеся прикалывались; по ящику вещали: ещё недельку или пятьсот дней – всё, самое трудное будет позади; лобызались воротилы, ручкались многочисленные западные консультанты. Потом оказалось, что здесь счастья нет, но нет его и там…- в этом я лично убедился. Сейчас я потрясён мудростью скептиков из народа, которых клеймят быдлом, рабской психологией: насколько они точно всё понимали, всегда замечали волчьи уши, обладали большим пониманием происходящего, чем мы – читающие и думающие…

   Особой роскошью был чай. Чай был очень дорог. Одна пачка чая стоила как три бутылки водки,- водка тоже стоила немало.… По мелочам в ту пору не скопидомили: сколько не экономь на кильке в томате, на чай всё равно не хватит.
   Не один раз, истратив последнюю копейку, варили мы картошку и ждали, когда наш начальник приедет с деньгами – деньги он привозил с того берега. В тот период Хакасия как бы отделилась от России: был изобретён герб – некий барс, построена мечеть (хотя хакасы буддисты), готовился выпуск государственной валюты. Денег в городе не было, зарплату платили чеками, которые нужно было отоваривать в магазинах чохом, ибо из-за отсутствия тех же денег сдачу давать было нечем, а возвратные никто не выписывал. Народонаселение начинало роптать.

   Ясным летним деньком люди, вооружённые палками да ружьями, изгнали так называемую азербайджанскую мафию, контролировавшую в городе торговлю портвейном и базар; бандиты хоть с «калашами», но были в явном меньшинстве. Пострадали, конечно, простые рабочие-азиаты, которых власти вывезли на автобусах под охраной милиции – неизвестно   куда,- первая кровь ещё не пролилась. Порядок восстановили, заодно переподчинили виноторговлю и прочее.

   Резкие переходы из эфемерного богатства к неопасной нищете и обратно, молодость, приключения, прекрасная природа и приветливые люди края - всё создавало атмосферу нереального счастья. Жизнь текла в своём русле.

   Мы зажили на стройке, в недостроенной классной комнате. Плотник сколотил нам широкий топчан из не струганных досок, друзья выдали матрас с бельём, рабочие принесли посуду и электроплитку, которую я подсоединил к светильнику на потолке. Из экспедиции я прихватил новенький спальник и в него втискивались вдвоём, чтобы слишком не отдаляться. Мылись по вечерам на дворе школы, когда все уходили, из шланга, а иногда в душевой соседней общаги; стирали в ледяном Енисее, замороженном плотиной ГЭС. В туалет ходили как все – в отдалённых уголках на панели перекрытий,- потом всё заливалось стяжкой; люди, говно в ваших домах не только булькает в трубах, оно под вашими ногами – вы куёте на нём своё счастье, строите семейный быт!
   Большие размеры классной комнаты позволяли с размахом писать; мы покупали книги и запоем читали, - я тогда впервые прочёл «Замок», смеялся над эпизодом, в котором герой жил в школе; кафкианство уже просматривалось в недалёком будущем….

   Школа потихоньку криво-косо строилась; стены и балки покрывались декоративными узорами. То мы открывали глаза от выстрела монтажного пистолета по утру, - обнаруживали, что в классе работают похмельные электрики, обвитые проводкой как семейка Лаокоона; просыпались солнечным утром от смеха и пения -  девушки-маляры в белых косынках красят рамы: «Спите, мы уже скоро закончим!» Получали гуманитарную помощь от НАТО: армейскую колбасу в консервной банке и сухое молоко; каждую неделю я навещал знакомых пастухов, которые наливали мне без денег литров пять парного молока и отрезали немного мяса.
  Моя тогдашняя спутница, сейчас уже доктор наук, профессор, мать чудесных детей от высокооплачиваемого инженера-программиста, живущая за границей, - она до сих пор вспоминает это время как счастливое и даже: « Ах, если бы всё вернуть!»
Но я думаю, что явись перед ней кудесник и скажи: «Эльвира Ахметовна, одно слово!» Тактичное молчание….

  Однако чай отсутствовал в этом раю. Без чая наше счастье было не полным! На чай не хватало….
Чего мы не испили, но остановились на корне бадана и некоей лечебной травке, которую собирали в горах.
   Конечно, корень очень походил по вкусу на дерьмовое пойло, называемое чаем в школьных и армейских столовых, к тому же он служил прекрасным средством от отравления, которое мне как-то продали в аптеке; горная травка обладала приятным вкусом и бодрила, - но это не было чаем! В отличие от всяких корней с травами, у чая есть особенность: по нему начинаешь скучать, даже видеть во сне.
   Сколько лишений может перенести человек, но не хватает какой-то привычной мелочи – он  сломлен, удручён….

   Вообще-то я не курю, но тогда любил выкурить перед сном самокрутку, глядя в сибирские звёзды. Обычно я покупал на базаре махорку или ядерный самосад; ещё продавали космос-полуфабрикат на метры – покупатель сам нарезал по-своему.
   Частенько я бычковал. Строители курили даже по полсигареты, и нередко я имел на вечер жирную самокрутку хорошего табака – «Кэмэл», «Мальборо»….
 
  Как-то под вечер захожу я в раздевалку, освещая пространство с помощью фонарика, нахожу направление: среди спёртого воздуха, прокисшего пота и грязных носков выделяется аромат папши.  Действительно, в углу стояла банка с песком, наполовину наполненная хабариками. Какие культурные и человечные люди – песок,- а то бывают хамы, топящие хабарики в воде с плевками: ни на что не пригодные окурки плавают в зловонной жиже.  Орудуя вилкой, я доставал жирные, смятые бычки.
  Развернулся к выходу, и луч моего фонарика упал на распахнутый шкафчик для личных вещей. О чудо, видение! Под робой штукатура, рядом с цементированными кирзачами, стояла трёхлитровая банка спитой заварки!
   Несколько минут я обалдело смотрел на банку, словно невзначай наткнулся на клад капитана Флинта, потом осторожно взял её в руки и направился к лестнице, ведущей в наше жилище.
   В классной комнате я и будущий профессор ложкой переложили заварку в свою банку, после чего я отнёс опустевшую трёхлитровку обратно.
 
   Мы вскипятили воду на нашей электроплитке и заварили первую порцию чая; положили сахар, который держали для подслащения баданавого отвара. Какой аромат вдохнули наши ноздри! Не знаю, что варили из этой заварки строители – чифирь, купчик или нормальный чай, но вкус был великолепный! Чай разлился горячей волной по нашим телам, мы кайфовали: у нас была заварка, хоть вторяк, но с запасом на несколько дней!