Вдовье озеро

  Спотыкаясь и падая, он упорно пробирался сквозь бурелом, отфыркивался от непрерывно жалящего гнуса и затравленно озирался по сторонам. Где-то в отдалении бесперебойно утробно ухал филин да трещали, ломаясь, сухие мозолистые ветки под тяжестью неведомых враждебных существ. Подгибались от бессилия трясущиеся ноги, и кожа на руках была изодрана, свисая кровавыми лоскутами.

 «Денис, – вкрадчиво шептали на ухо хриплые потусторонние голоса, – Денис, Денис, Денис»... «Зачем? – лихорадочно думал он, выкарабкиваясь из очередного рва. – Зачем я притащился сюда, ведь говорили ж»? Где-то заморгал трепетный красный огонек, и парень с просыпающейся надеждой рванулся на свет, но обреченно остановился, когда огонек погас. «Галлюцинации, – покорно оседая на сырой мох, заплакал тогда молодой человек, – всего лишь банальные галлюцинации. Мираж».

«Денис, – потянулась к заблудшей душе чья-то расплывчатая мохнатая рука, – Иди ко мне, Денис».  «Нет! – закричал изгнанник из мира людей и повалился на бок, хватаясь за то место, где когда-то у него было крепкое сердце, умеющее любить и ненавидеть. – Я не хочу умирать! Я еще слишком молод»!

«Молод», – с усмешкой ответило ему лесное эхо, которого в природе не существует. Или не эхо, а злая фортуна, бросившая своего подопечного в колкие объятия костлявой старухи с острой косой за тщедушными плечами? «Пощади, – уже теряя сознание, взмолился коварной судьбе беженец, – пощади»… Где-то исступленно захохотал некто, и завращалась земля, оставляя затравленного человечка наедине со спасительной чернотой.      


– Он задышал, – шепнул кто-то над головой странника. – Подсобили твои молитвы и муравы, Пелагея, хвала и слава Христу!
– Задышал, – с охотой откликнулся низкий женский голос, – значится, будет жительствовать.
– Вот и хорошо, – одобрил незнакомку хриплый бас. – Надобно насытить его молоком, ибо молоко и есть бытие.
 
«Не надо», – хотел сказать Денис, но почувствовал внезапный приступ тошноты и стиснул зубы, чтобы не выплеснуть на спасителей свое отчаяние и боль.
– Отворил зеницы, – обрадовано ахнула избавительница.
Перед больным, положив заскорузлые руки на колени, сидела пожилая парочка, одетая по крестьянской моде дореволюционных лет.

– Кто ты, родимый? – дуэтом пропели они и нетерпеливо заерзали по деревянной, потемневшей от старости лавке, – Откуда?
Парень огляделся по сторонам: изба с большой русской печью, чадящая лучина в изголовье, образа в красном углу. Бабка в белом платочке, повязанном по самые брови, смотрит пытливо и ласково, дед нервно теребит окладистую бороду. Странно. Такое ощущение, что попал в прошлое. И оглушающая тишина, закладывающая уши ватными, ватными….   Кажется, они называются беруши. Или не так? Впрочем, о какой ерунде он думает.
 
– Ты кто, малец? – прорезал, как ножом, всеобщее молчание старец.
– Денис Морозов, – с трудом ответил молодой человек и отметил, что не чувствует боли. – Я вчера заблудился в лесу.
– Хороши твои мази, Пелагея, – усмехнулся хозяин дома и подмигнул внезапному гостю. – Не саднит?

– Не саднит, – попробовал растянуть губы в несмелой улыбке Денис и внезапно вспомнил все.
Он, студент второго курса нефтяного университета, приехал в деревню Липовки к другу, чтобы погостить у того пару-тройку недель. Было жаркое лето, а предки не смогли, как всегда, отправить его в Турцию или хотя бы на свое родное Черное море. Что поделаешь, кризис! Ладно, за учебу до сих пор платят. «Отдохну малость, – уговаривал он свою разбушевавшуюся совесть, – и там пойду вкалывать.

Да хоть, как Ванёк Литовкин, в автосервис, чужие тачки драить. Чем не работенка? Или грузчиком на рынок»? А вчера они поехали в Сосновку, так как в местном магазинчике закончилось горячительное. «Сбегать за Клинским, Дэни»? – засмеялся тогда Ванёк. И они поймали попутку, купили в райцентре пивка, а затем собрались в обратный путь.

Свернули к лесу, где должна была находиться грунтовка, но внезапно представившаяся их ничего не понимающему взору ухабистая проселочная дорога в Липовки будто вымерла, лишь спотыкающаяся старая кляча с конопатым белобрысым мальчонкой в косоворотке вяло протопала мимо растерявшихся парней.

– Ничего себе, – промямлил Иван. – Тебе не кажется, что что-то здесь не так?
– Пермская аномальная зона, – невесело хихикнул Денис. – А впереди ночь.
– Ерунда, – отмахнулся от друга Литовкин. – Может, пешочком? Всего-то пять км будет. До сумерек до дома доберемся.

– Айда, – махнул рукой Морозов.
И они пошли. Дорожка в лесу была протоптанной, и сначала все было хорошо. Беззаботно пели птицы, стрекотали кузнечики, извивались под ногами перепуганные ужи. А потом, когда любители Клинского дошли до обрывистого рва, вдруг внезапно потемнело. Будто выключили свет и одновременно задернули шторы.

– Эй, – повертел головой по сторонам в поисках Ванька Дэнька, – Эй, где ты?
Гробовое молчание ответило одинокому путнику.
– Ване - ё - ё - к! – тонко закричал тогда Денис.
– Ване - ё -ё -к! – ответили ему его же голосом.
– Черт, – мертвея, прошептал парень. – Законы физики здесь отдыхают!

Луны на небе не было. Звезд тоже. Темный расплывчатый силуэт удалялся от путника все дальше и дальше.

– Постой! – крикнул ему студент и побежал в его сторону, но провалился в яму.
В ней кишели змеи, но не одна из них не укусила, хотя прикосновение холодных, скользких тел он ощущает до сих пор. Бррр! Отдирая от пальцев ногти, Дэн все же выкарабкался из канавы и поплелся наугад вперед. Или назад? Он не осознавал, куда идут его ноги, запинался, падал, натыкался на торчащие сучья, какие-то колючки, но шел и шел, лишь бы быстрее выбраться из этого ада.

– Вы не видели высокого черноволосого парня? – спросил Денис странных стариков, молча наблюдавших за его воспоминаниями.
– Никак нет, – разом ответили те и недоуменно переглянулись.
– Давай, паря, уж представляться, – предложил дед и подал скитальцу мозолистую руку. – Меня прозывают Михеичем. Осипом Степановым. А это Пелагея Кузьминична, моя баба.
Студент назвался и снова подумал о Ваньке. Где он? Что с ним?

– Паршивые здеся места, гиблые, – покачал головой Михеич. – Завсегда и были гиблыми, а потому никто и не селится в нашенской глуши.
– А почему вы живете  в этих паршивых местах? – взметнул брови Морозов.
– Бывший каторжный я, – хмыкнул Степанов и почесал свою роскошную бороду. – Бог не выдаст, свинья не съест. Не трогают нас лесные чудища.

– Заговоры я знаю, батюшка, – встряла в их разговор молчавшая до сих пор Кузьминична. – Вот и не подходят к нашей избе подлюки.
– А узнать, где находится мой товарищ, вы не сможете? – с надеждой осведомился Денис.
– Попробую, – поморщилась Пелагея и шустро встала, чтобы принести гостю крынку парного молока. – Спи пока.

Утолив жажду, Дэни почувствовал, как внезапно смежились веки, и сладкий сон заполонил сознание, чтобы на время заглушить душевную боль, оставшуюся после исчезновения товарища.

Утро наступило внезапно. Денис распахнул глаза и очень удивился, когда обнаружил себя в неизвестном доме.
– Пробудился, голубчик, – неслышно подошла к его постели Кузьминична. – Ешь кашу и ступай в Липовки, покамест не поздно. А то угодишь в руки лесной деве.
«Боюсь», – подумал тогда парень, но, помедлив секунду, решительно опрокинул ноги в лапти, по-хозяйски расположившиеся  под лавкой.
 
– Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – усмехнулась Пелагея, наблюдая за его неподдельным удивлением. – Не робей, молодец. Михеич немедля тебе прутик доставит. Куда он смотреть будет, туда и пойдешь.
– Какой прутик? – выдавил из себя студент. – И какая такая дева?
– Есть такая,  – отмахнулась от гостя хозяюшка, – Про Вдовье озеро слыхал?

– Слышал, – нехотя натягивая на себя выстиранную, просохшую и залатанную одежду, промямлил Морозов и поежился от ужаса, внезапно снова запустившего щекочущие лохматые лапы в его и без того израненную душу. Он был на этом пруде, но ничего странного не заметил. Пруд как пруд. Хихикающая детвора, гогочущие гуси, крякающие утки…  Ну и что?
 
– Так вот, она и таскает к себе хмельных мужичков-то, – пристально наблюдая за постояльцем, покачала головой бабушка. – Никогда не ходи ты на это озеро, дорогой!
– Я не деревенский, – хмыкнул студент. – Завтра домой отправлюсь.
– Вот и правильно, сынок, – засуетилась Кузьминична, – вот и хорошо, сынок.

Быстро перекусив из облупленной глиняной посуды, Денис поблагодарил за спасение неразговорчивых стариков и вышел на небольшую полянку, на которой пристроилась старая, потемневшая от времени, избушка. Лес светился, трепетал, стрекотал кузнечиками и верещал птичьими голосами. Над головой ослепительно сверкало жалящее гигантское солнце, которое нежданно-негаданно успокоило путника.

«Все будет хорошо, – разглядывая ярко-рыжий горячий небесный блин, выдавил из себя он, – все непременно будет хорошо. Сейчас я обязательно встречу Ванька и немедленно уеду к своим. Будь она неладна эта пермская аномальная зона. Недаром мама волновалась и не хотела отпускать. Недаром». Прутик вертелся и, как гадюка, извивался в дрожащей руке странника. «Живой, – неприязненно подумал тогда Дэни, – холодный и скользкий, как змеюка. Чертовщина какая-то».

Деревня показалась сразу, как только он завернул на невысокий холм, обрамленный, словно ресницами, сказочно красивыми елками.
– Липовки! – торжествующе заорал парень и вприпрыжку слетел с пригорка навстречу долгожданной безопасности.
В селе царила оглушающая тишина. Как там, в избе у Михеича.
– Где был? – бросился к пришельцу дед Андрей, будто карауливший жертву у калитки. – А где мой Ивась?

– Разве он не вернулся? – остолбенел Морозов и с дрожью вспомнил жадную, чавкающую утробу черной бездны.
– Не вернулся, – подтвердил его опасения одряхлевший лет на десять старший Литовкин. – Но вы ж вчера вместе с ним уезжали. Где мой внук, Денис?
– Н-не знаю, – медленно осел на землю незадачливый гость.

– И Ванечку-соколика она украла, – тихо подкралась сзади почерневшая от горя баба Нюра.
– А ну, сказывай! – гаркнул на Дэни дед Андрей.
И молодой человек, волнуясь и путаясь в словах, поведал осиротевшим старикам про то, что произошло с ним в пермском лесу.
– Как звали каторжанина? – утирая обильные слезы подолом юбки, прошептала несчастная бабушка его лучшего друга.

Поодаль рыдал закаленный в боях старый солдат, прошедший все ужасы войны, и, по его словам, не проронивший на битвах ни слезинки.
– Степановы, Осип Михеич и Пелагея Кузьминична, – наливаясь багровой краской, пролепетал Денис.

– Они уж на погосте давным-давно, – охотно отозвалась неизвестная женщина, вынырнувшая из какого-то закоулка. – Что случилось то, Анна Ивановна?
 
– Пропал мой ненаглядный Ванюшка! Надобно людей собирать в лес идти! – захлебываясь слезами, завыла баба Нюра и, как сомнамбула, побрела прочь, а за нею, скуля в кулак, спотыкаясь, поплелся и дед Андрей.
– Надобно, – согласился с женой муж.
 
– Пойдем ко мне, – потянула за рукав растерявшегося парня женщина. – Да не смотри так на меня, не изнасилую. Не топать ж тебе на ночь глядя в райцентр. А свободной машины в деревне нет. Может, завтра…
– Может, завтра, – покорно повторил студент. – А когда Ванька искать начнут? Я присоединиться хочу.

– Как соберутся, – отмахнулась от незваного гостя сердитая селянка. – Только попусту рисковать будут. Знают ведь, что неспроста пропал внучёк. Неспроста.
В избе Елизаветы Петровны было чисто и пахло свежеиспеченным хлебом. Она накрыла на стол, усадила за него Дениса и, пригорюнившись, проговорила:
– Родители твоего дружка умерли, когда ему не было и пяти лет, воспитало его старшее поколение Литовкиных. Савва, отец Ванюшки, пропал, когда ушел на рыбалку на Вдовье озеро. Искали его в воде, искали, но тело не всплыло на поверхность водоема. А мать… Вскрыла она себе вены, не довезли до амбулатории.

– Вот как, – проскрипел Морозов и неожиданно заметил, что плачет. Второй раз в жизни.
– Давным давно красавица у нас в Липовках жила, Дарьей звали, – продолжала повествовать хозяйка дома. – Черноокая, белокожая, коса до пят. Батраком батюшка ее был. А тут барчук после обучения в университете как-то в Липовки прибыл. Усадьба их белокаменная за пригорком стояла, только сожгли ее местные жители еще в семнадцатом. Увидел он Даренку и обо всем забыл. А старый барин уже сыночку невесту нашел, соседскую барышню Наталью. Некрасивая барышня та была, одна нога короче другой. Да больно богатой в округе считалась. Вот и оженил наследника родитель. А барчук, Владимир, через некоторое время стал к Даше наведываться.

А однажды та запропала. Искали ее, искали, с ног сбились. На третьи сутки явилась Дарья к Владимиру ночью и на глазах у жены увела его. Куда? Так и не узнал никто. Беременная ж Наталья заболела, а через неделю ребеночка скинула. Ровно девять месяцев она жила еще у старого неутешного свекра да преставилась болезная. С тех пор, говорят, бродят по краю души неотпетые, плачут и на тот свет призывают. А Даренка, вроде, лесной девой стала. Поселилась в озере Глубоком, которое позже Вдовьим прозвали. Каждый год тонет в нем красивый парень, а девок да баб Дарья не трогает.

– Небылица, – уныло процедил Денис, – Вы живете в пермской аномальной зоне, а здесь элементарно нарушены законы физики. Про места эти где только не писали. Даже по телику показывали. Здесь и делегации уфологов ни раз были.
– Знаю, – хмыкнула Елизавета Петровна. – И что тебе рассказывали почившие супруги Степановы?
– Этого не может быть, – фыркнул Морозов. – Даже здесь, в Тмутаракани, этого не может быть.

– Тогда, может быть, на кладбище сходим? – вскинула черные брови селянка. – А потом и на озерцо заглянем. Возможно, рыбий хвост русалки Дарьи повидаешь. Ванёк твой как-то видал его. Рассказал он об этом бабушке, а та мне поведала. 
– Этого мне только не хватало, – замотал головою Дэни. – Необходимо сначала друга найти.

– Ищи, – равнодушно отвернулась от пришельца женщина, – если хочешь к Михеичу и Пелагее вернуться.
Возвращаться к старикам не хотелось, а потому парень выглянул в окошко. Народ на поиски пропавшего не собирался.
– Не пойдут, – считывая мысли Морозова, желчно усмехнулась Елизавета Петровна. – Кому хочется головой рисковать! Может, ты решишься?
Черная бездна снова протянула руки своей жертве, и  Денис трусливо отвел глаза.

– То-то, – покачала головой селянка. – А все ж давай-ка Дарью проведаем.
Плотно пообедав, в молчании, они побрели на озеро, но завернули на сельский погост, смиренно покоящийся близ старой полузасохшей березовой рощи, обильно увешанной, словно елочными игрушками, непрерывно каркающими черными кладбищенскими птицами.

Беззаботный ветерок, сопровождающий двух путников, нежданно-негаданно утих и, видимо, стал внимательно прислушиваться к голосам еще живых и усопших. Елизавета Петровна уверенно обошла несколько могил и остановилась возле двух почерневших от времени деревянных полусгнивших крестов. Густой репейник по-хозяйски оккупировал этот никому не нужный участок земли да дохлая крыса нашла последний приют на четырех квадратных метрах.
   
– Читай, – приказала женщина Дэни и отмахнулась от злобного ворона, попытавшего клюнуть ее в макушку.
– Степанов Осип Михеевич, Степанова Пелагея Кузьминична, – тихо проговорил студент и почувствовал, как земля уходит из-под его ног.
– То-то, – поддерживая Морозова, проворчала его провожатая. – А теперь пойдем к озеру. Может, там своего приятеля увидишь.

В голове у парня булькало и шумело, во рту противно разлилась горечь. Но, будто загипнотизированный, он смиренно поплелся за той, которую начинал бояться.
Пруд находился неподалеку, за этой самой березовой рощей. На его песчаных, кое-где поросших камышом, отмелях по-хозяйски разлеглась мертвенная тишина, словно кто-то неведомый одним движением смахнул с мрачного водоема всякую жизнь, мешающую ему думать о вечном, непостижимом для простого людского ума.
   
«А вчера еще здесь плавали птицы, и плескалась шумная детвора», – озадаченно подумал студент.
– Приблизимся, – взяла его безжизненную руку в свою Елизавета Петровна.
Денис покорно подошел к обрывистому берегу, ограждающему от болотистой, дурно пахнущей влаги поросшие разнотравьем поляны.

– Вчера еще, – начал было он, но женщина прикрыла мягкой ладонью его губы и показала глазами на нечто такое, что повергло парня в ужас, заставивший подкоситься колени и вырваться наружу гортанный нечеловеческий вопль.
 
На середине водоема что-то плавало. Это что-то было похоже на человека, вернее, на утопленника. Внезапно запузырилась вода, и на ее мерцающую гладь всплыло еще несколько трупов. Мужских. Рыбий хвост показался над головою одного из покойников. А потом обрушилось в рощу солнце, и тяжелые свинцовые тучи заволокли прежде ясное небо.

– Бежим,– потянула за руку студента Елизавета Петровна.
Ноги не желали слушаться Дэни, они не хотели более держать его тяжелое туловище.
– Бежим! – не своим голосом закричала селянка и рывком подняла парня с колен.

И они побежали. Вернее, побежала Елизавета Петровна, а за нею волоком потащился Морозов. Он полз, лихорадочно отталкиваясь от земли носками, и всячески старался встать на ватные, непослушные стопы. Штормовой ветер, неожиданно поднявшийся над озером, без конца опрокидывал свою нерасторопную жертву и, воя, всласть издевался над нею, нашептывая песни смерти на ухо.

Казалось, все вокруг ожило, и это все протягивает к ним свои бессчетные конечности, чтобы поцарапать, выколоть глаза или задушить.

«Умираю, – промелькнуло в голове у студента, – на этот раз уж точно умираю»!
Время остановилось, словно раздумывая, что же ему сейчас предпринять. И вдруг снова выглянуло солнце. Так же внезапно, как и исчезло.
(отрывок из одноименной повести)