Лиза внезапно проснулась среди ночи. Сквозь неплотно задернутую штору пробивался лунный луч. Женщина слегка подвинулась в кровати и невольно вздрогнула – прямо в глаза нагло усмехаясь и не мигая, взирала на нее полная луна. Чем пристальней Лиза всматривалась в желтоватый круг, тем отчетливей проступали на нем очертания страшного лица, так пугавшие ее в детстве. Она поежилась от охватившего ее холода. Не хватало еще того, чтобы детские, казалось бы, давно забытые страхи вновь вернулись к ней.
Женщина отчетливо помнила, как ложась спать, привычно задернула шторы. Видимо, муж перед сном любовался на свой новенький "лексус", стоявший под окнами, и случайно оставил щель. Мужчины как маленькие дети, до конца жизни имеют свои игрушки, возятся с ними и никогда не наиграются. Но это и прекрасно, что они не взрослеют. Вот Деник. У него в жизни машин было больше, чем прожитых лет. Мог бы уже и попривыкнуть, а все равно к каждой новой относится с таким восторгом, как к какому-то невиданному до этого образцу – все никак не наглядится, не надышится. Все в ней самое-самое, потом, попривыкнув, начинает рассуждать о ее положительных и отрицательных сторонах, а затем начинает мечтать о новой модели. И опять по замкнутому кругу.
Вылезать из уютной постели, вернее из сонного состояния очень не хотелось, но еще больше пугало наползающее состояние ужаса, вызванное лунным светом. Лиза встала, задернула занавеску, отгораживаясь плотной материей от неприятных ассоциаций. Сна как не бывало. Лизе отчетливо увидела, как этот ветреный шалопай упорхнул в окно, на прощанье помахав ей рукой. Она посмотрена на мужа. Тот крепко спал на своей половине обширной кровати, напоминающей скорее танцплощадку, чем спальное место. В обыкновенной малогабаритной квартире, такая кровать даже и не поместилась. Хорошо, что у них старая нестандартная квартира, в которой и потолки высокие и площадь комнат побольше пресловутых двенадцати квадратных метров, полагающихся спальне.
Хорошо Денику, приехал вчера из Западной Грузии, проведя за баранкой несколько часов, а теперь спит без задних ног, и хоть из пушки над ухом пали, не проснется. А она здесь мучается из-за неплотно задернутой им занавески, а ему и дела нет. Вообще, Лиза всегда хорошо спала. Это в молодости она страдала бессонницей, могла ночь напролет считать баранов в стаде или звезды на небе, а сна до того, как небо окрасится с молочно-голубоватый свет, все не было. Но замужество, особенно рождение дочерей, сняло все проблемы. Cтоило только коснуться подушки, и она проваливалась в царство Морфея, часто не успев даже выключить прикроватный ночник. Что же случилось сегодня? Какой внутренний регулятор сработал и разбудил в тот момент, когда лунный луч бродил по ее лицу?
Лиза прошла на кухню. Здесь занавески совсем были раздвинуты. Но луны с этой стороны здания уже не было. Женщина не стала зажигать свет, так как комната достаточно освещалась уличными фонарями. Она присела на диванчик. Врачи советуют, чтобы лучше спать, на ночь выпить стакан молока. От одной мысли о молоке ее передернуло. Лиза с детства терпеть не могла этот "эликсир жизни". Даже запах этой белой непрозрачной жидкости вызывал у нее рвотные позывы. Ну что делать, если она такая неправильная – молоко не любит, луну тоже. Можно покопаться и найти еще с десяток вещей, общепринятых человечеством, но начисто отрицаемые ею.
Зная особенности своего характера, что не сумеет заснуть, пока не выяснит причину неурочного пробуждения, она начала вспоминать прошедший день, чтобы в череде событий попытаться ее определить. Ничего особенного на ум не приходило. День как день, каких сотни в ее жизни. Точно такой же, как был позавчера и три дня назад, и какой наверняка будет завтрашний день. Обычные хлопоты, обычные дела. Две лекции в академии, потом проведала старшую дочь, у которой болели дети. Вечером с Деником смотрела телевизор.
Вообще, Лиза не любила это занятие, сводя просмотр телепередач до минимума, ограничиваясь утром прослушиванием новостного блока, чтобы знать "основные установки партии и правительства" и быть в курсе того, что еще "натворила" соседняя Россия, разборке полетов которой было посвящено большее время всех программ местного телевидения. Не в пример Лизе, муж с завидным упорством мазохиста, будучи дома, смотрел все местные каналы, как оппозиционные, так и правительственные. Возмущался, переживал, хватался то за голову, то за сердце, но телевизор выключать не позволял, и то и дело из его кресла неслось привычное: "Что творится, ты только посмотри, что творится!"
Вот и накануне вечером Лизу привлек его вопль:
- Ты только послушай, что она говорит!
Лиза присела рядом на диван и прислушалась к полемике, которую вели несколько человек, сидевшие за овальным столом по другую сторону голубого экрана. Речь шла о русской культуре, точнее о необходимости знания ее гражданину современной Грузии и соответственно изучения классической русской литературы в школах и высших учебных заведениях.
Молодая женщина, такая худая, что Лизе казалось, что слышит клацанье ее костей при каждой смене положения, явно из националов, яростно отстаивала свою, а точнее официальную позицию о ненужности изучения русского языка, а тем более русской культуры.
Лиза уже несколько лет не могла понять, как в стране, относящей себя к цивилизованному миру, могла победить партия, в названии которой была приставка, казалось, навечно заклеймившая себя несмываемым позором в результате самой масштабной и кровавой войны в истории человечества. Какая разница "национал-демократы" или "национал-социалисты". Наци они и есть наци.
Официальная позиция, озвученная недавно очень официальным лицом на какой-то встрече, звучала примерно так – богатую русскую культуру надо обязательно изучать, но на уровне остальных ценностей, как например, китайских или еще каких-нибудь других, то есть никак, так слово "китайский" в грузинском языке соответствует русскому "китайская грамота" – что-то великолепное, но такое заумное, что не подлежит осмыслению. Правда, в последнее время слово "китайский", в связи с наводнившим наш рынок ширпотребом из Поднебесной, получило новую интерпретацию, означающую однодневную дешевку.
Оппоненты представительницы правящей партии, довольно известные в стране люди из числа грузинской интеллигенции, отнесенной нынешней властью к "списанному товару", горячились, отстаивая общепринятую мировую позиции русской литературы. Но что бы они ни говорили, все их доводы отскакивали о непробиваемое "не положено". И Толстой для нее был не Толстой, и Пушкин не Пушкин, а про Достоевского, общепринятого зачинателя психологического романа, вообще сказала:
- Чему может научить человек сам погрязший в пагубной страсти.
- А вы сами читали его произведения?
- Не читала и не собираюсь читать, - последовал безапелляционный ответ.
Что можно было возразить на такой дремучий довод.
Частенько даже самое всестороннее знание пасует перед воинствующим незнанием. Но в том то и дело, что в данном случае про эту женщину нельзя было сказать, что она необразованна и ничего не знает. Видно было, что она получила неплохое образование. Однако знание языка не означает, что человек, освоивший его, знаком и с культурой страны, говорящей на этом языке, как и наличие диплома, автоматически не причисляет его владельца к интеллигенции, но это звание и не было нужно участнице спора. Она получила установку "партии и правительства" и действовала согласно ей, не отступая ни на секунду от заданного направления.
- Господи, что она говорит, - опять простонал Деник. – Она хоть знает, что такое страсть игрока.
Лиза взглянула на мужа. Он был очень азартный человек, но за совместную жизнь, она никогда не видела, чтобы он играл во что-нибудь, более серьезное, чем в дурака, тем более на деньги. Она хорошо была знакома с историей, отвадившей мужа от карточных игр.
Денис служил в армии в Казахстане, когда от матери пришла телеграмма, заверенная комендантом о том, что дед, заменивший ему отца, серьезно болен и хочет с ним проститься. В части дали отпуск на десять дней. И в тот же вечер юноша выехал поездом, который должен был довезти до города, откуда летали самолеты до Тбилиси. Он собирался выспаться, но его позвали перекинуться в картишки, сперва на интерес, а потом, когда узнали, что солдат при деньгах, назначили ставку.
Деник любил играть в карты и никогда не отказывался, если выпадала возможность. В преферанс научился играть чуть ли не с пеленок. В доме ежедневно собирались сослуживцы отца, такие же заядлые картежники и каждый вечер расписывали пульку. Мать ругалась, но ничего не могла поделать с этой страстью мужа, да и ей самой частенько, когда не хватало игрока, приходилось участвовать в игре. Правда, после гибели отца игровые посиделки в доме прекратились, зато Деник во дворе от старших ребят выучился играть в очко. Кому-то может показаться, что эта игра простая, не требующая как преферанс больших умственных усилий, но Денис сразу понял, что одного везения недостаточно и здесь необходимо держать в голове всю колоду.
Обычно ему в игре везло, но в ту ночь ему везло фантастически. Он выигрывал и выигрывал. Фарт это был, или карта шла, или пригодились старые занятия. Скорее, все вместе взятое, а еще то, что спутники скорее всего были начинающие каталы. Игру остановили противники. Сказали, что надо передохнуть. Он согласился и завалился спать. Но заснуть не смог, потом вспомнил, что голоден и пошел в вагон-ресторан в надежде перекусить. Ресторан работал, за столиком одиноко сидел старик, показавшийся Денику похожим на его деда. Он подошел к нему. Вблизи сходство оказалось еще значительнее. Старик взглянул на него и сделал приглашающий жест рукой.
У старика, как и у деда, были густые седые брови, которые он так же сдвигал, когда задумывался о чем-то. Они просидели всю ночь, беседуя как двое старых знакомых. Несколько раз юноша порывался встать, но попутчик легким, но достаточно твердым нажатием на плечо удерживал его. Буфетчик одиноко дремал за стойкой, не прерывая их беседу и не высказывая никакого недовольства от неурочной работы. И только когда уже почти рассвело, старик сам произнес:
- Ну, и заговорил я тебя. Ты уж прости меня старика, любим мы поговорить, - хотя большей частью говорил Деник, а попутчик вставлял отдельные слова. – Теперь можешь идти.
Юноша встал и пошел по проходу, а в спину ему раздалось:
- Только в карты на деньги больше не играй.
Денис оглянулся, но в ресторане никого не было, даже служителя ресторана.
Зато в его вагоне за время его отсутствия что-то явно произошло.
Санитары на носилках вынесли кого-то, накрытого простыней.
- Что случилось? – спросил юноша у проводницы, пожилой женщины, которая проходя по вагону, закрывала своим необъятным телом весь проход.
- Убили. Солдатика зарезали. Такого же молоденького, как ты. Ой, что делается. Сколько езжу, чего только не насмотрелась, а с таким зверством впервые сталкиваюсь. Что он мог им сделать.
- Кому им? – машинально спросил Деник, покрываясь холодным потом от догадки.
- Да говорят, двое парней было. Они сперва в карты играли, а потом что-то не поделили, видимо. Да, кто их поймет. Одним словом, нелюди.
- А где они? Поймали?
- Милиция ищет. Да, они, наверное, давно уже спрыгнули. Пока хватились, поезд далеко ушел. Вон сейчас всех опрашивают, свидетелей ищут. Ты часом, ничего не видел. Тоже, кажись, с ними в карты играл, - вспомнила проводница.
Но Денис не стал ждать милиционеров, спрыгнул с тронувшегося состава, на попутке добрался до нужного города и уже вечером был в Тбилиси. Деда в живых он не застал. Тот умер накануне ночью, когда внук беседовал со стариком в ресторане.
Шальные деньги как пришли, так и ушли без следа. Только крест деду на могилу заказал, а остальные прогулял с друзьями.
А на деньги, памятую наказ, не играл никогда, не смотря на то, что был очень азартным человеком. Ни в карты, ни в бильярд. Даже в тотализаторе ставки не делал. Спортивные игры любил смотреть по телевизору, давая выход своим эмоциям, за дочек болел, когда они в детстве выступали на соревнованиях по гимнастике, позже увлекся политическим дебатами. Этим и ограничивался его круг азартных мероприятий. Да еще увлечение машинами и быстрой ездой, за что Лиза вечно его ругала, а он отшучивался:
- Какой русский не любит быстрой езды.
Лиза утратила интерес к экранным дебатам. Уже вставая, она услышала, как молодой человек из числа зрителей выразил свое мнение:
- Я знаю русский язык и горжусь тем, что знаком с Пушкиным и Достоевским не понаслышке, не в переводе, а имел возможность самостоятельно читать их. И своих детей, когда они у меня будут, обязательно заставлю выучить этот язык, и я уверен, они мне только спасибо скажут. И я не буду ждать, пока они сами выберут, что им учить, а что не учить. Большинство детей идут по пути наименьшего сопротивления, то есть стараются увильнуть от лишних занятий. И только став взрослыми, понимают, что лишних знаний не бывает. Только знания дают человеку возможность делать правильный выбор в нашей очень непростой жизни. Я тоже в детстве старался увильнуть от занятий, и сегодня благодарен своим родителям, за их терпение и настойчивость. А Достоевский, хотим мы этого или не хотим, все равно является великим писателем.
Эти слова так и запали женщине в голову. Действительно, хотим мы этого или не хотим, но Достоевский великий писатель и в мире мало кто может стать с ним вровень. Хотя, с другой стороны, как можно ровнять писателей, когда они все такие разные. Разные стили, разное владение языком, разные жанры. Кто-то свои словечки выдумывает, а кто-то довольствуется общепринятым словарем, но от этого он не менее интересен. В литературе метрологии не существует, для романа нет эталона, нельзя его измерить линейкой или взвесить на весах. Разве что на весах нашей души. Может мерилом использовать силу эмоционального воздействия на нашу душу. Но это тоже все очень неопределенно. Сегодня у читателя хорошее настроение, рассказ находит отклик в его душе и вызывает восторг или неприятие. Но завтра настроение будет совсем другим, и та же самая вещь воспримется совсем по-другому. А мода? Это уже совсем из ряда вон выходящее. Как может существовать мода на литературное произведение?!. Но она существует. Сегодня весь бомонд увлекается и превозносит одного писателя, за ним гоняются, его вещи выхватывают друг у друга, чтобы первым прочитать, а главное сказать, что прочитали первыми, а завтра даже и не вспомнят, что он существовал. Так что мода даже ориентиром не может служить в этой сфере.
Лиза никогда не полагалась на чужие оценки, ни на восторженные, ни на отрицательные. Не потому, что ставила себя выше других, не доверяя чужому мнению, просто она предпочитала пропускать произведение через рецепторы собственных чувств, а уже потом выносить свой вердикт. Самым верным ориентиром для нее служило то обстоятельство, когда тема, абсолютно не интересная для нее, увлекала, заставляла читать не отрываясь, вникать в подробности, а потом вспоминать и вспоминать, анализируя и находя все новые и новые нюансы в прочитанном.
Так было и с Достоевским. Чем могли ее заинтересовать бедные люди или полусумасшедший отец разномастных детей Карамазовых, однако прочитала все романы запоем, хотя эти произведения никак запойными не назовешь. Но в них все было интересно, ни одной страницы не хотелось пропустить – и подробное описание небольших российских городков, и длинные рассуждения автора по различным нравственным проблемам. И совсем не раздражало отсутствие характерного современной литературе динамизма. Действие развивалось медленно, неторопливо перетекая с одной страницы на другую. Девятнадцатый век на конной тяге никуда не спешил, не то, что двадцатый с реактивными двигателями, зато страсти у героев разыгрывались не в пример сегодняшним.
Женщине захотелось оживить свои старые впечатления и, ложась в постель, не глядя, вытащила шкафа томик Достоевского. Это оказался "Идиот". Наугад открыв книгу, она попала на описание припадка князя. Прочитав пару страниц и чувствуя, как слипаются глаза, она отложила книгу и, засыпая, успела отметить, как тонко и точно дано описание тяжелой болезни.
И теперь, сидя в кухне, она вспомнила свои старые детские ощущения, которые давно были похоронены, но которые, как оказалось, цепочка случайных событий вдруг вызвала из подсознания.
Впервые это случилось в ней в полнолуние. Маленькая Лизочка проснулась среди ночи. Прямо в глаза ей светил зеленоватый диск. В доме было тихо. Все спали. Девочка хотела закрыть глаза и заснуть дальше, но не могла отвести глаза от ночного светила. Чем больше она в него всматривалась, тем яснее видела очертания лица. Вначале ей показалось, что оно похоже на лицо артистки, которую Лиза недавно видела в фильме, но потом что-то неуловимо изменилось и лицо превратилось в страшную маску. Такую страшную, что хотелось закрыть глаза, зарыться под подушку и ничего не видеть. Но это страшилище не давало девочке отвести глаза и звало ее к себе. Лиза никуда не хотела идти, она сопротивлялась, вырывалась, но неведомая сила тянула ее. Еще мгновение и уродище захватит ее. И в самый последний момент раздавался бабушкин голос: "Остановись, Лиза, проснись". Девочка открыла глаза. Оказывается, она лежала на полу, рядом тоже на полу сидела мама, держа Лизу за плечи, и повторяла: "Остановись, Лиза, проснись".
Мама взяла ее на руки, гладила, целовала, успокаивала, а у самой в глазах стояли слезы. В ту ночь мама взяла ее к себе в постель, и Лиза дальше спокойно спала. Но через какое-то время припадок повторился. И опять ей снился тот же сон, и опять ее разбудил голос мамы.
Девочку водили по врачам и знахарям. Давали пить лекарства и заговоренную воду, назначали диету и читали над ней молитвы. Припадки повторялись и чаще всего в полнолуние. Потом родители повезли ее в Москву. Они летели на самолете. Это был ее первый полет. Такой необычный, что она его запомнила на всю жизнь. До этого девочку возили только на поезде. Оказалось, что можно еще и летать.
Москва оказалась очень большой и совсем не похожей на Тбилиси. Все люди куда-то спешили. Папа тоже все время спешил, а мама оставалась с Лизой.
Московский врач совершенно не походил на Петра Николаевича, который навещал Лизу в Тбилиси, когда она болела. Он был маленький кругленький, похожий на булочку, много говорил и все время спрашивал Лизу, как она себя чувствует.
Этот же был сухощавый, среднего роста, в красивом сером костюме, поверх которого был надет белоснежный халат. Он внимательно выслушал маму, а затем начал расспрашивать Лизу о том, как она долетела, как ей понравилась столица. Он долго разговаривал с ней, и девочка не заметила, как все ему рассказала о своем сне, хотя до этого отмалчивалась. Мама сидела и слушала, разинув рот, для нее самой все это было в новинку.
Доктор дал им лекарство. Это была новая разработка, которой еще не было в продаже в стране, объяснил родителям схему приема.
Таблетка была маленькая, ее еще делили на четыре части, и эту маленькую крупинку Лиза легко проглатывала. Вскоре припадки полностью прекратились. Папа последующий год работал в Москве и несколько раз привозил от врача лекарство. А потом появилось в аптеках. Но Лизе оно уже не было нужно. Она полностью излечилась. А через год и вспоминать забыла о тех страхах. Мудрый организм запрятал подальше неприятные воспоминания, заблокировав их, чтобы девочка ненароком не раскопала их.
Муж вошел в кухню, налил себе в стакан воды из крана и выпил.
- Не пей воду из крана, - машинально произнесла Лиза.
- А то что, в козленочка превращусь? – спросил Деник.
- Ну, положим, для козленочка ты уже староват.
- За козла ответишь, - насмешливо сказал мужчина.
- Я это не говорила, ты сам произнес, - в тон ему ответила Лиза. - Недавно предупреждали, что из водопровода нельзя пить воду, опять что-то где-то прорвало.
- Кончай дурить, Лизавета. Чего полуночничаешь одна, еще и курила, наверное, втихаря. Пошли спать, Смотри, уже светает.
Он как пушинку, поднял жену и потащил в спальню.
Первые лучи всходившего из-за гор солнца окрасили розоватым цветом небо, от которого исчезла магия ночи. Все вокруг стало совершенно другим, привычным, спокойным. В спальне, в которой хотя еще и не появились признаки утра, исчезли тревожные флюиды. Томик Достоевского мирно лежал на тумбочке, но Лизе показалось, как из него выглядывают недоучившийся студент, окровавленная процентщица, разноутробные братья, игрок и князь-эпилептик. Они заговорщицки подмигивали женщине, уверенные в том, что рожденные фантазией писателя будут вечно притягивать к себе все новых и новых читателей.