(Дон Валериано, дон Игнасио, дон Алехандро, дон Себастьян и донья Лаура впервые появляются в двух последних миниатюрах из "...даже в мельчайших деталях", см.
http://www.proza.ru/2011/08/31/750
перед прочтением этого рассказика с упомянутыми миниатюрами можно ознакомиться, но можно и этого не делать).
При создании образов донов и доньи автор, грешным делом, основывался на своих наблюдениях за одной крайне занятной группой сетевых поэтов.
— ...Итак, сто двадцать человек при четырёх пушках. А огнеприпасы, дон Валериано?
"Да чем же, чёрт побери, я рискую?" — подумал дон Валериано. "Эти
оборванцы-гёзы не кажутся такими уж кровожадными. Убивать меня они,
кажется, не собираются. Потом меня, надо полагать, выкупят... Этот
старый четырехглазец, этот шустрила-купец с сомнительной родословной,
которому так нравятся мои поэмы... Как бишь его? Барустин? Он должен
помочь...
Вернусь в Мадрид... Мои истории о пребывании в плену у звероподобных
пивохлёбов и колбасоедов будут иметь оглушительный успех!". Дон
Валериано на миг даже зажмурился от удовольствия, представив, как
будет слушать его россказни донья Лаура... Её глуповато-надменное лицо
станет просто по-детски глуповатым, глаза округлятся, рот
приоткроется. "О ты, о ты выражение чистой, беспримесной глупости! Как
ты красишь лица даже самых невероятных дурнушек!..."
— Дон Валериано?
— Что, простите? Ах да, по три заряда на каждую пушку. В Мадриде предполагали, что мы быстро присоединимся к основной части войска, не встретив по дороге никакого сопротивления.
— Кто возглавляет ваш отряд?
— Доблестный рыцарь дон Марика, — блестнул глазами дон Валериано.
— Дон Марика?! Дон Чистоплюй?! Это настоящее имя?! Чему это вы улыбаетесь?
— Покорнейше прошу прощения, сеньор. Ваш испанский довольно хорош, вот только ваше произношение... Это прозвище, конечно. Наш командир —- граф де Бофетада-и-Сусурро.
— Никогда не слышал о нём.
— Немудрено, сударь, немудрено. Последние десять лет он не выходил из своего замка. Посвятил себя поэзии. Но сейчас в Мадриде скребут по уже самому донышку...
(дон Валериано на миг нахмурился, глядя на то, как приосанился нахальный главарь взявшей его в плен банды гёзов. Уж не из дворян ли он? Хотя какие у этих пивохлёбов могут быть дворяне?!
Дон Валериано не стал говорить о том, что его тоже "заскребли" в войско с "самого донышка", но, слава Богу, вместе с друзьями доном Алехандро и доном Игнасио.)
К тому же... лет пятнадцать назад он блестяще взял одну французскую крепость...
— Так, так. Значит, ваш граф Ботефада...
— Граф де Бофетада-и-Сусурро.
— Да-да, Бофетада. Значит, ваш командир обладает значительными военными способностями?
— Если вы, сеньор, полагаете, что всякий проштудировавший и вызубривший назубок цезаревы "Записки о галльской войне" обладает значительными военными способностями...
— ?!
— ...то вы ошибаетесь.
— Ах так?! Отлично, я понял вас, мой дорогой дон Валериано. Я никогда не понимал почему это некоторые неумехи не могут обойтись без калёного железа... Не хмурьтесь, дон Валериано, не хмурьтесь! Так вы говорите, сеньор де Бо..., сеньор де Бофетада посвятил себя сочинению стихов?
— О да!.. Он даже считает себя одним из... кхм, первых поэтов Испании.
— Он считает?
— Он и пара-тройка близких друзей.
— А вы так не считаете, дон Валериано?
— Я?!! Да, я бывал в его замке... А кто из дворян, умеющих владеть не только клинком, но и пером не бывал? О, мне тоже приходилось расточать похвалы дону Марике... Обеды, которые он даёт для своих гостей славятся по всей Испании. Но...
— Но, дон Валериано?
— Но только "хлад ведьминой груди", только хлад груди ведьмы, обласканной Нечистым, может сравниться с холодом его стихов.
— Браво! Я вполне понял вас, дон Валериано, не продолжайте. Давайте сделаем так... Эй, Зимен! Вот тебе ключ, достань из моего сундука бумагу, перо и чернильцу, да принеси сюда.
Интересно, что же такое задумал этот наглый мужлан, прикидывающийся
дворянином? Кончится ли когда-нибудь эта проклятая ночь?
...Как только начало смеркаться, сеньор де Бофетада, распорядившись
выставить караулы, тут же заперся в своей палатке. Даже не проверил
потом, как несут службу караульные, ганнибал он эдакий. Заперся не иначе,
как для того, чтобы закончить свою нелепую поэму... сто двадцать пятую по
счёту... Да-да, сто двадцать пятую! Он такие вещи, наш сеньор Первый Поэт,
никому не дает забыть, раз двести напомнит... Дон Валериано скривился,
припомнив "рыбьи туши" из первой части поэмы.
Проклятый свет из палатки дона Марики действовал мне на нервы, — продолжил
свой внутренний монолог дон Валериано, — если бы не этот свет, то я, дон
Игнасио и дон Алехандро остались бы в лагере... Но я, я предложил друзьям
погулять перед сном...
Откуда же взялись эти проклятые гёзы? Как жаль, что я не чувствую
опасность так, как дон Алехандро! Он-то мигом сорвался с места, и помчался
в лагерь... Гёзы, да гореть им всем в аду, не стали стрелять вдогонку. Не
хотели поднимать лишнего шума, надо полагать... Теперь-то ясно, что им
нужны были пленники...
Да и дон Игнасио тоже хорош... Этот сумел разметать схвативших его
мужланов... Вон, неподалеку лежит парень, стонет. Дон Игнасио своротил
наглецу челюсть, знатно своротил. Своротил, и тоже понесся в лагерь...
Но что же, всё-таки, задумал этот бандит?! У него под рукой человек
семьдесят... Пушек я не заметил, но намерения у хитреца, я даже и имени
его не знаю, самые недостойные...
Чувствую, быть завтра битым нашему дону Марике... Особенно если пленившие
меня гёзы придумают, что делать с нашими пушками... А они придумают, в
этом я почему-то не сомневаюсь. Многие погибнут, это уж как пить дать.
Вчерашние крестьяне, да будь хоть сам Цезарь, — а не кислый хлыщ де
Бофетада! — их командиром, — не чета гёзам...
Погибнет ли дон Игнасио? Хорошо это, или плохо? Моей бедной голове,
вдоволь настрадавшейся от бревен-тире дона Игнасио, это точно
понравится!.. (Дон Валериано улыбнулся.) Да и в свет можно будет выйти
спокойно, не опасаясь конфуза, как вон давеча у графини Л. ...
А если погибнет дон Алехандро? Мне будет тоскливо без этого весёлого
трепача!.. Но нет, дон Алехандро погибнуть не должен. Или сбежит, или
спрячется так, что даже хитроумный главарь гёзов не сможет...
— Дон Валериано! Дон Валериано! Вы меня слышите?
— Я к вашим услугам, сеньор.
— Теперь я нисколечко не сомневаюсь, дон Валериано, что вы первый поэт... Музы, это с ними вы всё время беседуете, напрочь забывая о нашем скучном мире? Вы говорили, вы живёте в Мадриде? Да-да, вы, несомненно, первый поэт Мадрида! Вот вам, мой милый поэт, перо, чернила и бумага. Будьте любезны, припомните-ка
стихотворение вашего дона Марики, да такое, которое было бы самым дорогим его, хм, безнадёжно холодному сердцу...
...Граф де Бофетада-и-Сусурро, нахмурившись, смотрел на десяток всадников, крутившихся примерно в полутора сотнях шагов от лагеря.
— Что это за люди? Что они там делают? — раздражённо спросил он дона Алехандро, ставшего, после вчерашнего исчезновения дона Валериано, его лейтенантом.
— Я думаю, ваше сиятельство, это бандиты из той шайки, которая вчера захватила дона Валериано. На регулярных кавалеристов они не походят. Смотрите, как скверно они держатся в седле. Никакой грации, никакой...
Всадники, между тем, стали что-то выкрикивать... Кажется, на испанском. По кивку одного, который был, видимо, за главного, они приблизились к лагерю шагов на двадцать.
...ИК ЗКИ-ДА-ННЙA БО ДРО-БАМ НОС-НЫМ...
"Их скитанья по тропам ночным?" — пронеслось в мозгу у графа. Из моего любимого "Повествования"? На чудовищно искаженном испанском?
БРО НАК-МЮ-РЕН-НИ ПЕ-РЕК И ЛУН-НИ СА-ЛИФ
И БРО ЗОН-НИ-И МАС-ТИ ВЕ-ЛЮХ
"Про нахмуренный берег и лунный залив, И про сонные мачты фелюг?.. Негодяи!!! Откуда известна им эта вещь, столь дорогая моему сердцу?! Откуда бы ни было... возможно через посредство гнусного предателя и труса дона Валериано... они дорого за это заплатят!".
Полный ненависти взгляд графа скользнул по дону Алехандро
который в страхе попятился
по дону Игнасио
(который тут же уткнулся носом в недавно снятую с руки перчатку; в голове
у графа мелькнул подаренный ему доном Игнасио портрет, — запечатленный на
этом портрете дон Игнасио зачем-то держал в руке огромное побуревшее,
перезрелое яблоко)
по солдатам, столпившимся вокруг него...
— Пушки сюда! Живее, остополы! Живее!
...
— Заряжай! Пороха не жалеть!
...
— Навести на группу всадников впереди! Огонь!
Всадники, видя приготовления в лагере испанцев, сумели отскакать от лагеря на довольно значительное расстояние, и никакого вреда неслаженные выстрелы горе-вояк графа де Бофетады им не причинили.
Они объехали лагерь по широкой дуге (по "ample arc," как потом сказал один английский поэт), благоразумно оставаясь вне досягаемости от огня графовых пушек, но затем вновь приблизились к лагерю, и вновь принялись за своё:
И БРО ЗЁЛ-КО-ВИ ЗЁ-БОТ БРИ-БРЕС-НИХ О-ЛИФ
БРО ДА-ЛЁ-КИ БРИ-ДУ-МА-НИ ЮХ
— Негодяи! — взвигнул граф. — Я вам покажу "придуманный юг"! Развернуть орудия! Заряжай! Порох не просыпать, идиоты! Огонь!
К несчастью, выстрел одного из орудий задел графову палатку... В воздух взметнулись листы недописанной поэмы, какие-то золоченые тряпки, что-то заззвенело, разлетаясь на куски...
И БУ-СКА Э-ДИ ЗНЫ МИ-РА-СИ МУ-ЛЯ-ССИ
ЗА-ДА НЕД И ЗА-ТОБ-ЛЕН ПАР-КАЗ
— Огонь!
— Ваше сиятельство! Это наши последние заряды... Мало ли что...
— Молчите, негодяй! О, я знаю, дон Алехандро, как близки вы с этим худородным предателем доном Валериано! Погодите, дайте мне только срок! Я уничтожу вас обоих! Чего застыли, чурбаны! О-о-огонь! Огонь!
...
— ...Да-да, дорогие мои донья Лаура и дон Себастьян!.. После того как мы расстреляли все заряды, гёзы атаковали... Весь отряд погиб. Да, и граф де Бофетада. Дона Игнасио, всего израненного, гёзы сочли мёртвым. Но он выжил, наш силач, наш дон Игнасио. По дошедшим до меня сведениям, он сейчас поправляется, и вскоре вернётся в Мадрид... О доне Алехандро, увы, ни слуху ни духу.
дон Валериано с большим трудом удержался от лукавой улыбки.
Но я думаю, вскоре и он вернётся к нам, целый и невредимый. И с новыми стихами, мои дорогие друзья, с новыми стихами!
"Как приятно отдохнуть душой с моими милыми глупышами — доньей Лаурой и
доном Себастьяном... Ведь только с ними я могу хотя бы ненадолго забыть
об этом безжалостном, дьявольски умном бандолеро! Только с ними!"
ПРИМЕЧАНИЕ
Процитированный в рассказе стишок НЕ принадлежит автору.