30. Как однажды мне было стыдно. что я русский

Александр Летенко
                А.В.Летенко
              КАК ОДНАЖДЫ МНЕ БЫЛО СТЫДНО, ЧТО Я РУССКИЙ
                (Из воспоминаний)

          Однажды в конце восьмидесятых годов меня пригласили в ГДР на международное совещание, проводившееся в их Высшей профсоюзной школе. Она находилась тогда  в живописном северо-восточном пригороде Берлина  неподалёку от Бернау.  Эта, хотя и обширная, но уединённая и весьма уютная усадьба была окружёна  густым лесом, там был чистейший воздух и  тишина, располагавшая к сосредоточенной учёбе и полноценному отдыху. Прогуливаясь по территории ВПШ со своими немецкими коллегами, я обратил внимание на то, насколько продуманной представилась мне планировка этого комплекса, включавшая аудиторные, спортивные, жилые и хозяйственные здания, а также их великолепная архитектура и добротная постройка (что говорят, «навеки»). На это один из коллег с легкой улыбкой на устах  заметил, что такого рода хвалебные отзывы он слышал не только от меня, и это немудрено, поскольку этот городок проектировался  и строился в конце тридцатых годов виднейшими специалистами Германии, приглашёнными для создания… высшей школы командного состава войск СС.

          После хорошей прогулки, сытного ужина и деловой беседы о программе завтрашнего дня меня проводили в «профессорский» жилой корпус, где я  в великолепном настроении вознамерился как следует отдохнуть. Перед сном я даже немного посмотрел  по западноберлинской телепрограмме фильм «Царица Савская». Я, правда, не понимал почти ничего по-немецки, но это компенсировалось лицезрением двух великих актёров, исполнявших главные роли – Джины Лоллобриджиды и Юла Бриннера, да и суть событий мне была знакома, так как я кое-что помнил из  библейской мифологии. Я чувствовал себя очень хорошо, в общем, рай, да и только…

          Ад начался ровно в шесть утра. Секунда в секунду.

          В этот момент я был выброшен из постели оглушительным рёвом, раздававшимся из-за окна, стёкла которого дрожали и звенели. Очнувшись ото сна и придя в себя от неожиданного стресса, я прислушался и узнал мелодию, гремевшую с многодецибельной мощью на всю округу. Это был… Гимн Советского Союза.

           Впоследствии мне рассказали, что за «профессорским» корпусом и новыми общежитиями, где живут слушатели  ВПШ со всего мира, стоит забор, за которым расположена Танкоремонтная база Группы Советских войск в Германии (ТРБ ГСВГ), и, по распоряжению замполита этой части, ежедневно через добрый десяток подвешенных на столбах громкоговорителей, в шесть утра транслируется эта музыка. А для того, чтобы окружающим «жизнь сахаром не казалась», установки включают на самую большую возможную громкость. Таким образом, слушатели и гости ВПШ поневоле были вынуждены начинать свой рабочий день «с петухами», то есть, подстраиваться к распорядку дня солдат ТРБ ГСВГ. Скорее всего, такая ситуация не всем и не очень была по вкусу, и положительного влияния на отношение к русским военным и к русским людям вообще, конечно, не оказывала.

          Последнее я ощутил тем же утром, когда вошёл в столовую к завтраку. Я заметил, что обычный «столовский» гул при моём появлении мгновенно затих, и даже перестала звенеть посуда, а взоры нескольких сотен человек устремились на меня. Они глядели молча, но я кожей чувствовал их внутренние голоса: «Смотрите, смотрите -  это русский пришёл». То же самое повторялось и в другие дни -  каждый раз, когда я входил в столовую, а также в помещениях, где проходило совещание, и в лекционных залах. Во всех взглядах я прочитывал недовольство и презрительное осуждение. Поверь, читатель, мне пришлось нелегко, ибо привыкнуть к ощущению всеобщей неприязни нельзя. Наверное, на это способны только отпетые негодяи. После такого испытания я уезжал домой в Москву полубольным и с измотанными нервами, хотя деловые результаты поездки были вполне удовлетворительными.

           Меня также неотвязно мучила мысль о том, что будут рассказывать о нас иностранные студенты ВПШ, когда вернутся домой. А ведь там были десятки ребят почти со всего мира за исключением некоторых стран Западной Европы и Северной Америки. Я размышлял и о том, чем руководствовался замполит танкоремонтной базы, мучая на рассвете своим грохотом «соседскую интеллигенцию». Или он таким образом через сорок лет после Великой Победы «мстил побеждённым», хотя благородному победителю всегда следует быть снисходительным? Или он ничего этого просто не понимал? Или в этом обряде находил своё выражение уровень культуры современного советского  офицера?

          Определённого ответа на эти вопросы я так и не нашёл, равно как и понимания своих «претензий» в Главном политическом управлении Министерства обороны СССР, куда я, конечно, позвонил по возвращении в Москву. Однако сегодня я  знаю и полностью уверен в том, что точно есть причины и основания, по которым к русским кое где и довольно часто относятся неважно, хотя многие русские, на самом деле, в этом совершенно не виноваты.