Лель, с того самого момента, как стала себя помнить, поняла, что является в этой жизни «не формат». Примерно с семи-восьми летнего возраста. Видение окружающего ее мира не могло быть сопоставимо с восприятием рядом бредущих школяров. Резвость, беспечность, наивность, где-то даже отрешенность – не могла она так. Как можно смотреть на облака, скакать по горкам и гоняться за бабочками, когда все это в ее глазах было бесцветно? Лель не видела красок. Это не имело ни медицинского, ни иного объяснения. Единственное, что ей приносило наивысшее удовольствие – это чтение.
В книгах рассказывалось о том, как прекрасен и разнообразен мир, что он насыщен запахами, формами, образами и яркими пятнами. Именно из них Лель узнавала, что есть около сотни оттенков зеленого и в момент заката цвет солнца изменяется и преображается более пятидесяти раз! Еще в начальной школе, когда одноклассники приносили на уроки чтения книги, прочитанные за лето, Лель с гордостью выкладывала на стол толстые талмуды с произведениями Д. Дефо или О. де Бальзака. На что учитель, откровенно игнорируя, проходил мимо и больше не смотрел в ее сторону, и продолжал интересоваться произведениями про пушистых зайчиков и милых белочек, про которых читают детям еще в пеленках. А вот после уроков с наигранным чувством заботы о Лель, учитель распылялся словесным водопадом о том, что ребенку еще рано читать взрослые книги, что у нее пропадет ощущение детской непосредственности (хотя, предполагается, о ней он знал только из программы педагогического института, законченного далеко не «на отлично»).
После такого «душевного» полета педагога хотелось еще быстрее убежать домой, в свою серую комнату, где на полках стояли, лежали на полу и под кроватью, в душевой и в шкафу весь нижний ряд – книги, книги, книги... Это был ее мир: сочный, яркий, манящий. Необъяснимый трепет пронизывал подушечки пальцев, когда она прикасалась к обложке. Открывая первую страницу, Лель «с головой» погружалась в этот загадочный мир буквенных эмоций и образов. Самые интригующие ее события происходили либо в глубинах пучин морских, либо далеко за пределами нашей солнечной системы. Переходя именно эту грань реальности, и, наступая на хвост саламандре-фантазии, Лель теряла связь с миром серых будней и еще не решенных детских трудностей. Так проходили, а иногда просто пролетали, минуты, часы, сутки, а в последующем и года.
В день своего совершеннолетия Лель хотела куда-нибудь спрятаться. И это не тяжелый определяющий эпитет, а настоящее и сильное желание. Этот «праздник» с годами стал сильно ее беспокоить своим двуличием и бестолковщиной. Именно в этот день каким-то загадочным образом просыпались от долгой спячки многочисленные ближние и дальние родственники лишь для того, чтобы отдать долг внимания «любимой» дочери, которую никто в другие дни не замечает, «симпатичной» племяннице, так загадочно живущей по соседству, «приятной» - и только, внучке. Получать подарки также не хотелось, как их всех видеть, ибо подарками «это» назвать язык не поворачивался: плюшевый, наверно, белый зайчик, кричащий, когда его дернут за ухо – «Все на борт!», набор жуткой розовой косметики (так написано было на упаковке), безобразное, все в кружевах и пайетках девчачье платьице (как сказала «бабуля») и т.д. Хотелось кричать и Лель закричала.
На пол посыпались мелкие осколки любимой маминой люстры. Но не градом и с режущим слух звуком разбивающегося декоративного стекла, а медленным, растянутым во времени, дождем. Лель крутилась из стороны в сторону и не могла ничего понять, а время, казалось, замедлило свое течение. Осколки падали, родственники еле двигались, а Лель стояла под россыпью ниспадающих капель темно синего стекла. Воздух стал тяжел и вязок.
Без видимых усилий Лель развернулась и побежала наверх, в свою комнату. Краем глаза она выхвалила незначительное движение в углу – Принц, ее любимый фолдик, сидел с круглыми глазами, забившись в угол комнаты испуганно съежившись. Он тоже, как и она мог двигаться без помех, но был настолько напуган, что это ему и не требовалось. Распахнув дверь своей серой комнаты, Лель схватила первую попавшуюся книгу, открыла окно и вылезла на навес. Спустилась по лестнице на молодую майскую зелень лужайки. Мысли вернулись к Принцу. Надо было его забрать, но возвращаться не стала. Лель повернулась спиной к дому и побежала в сторону леса. Жадно вдыхая запах весны, увиливая от пушистых веток-лап молодых сосен, Лель направлялась к своему тайному месту – несколько лет пустующей берлоге.
Небо разрезал острый серебряный нож молний. Звук грома, как и положено, достиг земли чуть позже. Лель от неожиданности вздрогнула и посмотрела на все такое же серое, как и обычно, небо. Интересно, а какого цвета оно бывает в те моменты, когда на нем нет ни облачка. В научных книгах пишут, что его цветовой ряд очень разнообразен, а в полярных районах даже есть северное сияние – очень красивое по природе явление преломления солнечных лучей в нашей атмосфере. Стало тяжело дышать от бега и наполненного озоном воздуха. Но Лель не останавливалась. Надо было успеть до того, как первые крупные капли майской грозы достигнут поверхности жаждущей влаги земли. Добираться осталось еще пару километров.
Это тайное место у нее появилось несколько лет назад, когда после очередного скандала с матерью ее выставили за порог лишь в одном нижнем белье. «Ты ничего этого не заслужила!» - эта фраза уже какой год подряд не давала ей покоя. Что значит - заслужила! Я не собака, чтобы заслуживать себе кусок хлеба или ночлежку. Тогда было холодно, начало ноября и первые робкие снежинки стали таять на ее трясущемся теле. Хотелось выть от обиды, что опять никто не понял, не поддержал. Отец молча отвернулся, а брат, как обычно, сделал вид, что ничего не видит и его это не касается. Лель ушла. Несколько часов бесцельно бродила по лесу и нашла эту берлогу. В самом дальнем углу, куда не задувал осенний ветер, она обнаружила кусок мешковины и быстро укуталась. Зубы звонко отбивали произведения всех известных музыкантов-классиков. Печальная улыбка растянула тонкие губы.
С того момента в берлоге (название даже не хотелось придумывать иное) появился и спальный мешок, предварительно тайно унесенный из гаража отца, и консервы, также без спросу взятые в подвале дома, спички, запас сухих веток и еще кое-какие мелочи. Лель здесь нравилось. В этом месте не надо было никого из себя изображать. Ни внимательность, ни сочувственность, ни заинтересованность и уж тем более, понимание. Да, ее никто не понимал. С этим она смирилась. Еще давно. С сегодняшнего дня она совершеннолетняя. Она взрослая. Но ощущение ответственности за свое существование появилось намного раньше ее физического созревания.
Первая капля коснулась ее щеки прямо около края глаза. Природа пролила за нее слезу. Сама Лель раньше не плакала. Как бы горько и обидно не было – не получалось. Тяжелый обруч эмоций сдавливал ее грудь, пытаясь выжать сок боли из ее тела, но безрезультатно. Дыхание перекрывалось, тело содрогалось и все рассеивалось. В книгах по психологии пишут, что негативные эмоции нельзя сдерживать, что они являются основой всех закоренелых форм психических расстройств личности. Их надо выплескивать – рекомендует, какой-нибудь очередной открыватель человеческих душ. Возможно, но душа Лель не ощущает себя больной. Напротив. Она полна жизни, сил, стремлений к чему-то новому, и даже пока неопределенному, еще неизученному и недоказанному.
В тот самый момент, когда Лель зашла в берлогу, тяжело дыша, вода с неба упала с громким шипением, закрывая ее от того мира, от которого она только что убежала. Она туда больше не вернется. Тот мир лопнул, как люстра матери. Теперь у нее есть свой.
Обтерев лицо от капель, она посмотрела, какую книгу прихватила с собой. Бродяги севера. Это произведение в девятилетнем возрасте изрядно потрепало ее воображение. Чувство жалости к животным, оказавшимся в таком положении для них трудном, почти заставило плакать, но... Лель улыбнулась. Символически получилось. Она – в лесу, в берлоге и с книгой о похождениях медведя и пса. Снаружи подул мокрый ветер, и захотелось чего-то теплого. Лель привычно зашагала в глубь берлоги.
По ее подсчетам, до того момента, когда она должна была упереться в стену, около двенадцати-тринадцати небольших шагов. Но она прошла уже четырнадцать. В спину опять подул холод. Пятнадцатый и шестнадцатый шаг немного ее взволновал. Семнадцатый заставил остановиться. Она протянула вперед руку. Ничего. Пустота. Ее там не должно быть. Еще три шага и опять пустота. Ветер в спину. По коже пробежали «мурашки». Она пожалела, что не вернулась тогда за Принцем. Не самая, конечно, прекрасная компания, но ее не хватает. Еще два шага. Все равно пустота. Лель прищурилась. Очень темно. Ничего не видно. Еще пять шагов. Кожа на лице почувствовала движение теплого воздуха. Из глубины берлоги. Первая мысль – она ошиблась, показалось. Выставив перед собой руки, она прошла еще немного вперед, и ее пальцы коснулись чего-то мягкого и теплого. Она резко отдернула ладони и напряглась. Ничего.
Нерешительно, выставив перед собой согнутую руку, Лель прикоснулась еще раз к невидимой ее глазам преграде. Она была мягкой, теплой и в нее проваливались пальцы, как в желе. Лель надавила на нее. Рука погрузилась в теплоту, и ладонь стало незначительно покалывать. Будто мелкие электрические разряды посылались из глубины этой аморфной массы. Страх стал стучаться в ее сознание. Про такое она ничего не читала. Были литературные фантазии писателей выдумщиков, рассказывающих о далеких планетах и обитателях, живущих на них, о невиданных животных и возможностях их генетической и иной мутации, о тайнах магов и колдунов. Это были и научные статьи, с доказательствами через разнообразные формулы, и просто затейливые выдумки, похожие на сказки для детей.
Такое ощущение возникло, что ее стало затягивать в глубину берлоги, в желеобразную субстанцию. Лель потянула обратно увязшую в желе руку. Рука не поддалась. Она еще глубже вошла в прострацию, уже по локоть. Вокруг не было ничего, за что можно было бы зацепиться, во что упереться. Закричать? А кто услышит? Страх поразил воображение. Вся та информация, которая была получена через книги, стала собираться в один большой комок и создавать невиданное до сих пор чудовищное существо. Древнегреческая и египетская мифологии, кельтские сказания, палеонтология, рассказы о пришельцах и хищниках морских глубин, даже библейские сказания. Все собралось в один большой пучок и Лель дала волю фантазии. Чем дальше ее затягивало, тем больше она пыталась сопротивляться и не думать о том, что там внутри. Последний глоток воздуха и ее уже нет в ее укромном тайном месте.
Где она? Все тело будто пронизывают сотни мелких иголочек. Не больно, но и не приятно. Руки, ноги словно парят в воздухе. Темно. Глаза открыты. Наверно. Легкие стали выталкивать наружу отработанный воздух. Лель стала сопротивляться. Если она потеряет этот последний вдох, то, что будет потом? Диафрагма оказалась сильнее. И углекислый газ вырвался наружу. В глазах потемнело, дышать нечем. Лель потеряла сознание…
Очень сильно болела голова. Такое ощущение, что по ней били миллионы маленьких молоточков. Вот-вот они расколют височную кость и наружу выльется вся боль, засевшая так глубоко внутри. Лель дышала. Она могла дышать. Воспоминания никак не хотели собираться в последовательную цепочку. Бродили в голове неясные образы, яркие вспышки заставляли еще больше болеть затылок. Лель вырвало. Тяжело дыша и кашляя, она уткнулась в нескольких сантиметрах от своего содержимого в мокрую, холодную лужу и, глубоко вдохнув, чуть не захлебнулась. Глаза резало, кашель душил, вода через нос быстро пробралась к легким и Лель вырвало по второму кругу. Мозг с трудом контролировал тело. Лель спасали только рефлексы. Она опять потеряла сознание.
Очнулась она от холода. Вся одежда была мокрой. Ее пробирал озноб. Голова болела меньше. Пошевелив пальцами, Лель сжала кулак. Попыталась привстать. С первого раза не удалось. Еще и еще. Села. Взяв себя за голову, Лель просидела так неопределенное время. Было все также холодно. По правой руке стало подниматься тепло, приятное, будто ласкало кожу. Не открывая глаз, Лель потрогала место мнимого прикосновения. Ничего. Выругалась про себя. Потерев виски дрожащими пальцами, стала разминать шею и плечи. Глаза уже не так щипало. Захотелось увидеть, где она находиться и вспомнить, как сюда попала. Ресницы дрогнули, но веки, казалось, будто насильно сверху давили и не давали им подняться. Лель потерла глаза.
Робкий лучик света тонкой линией нарисовался между ресницами. Было тяжело раскрывать глаза. Свет был необычный. Лель такого раньше не видела. Она еще приоткрыла веки. Все поплыло. Опять закружилась голова. Собравшись, Лель повторила попытку. Вокруг было все необычным. И свет, ласкавший кожу, и деревья, стоявшие справа, и трава слева, и даже лужа, в которой она сидела. Лель улыбнулась, причинив своей голове очередной удар. Она не знала, что произошло, она не понимала, как это случилось, она и не хотела этого знать. Все вокруг было настолько нестандартным, в ее понимании, что ей оставалось только лишь догадываться, что стряслось.
ЕЕ МИР перестал быть черно-серо-белым…