Фейри

Дженни
Зал в темноте рукоплещет. Зал взрывается криками, когда ты выходишь на сцену. Зал дрожит, кричит, неистовствует. Зал дышит в унисон. Зал двигается в такт твоей мелодии, твоему голосу, твоим движениям. Полный зал фанатов. Полный зал людей в черных костюмах, в латексе, железе, коже. Полный зал, копирующий каждое твое движение, копирующий тебя, как кривое зеркало.
Ты знаешь, что где-то в этом зале, на задних рядах, самых дешевых, сидит она.
У нее строгий костюм - коричневый или зеленый - жакет и короткая юбка, туфли на высоких каблуках – в тон цвету костюма, и современная стрижка. Она сидит, закинув ногу на ногу, и прикрыв губы кончиками пальцев, чтобы не смеяться в голос. Она сидит в темноте, иногда поднося к умело накрашенным глазам бинокль, чтобы посмотреть на тебя, и смеется, негромко, так, что даже сидящие рядом подростки в черном не слышат.
Перед концертом девочки в длинных, под старину, платьях, в сапогах на высоченной платформе, с черными ногтями говорят только о том, что хотят оказаться в твоей постели и строят гипотезы относительно твоей личной жизни.
Она курит, стоя под козырьком крыши и брезгливо смотря на затянутое тучами небо, улыбается уголками идеально очерченных губ. Пачка ее сигарет стоит дороже, чем весь прикид твоих девочек-фанаток.
Она щелкает перед охранником замком сумочки. Зажигалка, сигареты, ключи, телефон и духи. Охранник кивает, но она смотрит мимо него, и ее губы расчерчены улыбкой.
В темноте, в битком набитом зале, когда справа и слева подпевают фанаты, она кривит губы и думает о том, что не потрудилась запомнить ни одного куплета.
На последних песнях зал встает. Это как волна – поднимаются ряды, от первого до последнего. Когда весь зал встает, она остается сидеть, безучастно разглядывая темноту.
Ты освещаешь софитом зал, от одного края до другого, свет выхватывает разноцветные волосы, подведенные глаза, железо цепей. Зеленые, синие, карие, черные – любой оттенок радужки. Ты силишься найти в огромном зале ее глаза и не находишь.
Когда ты освещаешь софитом зал, она встает и уходит.
Ей не нужно оставаться на автограф-сессию. Она не видит в твоей почеркушке на бумаге никакого смысла.
Ты встречаешь ее через три часа после окончания концерта, когда заканчивается автограф-сессия и ночь покрывалом падает на город. Ты едва ли можешь разогнуть руку – болят пальцы, несколько часов сжимавшие ручку, чтобы черкнуть на услужливо подставленных фанатами листах свое имя. После многократных повторений роспись превращается в ничего не значащий рисунок.
Она сидит за столиком у окна в маленькой ночной кофейне. На столике только два бокала шампанского, от которого, она знает, у тебя всегда болит голова. Ты приходишь, не успев смыть с глаз угольно-черным макияж, и без сил падаешь на стул. Она поворачивается к тебе через несколько минут, до этого ее взгляд был устремлен на ночную улицу, отчетливо контрастирующую с освещенным залом кофейни.
На ней длинное черное платье с открытыми плечами, волосы собраны в высокую прическу, длинные серьги тянутся до самых плеч.
- Ты была на моем концерте? – спрашиваешь ты.
- Нет, - спокойно врет она.
Несколько мучительно долгих минут вы молчите. Она пьет шампанское маленькими глотками, ты рассеянно поглаживаешь пальцами стекло своего бокала.
- Завтра? – спрашивает она негромко.
- Милан.
Свет многочисленных ламп дробится в ее длинных серьгах. Играет белым, желтым, синим и зеленым светом. Как блики софитов в черноте зала.
- У тебя женщины в каждом городе? – спрашивает она с грустной улыбкой. Такие вопросы задают только тогда, когда не боятся ответов.
Ты вскакиваешь рывком, как будто она отвесила тебе пощечину.
- Знаешь, - она отворачивается и смотрит в пронзительную темноту за окном. – Если однажды в своей жизни ты встретил фейри, ты уже никогда не сможешь его забыть. И уйти от него. Правда ведь? – ее глаза лукаво блестят, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть тебе в лицо из-под подкрашенных ресниц.
Ты неровно улыбаешься углом рта, так, как не улыбаешься никому на своих концертах и протягиваешь ей руку, левую, пальцы на правой скрючены и не разгибаются. А у нее теплые ладони.
На концерте в Милане ты опять будешь освещать софитом бурлящий зал, в надежде, что найдешь среди тысяч других ее глаза.
Ты уверен, что она бывает на каждом твоем концерте.