Глава 7. Вперед к совершеннолетию. Чудеса продолжаются.
Вера стояла и ждала свой чемодан. С овального транспортера вываливались всевозможные пухлячки-добрячки, сумки-баулы, но ее багажа пока не было.
— Может, потерялся где-нибудь, — безразлично подумала она. Все равно, шляпа с пареро в тон, предназначались только для любимого. А он, как всегда...
— Верь в чудо, — вспомнила она и невольно улыбнулась, представив, как по транспортеру едет ее усатый «грузин» с хризантемами в руках. От него можно было ожидать каких угодно сюрпризов. И опять нахлынули воспоминания.
Запыхавшаяся и счастливая девушка бежала домой. Сегодня был сдан зачет по "страшной" начерталке, которой пугали с первых дней семестра. Вот этот-то предмет, зачем надо было вбивать в бесшабашные студенческие головы. Но именно по уникальной и новомодной специальности чего только не вбивали, не пилили и не отрезали. И отчисляли, конечно. В группе, состоявшей из двадцати пяти человек, было только пять девочек, остальные - парни. Специальность предполагала работу в учреждениях определенного устройства и типа. Предпочтение отдавалось мужчинам. Но те, вкусив свободы и прелестей общежитских коек-попоек, не всегда удачно вписывались в лекционные расписания. А контроль был жестким. И нагрузка очень тяжелой. Вера вся отдалась учебе. Тем более, что Анри находился в очередной командировке, без права на переписку.
И вот сегодня, когда был досрочно сдан зачет по не такой и ужасной, как грозились, а очень даже интересной начертательной геометрии, дисциплине, развивающей пространственное воображение, усидчивость и терпение, когда на носу было долгожданное совершеннолетие, девушка чувствовала, что должно произойти что-то еще. Что? Не знала, но предощущала чудо. Как ждут его в новогоднюю ночь. И пела, звенела душа. А сданный удачно зачет, был ни при чем, но только удачным фоном. Как чистый нотный лист, ожидающий появления на нем музыкальных нот для увертюры... встречи с любимым.
По дороге на остановку к ней подошел подтянутый, с военной выправкой молодой мужчина и утвердительно спросив: «Вы ведь, Вера? Возьмите, Вам велено передать», — не дождавшись ответа, быстро ушел, оставив в руках опешившей студентки небольшой сверток. А внутри, было... Вот оно... долгожданное чудо! Девушка от радости чуть не выронила тубус с чертежами из рук. Коробочка с любимыми французскими духами с флером горько-пряных ноток хризантем и поднимающей настроение пачули. На визитке Анри, с обратной стороны было написано: «И не надейся, фамильная Бижу, на мою долгую пропажу и молчание. Я приеду в Твой День с настоящими драгоценностями и живыми хризантемами. Кружа и целуя, А.»
Вот о каком еще празднике или чуде сегодня можно было мечтать?
Все вокруг пело, звенело и голубело морозным небом припозднившейся зимы, которая, очарованная горячей радостью влюбленного пылкого сердца, совершенно не хотела вступать в свои, утвержденные природой, законные права.
Вера мчалась домой не разбирая дороги, и вдруг кто-то крепко обнял ее и запричитал. Но, увы, это был не Анри, а какая-то дородная блеклая тетечка. Девушка с трудом узнала преподавательницу по урокам ОБЖ в школе, которые ввели сначала, как факультативные, а потом оказалось, что будет проставляться годовая оценка. И чего только в том курсе не было. Начиная от военной подготовки, и заканчивая медицинским делом.
— Верочка! Ты поступила на лечебный факультет? Ну что, нравится? А в тубусе, медицинские атласы? — затараторила, засыпала она вопросами. А когда та отрицательно покачала головой и назвала другую специальность, женщина, ахнув, произнесла,
— Так вот почему муж отнекивался, отрицая встречу с тобой в мед академии. Он, как председатель приемной комиссии, проводил собеседование с абитуриентами. И, когда я стала спрашивать про тебя, супруг посмотрев удивленно, сказал, что не смог бы запомнить, даже если бы очень захотел, всех поступивших девушек. Хоть и самых, самых... А я ему ответила, что тебя он обязательно бы запомнил.
— Ах, Верочка, как ты меня огорчила! А родители куда смотрели? Медицина потеряла в твоем лице очень многое. Ты же прирожденный медик, с интуицией, с твоими энциклопедическими знаниями, и таким чутким отношением к людям. Я же все видела на уроках. Что же ты наделала! Может, еще не поздно? Не сомневаюсь, нагонишь, давай я поговорю с мужем, — она преданно, как родной и любимой дочке, заглядывала девушке в глаза. Той даже стало неудобно от неуемного внимания. Лестные слова о себе Вера всегда пропускала мимо ушей.
— Поздно, Галина Петровна! Актрисой я не стала, востоковедом тоже, и врачи обойдутся как-нибудь без меня. Возможно, в будущем приведется защищать секретную медицинскую информацию от поползновения иностранных шпионов, — пошутила девочка.
— Ох, деточка, ведь такая возможность не каждому дается и предлагается. Подумай хорошенько. Только из-за любви и глубокого уважения к твоим замечательным родителям, воспитавшим такую хорошую дочь, которая почему-то не хочет пойти по маминым стопам... — Вера улыбнулась, чмокнула в щеку бывшую учительницу, поблагодарила за заботу, обещала передать приветы родным и устремилась летящей походкой дальше.
До многообещающей взрослой даты, когда «в жизни раз бывает восемнадцать лет», оставалось несколько дней. Ее не интересовали ни само праздничное мероприятие, ни гости, ни подарки, но только приезд долгожданного любимого. Всё, теперь она сама будет нести за себя ответственность. Чтобы там ни говорили родители. Дочь станет взрослой, совершеннолетней! А, кстати, где ее паспорт? Они пойдут и на следующий день зарегистрируются с Анри. Ей даже не хотелось, как всем девушкам, ни белоснежных нарядов, ни свадебных кортежей, ни криков «горько», ни многоярусных бисквитных тортов. Она бы и не ставила штамп в паспорт, но без этой канцелярской мелочи, не венчали в церкви. Для нее это было главным, чтобы любовный союз состоялся на Небесах. А остальной антураж совсем не интересовал юное создание. Хотя перед глазами часто всплывала картина Василия Пукирева «Неравный брак», но Вера только отмахивалась от видения. Ни к Анри, ни к ней никакого отношения не имел гнусный старик, а скорее, симпатичен был сам художник, изображенный за спиной невесты. У нее все будет по-другому. И союз, а не брак, будет гармоничным и счастливым.
А паспорт исчез, его не было. Как будто он не существовал никогда. И все лихорадочные поиски документа не увенчались успехом. Родители «недоумевали», глядя на ее озабоченный вид и отнекивались от всех подозрений дочери.
Анри смог приехать только через два дня после празднования даты «взрослости». С охапкой редких алых хризантем, с роскошным, такого же цвета эксклюзивным платьем и обручальным кольцом с бриллиантами. Но, главное, с предложением руки и сердца. Вера была на семьсот семьдесят седьмом небе от счастья. Свершилось! Дождалась! Это действительно было похоже на чудо, на сказку. Но ее любимые родители не хотели верить ни в то, ни в другое.
Глава 8. Побег. Раскрытие тайны.
Девушка долго рассуждала, почему же мама с папой были так непреклонны. Что знали они, и чего не хотели, чтобы узнала их любимая дочка. Какой судьбы не желали ей? Возраст? Это было чепухой в ее понимании. Развод? У папы тоже был второй брак. Родители скрывали печальный факт от нее. Она совершенно случайно узнала об этом, но молчала. Профессия? Которая предполагала частые отъезды и встречи с роскошными женщинами всех возрастов, мастей и положений, и, как следствия, супружеские измены? Что?
Благородный, надежный, обеспеченный мужчина, который открыто заявлял о своих благопристойных намерениях касательно их дочери. О таком можно только мечтать. А некоторые, даже и не мечтают, не могут, не умеют, очень примитивно-приземленные существа... Да и не часто встречаются такие женихи. Вера терялась в догадках. Но любовь заполняла ее и бурно фонтанировала самыми светлыми прекрасными чувствами, поэтому девушка наслаждалась и жила только этими мгновениями. «Не думая ни о чем не в прошлом, не в будущем», — как писал любимый Александр Грин. Когда, «лишь настоящее, подобно листьям, приседшего под деревом путника, колышется и блестит, скрывая все дали». Скрывая все дали... Если бы знать, какая судьба ждет за ними!
После официального предложения замужества и Вериного детско-восхищенного, старомодного, вычитанного из книжек: «Я согласна! Папенька, Маменька, милые, благословите!» — девушка услышала звенящее напряженностью молчание, и предложение жениху серьезно переговорить на кухне, по-мужски.
Тогда она еще не поняла, что это окончательный родительский отказ. Кружилась по комнате в алом шелковом платье, струящимся фалдами-воланами, не забывая мимоходом любоваться танцевальным полетом в большом зеркале. Очарованно смотрела на блеск бриллиантовых огней в необычном обручальном кольце и думала, кого взять в свидетели на венчание в храм.
Но вошедшая в комнату мама, развеяла все сладкие грёзы, сказав, что сейчас Анри покидает их, и она может пойти и проститься, и чтобы никаких глупостей. Как? Куда? Зачем? Как будто тебя взяли и грубо столкнули с качелей-каруселей в красивых праздничных одеждах в грязь лицом. Куда, зачем, почему?
Несостоявшийся жених стоял в прихожей, уже одетый, осунувшийся, почерневший, с болью во взгляде.
— Верочка! Мое предложение в силе. Я тебя люблю и буду любить всегда. Но сейчас ничего не расспрашивай. Я вынужден уйти. Знаю твердо, без родительского благословения, мало что хорошего может получиться в семейной жизни. Но ты не забывай про чудеса, — он крепко обнял ее и, целуя в щеку, вложил в ладошку маленький кусочек твердой бумаги. Сейчас твоя задача: «Учиться, учиться и учиться, а уж потом, жениться», — силясь улыбнуться, обреченно произнес он.
— Всем, всего доброго, не прощаюсь, — сказал и закрыл за собой дверь.
Вера, опешившая, ошарашено стояла в молчании несколько минут, а потом повернувшись к родителям, простонала мучительно,
— Что, что случилось? Что вы наговорили такого друг другу. Что? Чего не знаю и не понимаю я? — И, обессилив от навалившегося вмиг горя, безвольно сползла на пол по стенке. Потом ее отпаивали настойкой валерианы и пустырника, папа, подхватив на руки, отнес на диван. Наливали привезенного Анри какого-то элитного коньяка, что-то говорили и обещали. Она впала в состояние равнодушного ступора, крепко сжав в кулачке заветную бумажку.
А в записке, оказавшейся рекламной карточкой отеля, где остановился Анри, был указан номер его люкса. И слово «ЖДУ!»
Глубокой ночью, когда родители уснули, Вера наспех побросала в дорожную сумку свои вещи и решительно вышла в морозную неизвестность. А родителям написала: «Простите, мои любимые! Понимаю, что вы хотите только добра мне. И ничего не понимаю. Значит сама должна отпить из этой чаши без вашего благословения. А жаль! Не забудьте, что мне уже восемнадцать!» Конечно, она и трусила, и храбрилась одновременно. Но и отваги ей было не занимать. Через полчаса такси высадило ее у частной новой гостиницы, где остановился Анри. А еще через три минуты она была в объятиях любимого, в уютном номере, где с фотографии на журнальном столике на Веру смотрела... Вера в прекрасной шляпке, какие носили в дореволюционной России.
Закроем скромно дверь, уйдем на цыпочках, не будем мешать влюбленным, чтобы не спугнуть очарование и нежность первой близости. Когда двое людей, стремящихся в страстном порыве друг к другу, как два бурлящих звонких ручейка, сливаются в восторге в единое целое, в чувственную и полноценную реку любви, без начала и конца, без конца и начала. Которая нежит и ласкает, лечит и оживляет, вдохновляет и преображает своими чистыми водами. И несет, качает, обволакивает счастливыми волнами долгожданного душевно-телесного единения.
Ночь плавно перетекла в утро, утро в день. Время застыло изящной шляпкой на девушке, изображенной на дагерротипе.
— Это моя любимая прабабушка. Ее звали, как и тебя, Вера. Теперь ты понимаешь, что я, взрослый мужчина, прошедший огонь, воду и медные трубы, влюбился в тебя с первого взгляда, с первого слова, с первого жеста. Она в нашей семье - основа чистоты, нравственности, жертвенной любви и всего возвышенного и прекрасного. Именно прабабушка завещала все делать в этой жизни только с родительского благословения. Иначе не будет счастья. Или его нужно будет выстрадать в нелегкой борьбе с искушениями, поражениями, испытав с лихвой горечь разлук и потерь.
Веруня, я прекрасно понимаю твоих родителей. Они, действительно, безумно любят тебя, хотят счастья. Ты молода, не испорчена жизнью и очень наивна. Хотя, одновременно, умна, проницательна не по годам и упорна. Знаю, ты сможешь сохранить тайну. Я ведь не журналист, и французского во мне мало. Но прошу, не задавай сейчас никаких вопросов. Со временем сама все поймешь и узнаешь. И поведение родителей, и кажущуюся нерешительность мою. Прошу, только верь мне. Верь и люби своим горячим сердцем. Остальное сделают за нас небеса и время.
А Верочке было абсолютно все равно в данный момент, кем работает Анри, кто он по национальности, какие трубы, огни и воды прошел в своей жизни. А про родительское благословение она и не вспоминала. Хотя знала, чувствовала, что ищут ее сейчас по всему городу очень активно. Но на нее таким теплым и понимающе-ободряющим взглядом смотрела светлая прабабушка Вера, что девушка закрыла глаза и погрузилась в сладостные волны нежной ласки и внимания любимого человека.
продолжение следует http://www.proza.ru/2011/09/05/415