з. 1

Я вскрываю вены чувственной скупости. Пульсирующим потоком внутреннее напряжение стремится по капиллярам и разливается по беспомощной оболочке тела. Ощущения говорят об ознобе, то срывающем вниз, к минимально возможной точке, то возвышающем до апогея, прямую линию моего дыхания. Но члены не подвижны. Взгляд же безучастен к бунту моего организма, все так же фиксирует знакомые трещины деревянной рамы окна, воздвигая из них на другом конце воображения воздушные замки немыслимой формы, придавая им движения, на которые в действительности они не способны. Пустота, казавшаяся мне столь живой, умирает, вместе с ней умираю и я. Наши полые тела заполняет  что-то другое, толчками врываясь в прозрачную грудь. Шелест газовой ромашки настигает меня, трепещущими лепестками болезненно-голубого оттенка. Я представляю, как выкипает вода, оседая тонкой пленкой на светлых потолках и уже запотевших окнах, обнажая отпечатки моих рук. Мысли, некоторое время ещё блуждают по квартире, выхватывая образы и звуки, но в безуспешном стремлении вырваться дальше, возвращаются ко мне. Обнаруживаю, что в волнении смотрю на себя. Что-то во мне изменилось. Ткань платья, столь густо, украшенная цветочным узором, теперь монотонно бела. Я робко улыбнулась и почувствовала, как внутри меня раскрылись тысячи флор, обволакивая кожу приятным теплом, как бы одобряя неловкое движение моих губ, которое с каждым мгновением, перерастало в что-то, что я уже давно забыла и потеряла надежду вспомнить.