###
«Никого нет».
«Слушай. Правда. Вот это да».
Над холмом в небе торчала дынькой почти полная луна, мутновато освещая ровный, как стол, пляжик с одинокой кабинкой для переодеваний. Справа – какой-то склад, слева вдалеке за забором свистел маневровый тепловоз, подсвечивало электричество, шевелилась чья-то работа.
А перед ними – безмолвная черная вода до горизонта. Неподвижная шхуна сияла в этой тьме, роняла капельки огней в черноту под собой. И тихо, еле слышно шевельнулась волна.
Никого.
Они спустились под намытый водой обрыв, на камни. Здесь была глубокая тень, от воды тянуло влагой. Мужчина вёл женщину за высоко поднятую руку.
Кинули сумки. Разулись, ощутили босыми ногами свежесть усыпанного мелкими камешками берега. Женщина достала шлёпанцы для купания.
«Половина третьего», – сказал мужчина, снимая с руки часы.
В темноте женщина засмеялась мелодично:
«Это ты всё тянул: хочу, не хочу!»
Мужчина шагнул вперед.
Дал воде лизнуть ему ступни. Стоял, закусив губу, расстегнув пуговицы рубахи, дышал, – а женщина, размытая полутьмой, быстро спустила брючки с бедер. Попрыгала на одной, на второй ноге и, казалось, засияла наготой своих ног.
«Давай. Давай. В море!»
Её пальцы проворно побежали по застёжкам от живота к груди. Высвободили из рубашки плечи, локти, запястья.
Выпрямилась, в одних беленьких трусах. Свежесть обняла её, сотворила бесстыдное хулиганство с сосками, – она даже глаза от удовольствия прикрыла.
Мужчина смотрел на женщину.
«Интересно: сейчас ей так же, как если бы, скажем, её обнял я?»
Он думал ревниво про этот воздух, – а она уже скатала с себя комок трусов, сунула в кучу снятой одежды.
«О-о-го!..» – Мужчина даже присвистнул.
«Ты что?»
«Так ты… Мы… Правда?.. Голышом?..»
Женщина улыбнулась:
«А кто нас видит?» – И пошла в воду.
Она шла, подрагивая голыми ягодицами с белым, будто отпечатанным на них, треугольничком – единственным, казалось, незагорелым местом на теле.
У неё даже груди были покрыты светлым, но ровным загаром.
«Тёплая!» – послышался её голос.
Тихо перебирала волнами вода, в которую она входила без раздумий.
Женщина обернулась. Посмотрела на него, круглоплечего, с волосами на ногах и руках, с белой кожей, явно не здешнего человека.
«Ну? Идёшь?»
Стягивая плавки, мужчина понял, что дрожит. Мелко, радостно дрожит телом. Ступая за женщиной по камням, предъявляя морю, небесам, луне мошонку в неряшливых кудрях, свой член, которому освобождение из одежд придало не очень скромный вид, он думал: вот так приключение! Такого не случалось с ним. Никогда. Ни разу.
Море было чуть свежее воздуха. Женщина шла впереди. Встала, поджидая его. Вода, аккуратная развратница, уже вылизывала ей середину бёдер; ещё немного, и она легко уступит воде кустик своих волос.
Он стоял, погруженный по пояс, покачиваясь, блаженствуя, когда женщина грудью мягко легла в черноту и скользнула вперед.
Мужчина поплыл, медленно раздвигая воду.
Вода была плотная. Плылось легко.
Когда камни на берегу уже не различались чётко, мужчина лёг на спину, разбросал руки, оставив глазам только луну.
Вода шевелила его, как на больших ладонях, ладони были то теплей, то прохладней. Видимо, мешались вокруг какие-то незаметные течения.
На какой-то миг он перестал думать о женщине, перестал думать вообще. Потом услышал плеск. Поднял голову.
Скользнув, перевернувшись, шевеля в тёмно-прозрачном живом стекле белеющими конечностями, подплыла русалка. Тронула пальцами: «Как? Хорошо? Всё – как обещала тебе?» – Он простонал: «Да-а-а».
Луна поднялась, рассеяв ещё шире по небу свой дымчатый ореол.
В камнях, где тьма и тень подползли прямо к чёрной воде, что-то зашуршало, стремительно двинулось.
«Крысы», – сказала женщина. – «Ночь ведь».
«Не боишься?»
Она отжимала с волос на затылке влагу. Стояла перед ним в шлёпанцах, просто, открыто, – плечи, бедра, мокрые тёмные пряди прилипли на лобке, белая полоска шрама на животе сбоку.
«С тобой – нет».
Она спокойно давала себя рассмотреть. Внезапно он перестал стыдиться себя, своей нездешнести. Незагорелого тела, заметного живота, а главное, того большого, что у него между ног – обласканного водой и необычной эротикой ночи и попиравшего теперь всякие приличия.
«Дай тебя вытру. Можно?»
Женщина вскинула руки, и мужчина осторожно коснулся полотенцем спины, подмышек, живота.
У неё было большое полотенце – целая купальная простыня. Она повернулась, подставила зад и спину, а потом неожиданно прижалась, опоясав махровым полотнищем себя и его.
Он не сдержался, обхватил и приподнял её. Женщина весело взвизгнула, уронила с ноги тапок.
«Я тяжёлая! Уронишь!»
Так и стояли – замерев, в обнимку.
Он водил ей по открытой шее ртом. Вниз, к плечу. Вверх, к мочке уха. Женщина не отталкивала. Она стала мягче в его руках, сильнее вжалась лопатками. Как магнитом притянуло их друг к другу – неправдоподобно легко, так редко бывало у него с кем-то.
Он накрыл мякоть её грудей ладонями. Сжал, отпустил, сжал, но теперь она выскользнула из рук: «Стой. Стой. Стой. Давай-ка искупаемся ещё раз…»
Женщина чмокнула его в колючую щёку: не обиделся? Это было так по-дружески, так непосредственно, что мужчина засмеялся.
«Чего ты?» – Подняла бровь.
«Просто. Классно. Так классно не бывает».
«А ты, правда, славный», – сказала она. Как медаль вручила, – за что только?
Он нашел её ладонь. Пошли в воду, взявшись за руки.
Стало ещё светлей под луной. Море ожило, покатило по всему берегу волну, другую, третью – и так же необъяснимо стихло.
«Как здорово».
«Я обещала тебе такое купание».
«Я думал, ты шутила».
«Нет. Я же сказала тебе…»
«Блин, но так поздно. Почему не раньше?».
«Так это ж ты… Всё смотрел на ту дуру, которая строила тебе глазки».
«Да не смотрел я».
«Нет?.. Не смотрел?..»
Она говорила как в трансе, смежив веки, запрокинув голову, прижимаясь к нему спиной. Он тоже закрыл глаза, их покачивало, он переступал ногами по гальке, чтобы не потерять равновесия.
Волна свежести, пришедшая издалека над водой, овеяла их, раскидала её волосы ему по лицу. Оба задрожали, мужчина сжал ей соски и промычал что-то блаженное.
Мужчина не сразу понял, что она делает, когда она расставила шалашиком ноги, оперлась рукой на камень. Женщина закусила губу. С запястья на кисть ей сполз самодельный браслетик, шнурок с деревянными шариками. Он сообразил всё, встретившись с ней глазами.
Член у мужчины был уже большой, но мягкий. Чувствуя, как чужие лёгкие пальцы освобождают головку из складок кожи, движутся в длину, трогают яички, он забормотал, что всю командировку были безумные пьянки, что спал в сутки по четыре часа.
«Тихо. Молчи». – Женщина глядела сосредоточенно прямо перед собой.
Она прижала член к мягкому бугорку у себя между ног, покачала задом, показывая дорогу – туда, где было клейко и влажно. Он задвигал навстречу ей, застонал, ощутив тепло, тесноту, глубину.
Женщина помогала снизу рукой. Мужчина двигался и становился там, рядом с её пальцами, уверенней, свободней.
Он стал бить – быстро, нервно.
Пляж, кабинка, шорохи под обрывом, вода, голый глаз луны наверху, – расширенными запальными зрачками он обегал эту пустоту и молил – не помешать им, только не помешать.
Он видел всё как будто одновременно. Женщина толкалась ему в пах ритмично, звонкими шлепками. Он видел: тянет носки, напряжены икры, белеют ямочки под коленями, груди пляшут, мягко шлёпаясь одна об другую.
Удар в удар, удар в удар с ним. Её ноги – струной. В нём уже возникла электрическая, хлеставшая обоих, дрожь.
В тишине запищал придушенный одеждой мобильник.
«Твой?» – «Твой?» – Оба застыли.
Женщина изогнулась. Вытолкнула мужчину из себя:
«Оп-па! Мой!..»
Покопавшись в вещах, выхватив телефон, она присела, сгорбилась, сжала плотно коленки, словно бы тот, кто звонил, с расстояния мог догадаться о её наготе. Мягко заговорила:
«Ты чего?.. сплю… Время, посмотри, сколько… Да, дома… Телефон отключила…»
Он отступил, чтобы не мешать. Кинул камень в темноту на какой-то звук. Тяжело дыша, пошел в море. Обмыл грудь, лицо. Отплыл, чтоб воды было по плечи.
Вода стала холоднее: чёрное прозрачное зеркало.
Женщина стояла перед ним по пояс в черноте. Подняв волосы, – ладонь над бровью, – смотрела отчаянно на мужчину.
Он протянул руку: мол, ерунда, забудь.
Женщина соступила в глубину и оказалась рядом. Обвила его, оплела ногами, повисла. В воде её тело было невесомым.
Они прижались телами, головами, возили губами друг другу по загривкам – и один вдруг вздрагивал от беззвучного хохота, и сразу подхватывал другой.
«Слушай. Там не съедят наши трусы?»
«Нет», – дрожа от смеха, шептала она в его шею.
«Съедят. Твои съедят. Они маленькие».
«Пойду так». – И хохот по телам общей дрожью.
«Прямо так?»
«Да». – Снова смеялись.
И умолкли. Можно было различить плеск волн у кромки берега.
«Знаешь. У тебя сисечки красивые, загорелые».
«Кто-о?» – «Си-сеч-ки».
Молчала. И он.
«Эй! Это ты дрожишь, что ли?»
«Это у тебя мурашки».
«Нет, ты».
«Скажи-ка лучше. Ты сюда без купальника загорать ходишь, да?»
«Конечно. Зачем он».
«Ох, как вы тут живете».
«Это море. Тут всё проще».
«Вижу, вижу».
«Слушай! Ты замерз! Пойдем. Хватит!»
Мужчина подхватил и понёс её из воды.
Он шёл, оступаясь, балансируя на камнях, одной рукой ощущая её позвонки и рёбра, другой – холодную, переливавшуюся мякоть бёдер.
«Кто-кто это? Еще скажи», – Женщина разглядывала себя, оттянула кружок на груди, выставила толстый карандашик соска.
«Сиськи». – «Перестань! Скажи, как сказал».
«Сисечки. Си-сеч-ки».
Луна растягивала светящийся ореол шире и шире по небу, погибая в своём захватническом усилии. Она таяла, а свет становился отчетливей. Обрисовалась гора, берег, далекие деревья. Хрустально прозрачной стала вода. Это был первый свет еще не вставшего солнца.
«Когда твой самолёт?»
«После обеда. В три».
«Успеешь выспаться. Везёт тебе».
«А вечером я в Москве».
«А мне на работу в девять».
«Да уж».
Под обрывом, там, где широкий, как стол, пляж примыкал к морю, сидели на камне белокожий мужчина и женщина с желтоватым от загара телом. Сидели, прижавшись ногами, переплетя руки. Подбородки в шею друг другу.
«Ну что? Теперь ты видел море?»
«Видел».
«И ночью в море купался?»
«Купался».
«И не один?»
«И не один».
Ничего на них не было из одежды. Только бёдра небрежно обвиты одним на двоих полотенцем.
«Светает. Спишь?»
«Да что ты».
«Дремлешь! Вижу».
«Нет. Укачало немного. Устал».
Мужчина, сузив зрачки, смотрел куда-то.
«Ты чего? Эй! Всё нормально?» – «Да. Да. Еще как».
«Нет, я так не могу».
«Я тоже».
Он схватил её, поднял на ноги, прямо на упавшее полотенце, прижал, держа ладонь на крестце.
Вил, крутил губами соски, вминал языком их в грудь.
А она безумствовала, вытягивая его член в струнку, возила им себе под волосами, вдавливала головой в своё мягкое между ног.
«Ах, ах», – задышала она.
Он подхватил и поставил её чуть выше себя, на плоский камень. Она поняла. Так ей было удобней.
«Ах, ах, а, а, а!» – Коленки подгибались, но он держал её, чуть наклоняясь навстречу. Пальцами вниз он пустил ладонь по женскому животу. Там мягкий горячий мысок запросился ему прямо в горсть.
Он потянул выше всю кожу, всё, что там растягивалось, дав ей приподнять член, мусолить и размазывать влагу как можно шире.
«А, а, а-а!» –. Её мелодичный голос стал глухим, хриплым. Он двигал бёдрами ей навстречу, а она толкала, толкала член сумасшедшими рывками И когда брызнуло ей по ляжкам, по ягодицам, её колени стукнулись ему в ноги.
Её било, бросало в тисках мужских рук.
«А-а! А-а! А-а!» – кричала она, кидая к губам ладонь, но тут же роняя ему на живот, скребя по нему ногтями.
Где-то за железной дорогой, на складах, приглушенная расстоянием, – «вув, вув», – отозвалась собака.
Странный, низкий звук женского голоса слышал утренний рыбак, шедший вдалеке по пустому пляжу за мысом. Звук шёл по воде. Здешний полный мифов человек, рыбак с улыбкой прислушался, повертел головой.
Потом нахмурился.
Заспешил. Вот-вот выйдет из-за горы солнце.
011 сентябрь.