Петр Иванович был весь такой из себя эталонный. Думается, что вряд ли бы вы смогли найти еще одного такого человека: примерного семьянина, надежного друга, многообещающего сотрудника, ответственного гражданина и просто замечательного мужчину. Слово «идеал» вписывается в его описание так же, как он ему соответствует, то есть – идеально!
Идеален он был во всем. Работать руками он умел в той же степени, что и головой, а головой он работал так, что люди вокруг порой сомневались, а работают ли головой они? Сделать ремонт дома – Петр Иванович творил чудеса из самых простых идей. Воспитание детей – Петр Иванович четко осознавал свою роль в данном вопросе. Позаботиться о супруге – Петр Иванович стал иконой всех замужних женщин в округе и по количеству цитат «А вот Петр Иванович…» побивал анекдоты про Чапая и Петьку. Самое замечательное было в том, что мужчины за такие цитаты на Петра Ивановича не обижались, поскольку очень уж его уважали – а как еще относится к мужику, который и советом и делом и деньгами поможет.
Но больше всего на свете Петр Иванович поражал всех своим внешним видом. Даже если на нем была одета простая майка – она сидела уж как-то по-другому… идеально что ли? Вся одежда, что носил Петр Иванович, приобретала какое-то непонятное свойство идеально подходить ко всему: цвету глаз, прическе, автомобилю, ботинкам, форме носа, очкам и т.д.
Кстати очки Петр Иванович носил только как элемент декора в своей внешности, поскольку обладал отменным зрением.
Подобное совершенство вполне себе уживалось среди обычных людей, то есть, нас с вами. Оно выполняло работу, которую делают миллионы обычных, менее совершенных людей, питалось теми же продуктами и в тех же заведениях, делало покупки в тех же магазинах… В общем, Петр Иванович несмотря на свою безупречность вел тихую размеренную жизнь вроде той, о которой мечтают многие заядлые семьянины и которой желают родители своим детям.
Так же Петр Иванович посещал различные рестораны со своей супругой. И сегодня они проводили вечер с семьей Карамзиных за уютным столиком ресторана «Венеция». Карамзиным не слишком нравилось это заведение, но в присутствии Петра Ивановича оно приобретало совсем другой вид – очень даже приятный.
Ужин радовал и глаз и вкус, беседа неторопливо текла среди звона бокалов и тихой музыки. В определенный момент мужчины встретились взглядами и кивнули друг другу.
- Просим прощения, дамы, - идеальным для подобного случая голосом сказал Петр Иванович, - но мы с Николаем Алексеевичем покинем Вас на несколько минут. Уверяю, это не надолго, вы даже не успеете заскучать.
Николай Алексеевич закивал, немного нервно и неловко встал из-за столика. Загремела тарелка и столовый прибор жалобно звякнув соскользнул и направился было к краю стола, но Петр Иванович ловко перехватил его и аккуратно положил обратно.
Мужчины удалились.
- Ох, завидую я тебе Танька, - вздохнула Карамзина. – А ты скажи, он в постели так же хорош?
- Не скажу – а то еще больше завидовать начнешь, - мечтательно улыбаясь, ответила Татьяна. Карамзина опять вздохнула и рассмеялась.
Мужчины, тем временем, решали вопросы более материальные. В уборной никого не было, потому говорил Николай Алексеевич громче, чем хотел.
- Петь, ты не подумай ничего. Не для себя прошу – для семьи. Сам понимаешь, бывает такое… Я отдам, обязательно отдам!
Петр Иванович оттирал рукав пиджака от жирного пятна, оставленного спасенным столовым прибором. Смочив, салфетку он тщетно пытался придать рукаву первоначальную чистоту. Николай Алексеевич про себя подумал, что, наверное, в первый раз видит пятно на одежде Петра Ивановича.
- Не переживай, Коль. Дам я тебе. Отдашь, когда сможешь – я же знаю твою честность и ценю тебя за это.
Слова Петра Ивановича бальзамом пролились на сердце Николая Алексеевича. Но что-то обратило его внимание – нотка недовольства в музыке голоса этого добродушного человека. И Николаю Алексеевичу стало вдруг неловко – а вдруг, Петр Иванович на него злится…. Не в первый раз в долг просит.
Дав себе зарок на будущее больше не залезать в долг к Петру Ивановичу Николай Алексеевич горячо благодарил своего спасителя. Спаситель же радушно улыбался, рассеяв всю неловкость ситуации.
Мужчины вернулись к женщинам.
Уже позже, дома, Николай Алексеевич порадовал жену тем, что скоро они купят новую квартиру подрастающему сыну. Карамзины решили отметить это событие, вспомнив молодость. Но перед этим Николай Алексеевич решил спуститься в гараж, сетуя на свою память и на забытый мобильный телефон.
Как только Карамзин вошел в гараж – и без того тусклый свет единственной лампочки резко погас и раздался грохот закрывшихся ворот. Николай Алексеевич бросился было к выходу, но сильный удар по лицу отбросил его назад. Всхлипнув и схватившись за лицо, Карамзин еще не успел понять, что происходит, как услышал до крайности знакомый голос.
- Десять с лишним лет, Коля, десять с лишним лет! Я так старался, я прикладывал неимоверные усилия... Я! Я знаешь, как эти десять лет старался, Коля? Да тебе и не снится даже! Тебе же по херу! Тебе плевать на усилия другого человека, мразь ты мелочная!
Голос был знакомый, и не узнаваемый. Пропала музыка, остался срывающийся, задыхающийся от возмущения ржавый звук.
- Коля! Колян! Ты даже не представляешь, какой позор для меня, Колян! Ты ведь даже не соображаешь, что ты натворил! Тебе ведь, гнида, мозгов не хватает! Вам тут всем мозгов не хватает! Ты понимаешь вообще, о чем я?
Карамзин ответил не колеблясь, считая, что происходит какая-то ошибка.
- Петь, ты чего? Я не понимаю, что ты творишь?
- Я ж так и знал, уродец ты мелкий!
- Петь, ну если надо, я не буду просить у тебя эти деньги. Петь, это все деньги?
Громом раздался смех. Скрипучий и противный до боли в зубах.
- Я же говорю, что думалка у тебя не работает ни хрена! Нет, Коля, не в деньгах дело! Я их еще заработаю, ты даже можешь и не отдавать их! Я ведь ничего не потеряю! Дело в другом, соседушка.
- Петь, ты пугаешь меня. В чем дело?
- В пятне дело, Коль! В ПЯТНЕ! ПЯТНО! НА! МОЕМ! ИДЕАЛЬНОМ! ПИДЖАКЕ! ГРЕБАННОЕ ПЯТНО, КОЛЯН!
В лицо Николаю Алексеевичу летели брызги слюны и веяло не совсем приятным запахом.
- Пятно? – жалобно спросил Карамзин. – Какое пятно?
- Ты, ублюдок неповоротливый, свинья жирная, своим растолстевшим брюхом и из-за отмершего мозжечка СВАЛИЛ ВИЛКУ! А я эту вилку, любезнейший боров, подобрал! ПОДОБРАЛ ТВОЮ, БЛЯТЬ, ВИЛКУ!
Голос звенел колоколом, и колокол тот по ходу дергал пьяный звонарь.
- А вилочка эта была в соусе! А соус был жирный! И МОЙ РУКАВ ТОЖЕ СТАЛ ЖИРНЫМ!
- Петь… Петь… что ж в этом такого… подумаешь? – пытался оправдаться Карамзин, не совсем понимая, в чем же он оправдывается.
- Я тебе объясню в чем, дебил, - многообещающе прошептал голос, а затем опять загромыхал звуками чугунолитейного завода. – В ТОМ, ЧТО ДЕСЯТЬ ЛЕТ, СУКА, Я, ПЕТР ИВАНОВИЧ, ХОДИЛ В ИДЕАЛЬНО, СУКА, ЧИСТОЙ ОДЕЖДЕ! И ТЫ, ПИДАРАС, МНЕ ВСЕ ИСПОРТИЛ!
Николай Алексеевич сдавленно охнул от еще одного удара. От боли он не мог ни кричать, ни говорить, ни даже дышать.
- И теперь ты, Колян, мне за это ответишь! Ты понимаешь, что я шел несколько кварталов светясь этим пятном перед ВСЕМИ!
- Петь, да никто ж не обратил внимание, наверное…
- Не обратил? ВАСЮКОВЫ МНЕ ПОСОВЕТОВАЛИ ХИМЧИСТКУ! ТЫ ПОНИМАЕШЬ? МНЕ – В ХИМЧИСТКУ!
- Петь, но ведь это пятно всего-лишь… охххх…
Ударов в этот раз последовало несколько.
- Ты стал моим позором, Николай Алексеевич, а позора я не прощаю. Ведь позор – это ПЯТНО НА РЕПУТАЦИИ! ЕЩЕ! ОДНО! ДОЛБАННОЕ! ПЯТНО!
Каждое слово сопровождалось ударом. Били чем-то деревянным, видимо, битой, поскольку от каждого удара Карамзин чувствовал, что внутри него ломаются кости и лопаются органы.
- А пятен с меня на сегодня хватит!
И последнее, что слышал Карамзин – это удивительно идеального звучания хруст.